— Плата за грехи велика есть!
Не стало и Большого Острова, где россы дали сражение иудейскому царю, как не стало и малого хазарского оселья, где жил старый друг Радогостя. И молодой хазарин, бывший при нем, впал в отчаяние, не зная, куда пойти. И тогда сказал каган Руси:
— Беру тебя в свою дружину. И да будет имя твое Ратмир!
И обнял молодого хазарина и подвел его к Мирославу и сказал весело:
— Встречай нового отрока, воевода, и выдай ему меч росский, и щит красный, и кольчужку серебряную!
Приняла Великая река Святославовы лодьи, и встречной высокой волной окатила, как если бы испытала силу россов: не ослабла ль в походе, не притупилась ли? И вынуждена была признать: нет, не притупилась, не ослабла, и благости в себе не утратила и любви и уважения к сущему тоже… И то ладно. Иль можно сохранить в себе душу своего племени, если вдруг оборвется связь с сущим? Теперь уже и самый легкоумный в войске знал, нет, нельзя. Не то ли случилось с хазарами, почему они утратили в себе и уж не обретут?.. Отринувший свычаи дедичей иль восстанет снова? Не теплом тела, но теплом души жив человек.
Никто не мерил, сколько поприщ прошли по Великой реке, а только когда оказались на самом крутом изгибе ее, где она сближается с Танаисом, то и причалили к берегу, на котором встретили их буртасы, кочевья которых раскиданы по илистым распадкам. Буртасы помогли россам, и вот уж их лодьи заскользили по водам Танаиса, а чуть погодя приткнулись к песчаному мысу, откуда открывался вид на Саркел, крепость, огороженную высокими каменными стенами. Ставлена крепость была иудеями еще во времена благоверных киевских князей Аскольда и Дира. Против них и ставлена, чтобы держать в постоянном напряжении грады и селища Руси. Так, может статься, и захирела бы Русь-матушка, отрезанная от Ромейского царства и других державных земель, когда бы не обладали те князья высоким, сквозь леты прозревающим разумом. Они не позволили чужеземцу стронуть в душе у росса, ослабить дух его. Сами не однажды подступали с дружинами к той крепости, и, коль была бы на то воля Богов, то и взяли бы ее штурмом. Но, видать, тогда не приспело еще время. Отпущенное свыше не определяемо земными помыслами, но провидением Божьим. И, если уж отпущено было пройти Руси чрез боль и унижение, то и свершилось по сему, зато и укрепило ее и возвеличило меж другими царствами.
Россы, укрыв лодьи в широкой пойме, густо заросшей тальниковыми зарослями, поднялись на песчаные террасы, тут и встречены были конными ватагами бродников. Слух в степи быстрее ветра, потому и понаехали из самых дальних поселий, прослышав о продвижении войска Святослава, сыны вольного Поля, принявшие учение Христа из рук святого Кирилла, они не только были славными воинами, а и верными своему слову, и Святослав с уважением относился к ним, и со вниманием выслушал их, и не отказал им в их желании пойти с россами на Саркел.
— Да будет так! — сказал Великий князь Руси и разбил войско на три крыла и повелел им взять крепость в клещи. Там теперь, по словам бродников, сидели пайнилы, из тех, кто в свое время принял иудейскую веру, сами же иудеи, а вместе с ними и агаряне уже давно покинули Саркел.
Войско миновало широкую луговину, покрытую высокими сочными травами, после чего углубилось в густо заросший осинником и ольхой темно-коричневый лес, изредка обходило глазастые пятна таежных озер, близ которых были раскиданы поселья бродников. Ближе к вечеру войско подошло к крепости. Святослав со светлыми князьями и воеводами, не мешкая, объехал Саркел, мало обращая внимания на тех, кто стоял теперь на стенах и кто с обычным, ничем не прикрытым интересом, а кто и с ненавистью в прищуренных глазах наблюдал за победителем иудейского царя, и остался доволен расположением войска, сказал с удовлетворением в голосе:
— Теперь уж отсюда никого не выпустим. Город закрыт!
Седмицу простояли россы под Саркелом. Святослав отказался от приступа, не желая терять людей. К тому же он знал, сколь нетерпеливы пайнилы, тем более что они держали в крепости коней, которых надо было чем-то кормить. А как сказывали бродники, кормить-то их в крепости было нечем. А что может быть страшнее для степных людей, как не бескормица, способная в считанные дни оставить их безлошадными? И случилось так, как и предполагал Святослав. В начале второй седмицы распахнулись ворота крепости и оттуда выехало с десяток пайнилов во главе с канг-ёром, храбрейшим из храбрейших, они вели себя спокойно, зная про благородство князя россов. И прокричал храбрейший звонко и горделиво, что готов драться с тем, кто равен ему по силе духа. Авось да найдется таковой? Святослав усмехнулся и уж готов был отъехать, не обращая внимания на вызов канг-ёра, но россы вдруг тоже возгорелись, а пуще всех воспылал гневом Атанас, умоляюще говорил Святославу:
— Дозволь, княже, поучить маловера?..
Святослав долго не соглашался, но Атанас был упрям и, в конце концов, противно своему естеству, однако в полном согласии с настроением притомившегося от безделья войска, он дал согласие, и Атанас натянул на плечи кафтан с нашитыми на него железными бляхами и ступил ногой в круглое сарматское стремя. Рослый конь под ним слегка прогнулся, но тут же и совладал с тяжестью ноши и загарцевал на месте. А скоро и поскакал встречь канг-ёру. Схватка не была долгой; обломались копья о панцирную сетку, и воины взялись за мечи. Ловчее оказался могучий росс и рассек своего противника едва ли не до седла, и — победно вскинул вверх руки.
В тот момент, когда началась схватка двух храбрецов, из крепостных ворот на резвых еще конях выехали тысячи пайнильских воинов и поскакали встречь россам. Святослав предполагал, что все так и произойдет, и заранее построил росский ряд, как это всегда делал, и теперь встретил пайнилов копьями наперевес и сбил их с пылу, смял и следом за ними, враз растерявшими воинскую удаль, ворвался в крепость. И, в сущности почти не встречая сопротивления: пайнилы не привыкли драться в тесноте узких улиц, к тому же они только что потеряли вождя, и увидели в этом недобрый для себя знак, и теперь не помышляли об успешном завершении сражения, — россы овладели крепостью. Потом был суд над оставшимися в живых пайнилами. Святослав не захотел испортить праздник суровым наказаньем хотя и повинных пред Русью, и отпустил их с миром, наказав приходить в росские города с добрыми намереньями, не с мечом. В тот же день крепости вернули прежнее ее имя, и стала она прозываться, как во времена дедичей, Белою Вежей.
И была велика радость, что свершилось столь долго вынашиваемое в сердце росского человека, и сделался он свободен, как во времена отчичей, и земля родимая, которая начинается отсюда, от Белой Вежи, теперь не истаптываема вражьими воинами, и она как бы вновь обрела себя и воссияла в лучах полуденного солнца, вдруг растолкавшего серый сумрак и возгоревшего ярко и домовито, как бы радуясь за своих детей.
Святослав вместе со светлыми князьями и старейшинами, сам того не чая, оказался в центре людского круга, и всяк смотрел на него с надеждой, словно бы ждал от него чего-то… И воскликнул нетерпеливый Удал:
— Княже! Прежде, чем мы подымем заздравные чаши во имя великой победы нашей, мы хотели бы услышать от тебя слово вещее, достойное Руси — матери и сынов ее.
Про то же говорил и князь дреговичей Мирослав, и другие мужи росские, и была просьба их поддержана воинским кругом, и Святослав не мог отказать им и сказал про то, что у него на сердце, а там было спокойно и уже ни к чему не влекуще в пространстве, как если бы он достиг всего, чего в силах был достигнуть человек, он сказал:
— Много дней и ночей, теряя в сражениях братьев по духу, родичей, провели мы в этом походе, но никто не дрогнул, мы были едины в своих помыслах и свершениях, и это помогло нам выстоять и, в конце концов, одолеть сильного противника, мнившего про себя, что он равен Богам. И за то слава россам, живым и мертвым! Слава тем, кто уже не посетит наш пир, но останется в сердцах наших и в сердцах тех, кто придет после нас на отчие земли и возрадуется, оглядев их все разом, осиянные Божьей благодатью! Слава всем вам, узрившим лик Победы! Слава Руси — матери! И да будет путь ее в грядущее чист и светел. Я верую в народ росский! Верую истово и горячо! И да будет стоять он неколебимо про меж других народов, памятуя про деяния прадедов!