- Что - тяжба? –кивая на брата, спросил он.
Купец, не отвечая,только молча мотнул головой.
- Я чем-то могупомочь?
- Вряд ли. Я ведь нестол у него просить пришел!
- А что же?
- Да так… Одолжилденег одному ростовщику, через которого Великий князь киевлянам под процентыденьги дает, а тот возвращать не желает. Думал, через твоего брата на негоподнажать, а он, вишь, даже слышать меня не хочет!
- Д-да… - покачалголовой Мономах. - И много одолжил?
- Много-не много – авсё деньги!
- Ну, ладно! Не могуя тебя, так ты меня - выручишь?
- Я? Тебя?!
- И даже не меня, а –всю Русь!
- Да я, да… -засуетился купец.
- Погоди, тут делонепростое, я бы сказал, даже опасное, – остановил его Мономах. – Так что, неторопись с ответом. В Степь надо идти. И даже не идти, а ехать, - покосился онтуда, где уже исчезла точка князя-изгоя. - Как можно быстрее! Сможешь?
- Конечно! – кивнулкупец.
- И не сробеешь?
- А что мне бояться?У меня охранная грамота от главного хана имеется. Никакой половец меня дажепальцем не тронет!
Мономах горькоусмехнулся, слыша эти слова. Для него они не были новостью. Набеги - набегами ивойны - войнами, а купцы обеим враждующим сторонам нужны были всегда. Кому-товедь нужно сбывать награбленные товары и кому-то продавать взятых в плен мирныхжителей…
Сам этоткупец, насколько было известно Мономаху, никогда не занимался такими делами.Считал это не Божьим делом, и что богат только тот, кто в Бога богатеет. Тоесть, и зарабатывает честно, да еще и делится своим богатством с другимилюдьми. И правильно делал. Но в то же время, он, как никто другой, он умелдоставать то, что очень любят ханские жены: всякие редкостные ткани иблаговония. Да и самого главного хана не забывал почтить дорогими подарками, аиногда выполнял его тайные поручения в Константинополе и латинских странах.
Но тут было делоособого рода… И требовалось честно предупредить такого человека о возможнойопасности.
- Половец-то, может ине тронет, а вот сам хан… - вздохнул Мономах.
Он отвел купцав сторону, и вкратце рассказал о том, что было на встрече со Святополком. Началсо своего предложения всей Русью выступить в Степь, и закончил предложенной имхитростью с Корсунем.
Польщенный вниманиемсо стороны славного переяславльского князя и особенно его доверием, купец дажене замечал, что их разговор подслушивал подкравшийся к ним и притаившийся зараскидистым дубом юноша в дорогой шубе, собольей шапке и отороченных мехомсапогах.
- Ну как, берёшьсясъездить в Степь и передать эту ложную весть? – сказав все, что посчиталнужным, спросил Мономах. – За труды заплачу, не обижу! Сколько хочешь?
- Да будет, князь, яи так съезжу! - махнул рукой торговец. – Мне за то любой наш купец спасибоскажет. Ведь половцы нам, как кость поперек горла стоят. Не будет их – безопаски и с ромеями, и с арабами торговать станем! Я и сам тогда куда болеполучу, чем на своем киевском деле потеряю! – показал он глазами на Святополка.
- И с братомпоговорю, решу твое дело! – пообещал Мономах. – В накладе не оставлю!
-Вот видишь? Ну, как с тебя после этого деньги брать? К тому же, ты сам сказал,для Руси это надо. А это все равно, что родной матери в беде или болезнипомочь, а потом затребовать с нее денег! Так что, князь, сделаю все, как велишь!
Купецклятвенно прижал ладонь к груди, желая заверить Мономаха, чтобы тот несомневался, но в этот момент раздался вскрик схваченного игуменом за ухо иподведенного к князю отрока.
- Это еще кто таков,откуда? – нахмурился Мономах. - Подслух?
- Нет, я… - захныкалотрок.
- Сын мой! –подсказал купец и знаком попросил игумена отпустить парня.
- Как звать? – мягчея,спросил Мономах.
- Звенислав, восвятом крещении Борис! – с готовностью ответил отрок.
В далекомКиеве послышался удар колокола, и он, повернувшись на него, благоговейноперекрестился.
- Хорошийотрок, богобоязненный! – сразу успокоившись, одобрил игумен и отошел в сторону.
- Он –всегобоязненный! - с горечью махнул купец и строго спросил сына. – Ты что этотут делал? Подслушивал?!
- Я не хотел…я только…это не нарочно… - забормотал отрок, испуганно пятясь от отца.
- Все! Поедешьсо мной в Степь! – остановил его тот.
- Как! Ты исына с собой возьмешь? – удивился Мономах.
- А куда еготеперь девать? – пожал плечами купец. – Не оставлять же мне его здесь! Да и ханскорей поверит, увидев, что я родным сыном рискую!
Лицо отрокапозеленело и перекосилось от страха.
Мономах заметил это ипожалел его.
- Может, все-такилучше оставить его тут?
- Да нет, прости,княже, я лучше знаю своего сына! Он и тайну подслушанную растрезвонить может, ивообще пора учить его мужеству! Сейчас отправлю домой обоз, который оставил тутрядом, в двух шагах, а после, на двух лошадях, мы быстрей ветра домчим доглавного хана. Тем более, он сейчас невдалеке, вместе со всеми другими ханамиотмечает конец зимних набегов!
Купец поклонилсяМономаху, повернулся к Звениславу и строго сказал:
- Сбегай к обозу ипередай, чтобы немедленно отправлялись в обратный путь без меня! Да! И без тебятоже! – приостановил он, со всех ног бросившегося передавать этот приказ, сына.- И быстро назад. Одна нога там, а вторая тут!
6
- Ай-ай, какаяоплошнос-сть Мономах-ха! – покачал головой Белдуз.
Пир, на который, поприглашению главного хана Ороссобы, собрались почти все половецкие ханы, был всамом разгаре, когда ковровый полог стремительно распахнулся, и в шатер вошелмаленький коренастый степняк в серебряном наличнике.
Огромныебогатыри-телохранители, не рискуя даже приостановить его, только склонили передним могучие шеи.
- Белдуз! Хан Белдузпришел! – послышались одновременно приветливые, испуганные и мстительныеголоса.
Вошедший, снявналичник, почтительно поприветствовал сначала главного хана, затем – всехостальных. После этого он занял одно из самых почетных мест и, с нескрываемымвызовом, огляделся вокруг.
Посреди шатра,в сложенном из степных камней очаге тлел священный огонь. Ороссоба, старый,высохший, как осенняя степь, сидя на высоком войлоке, не отрываясь, смотрел нанего, и словно не слышал, как участники пира хвастаются друг перед другойзахваченной этой зимой в русских землях добычей.
Все временно,все тленно в этом мире! – говорил его застывший, отсутствующий взгляд. -Превратятся в прах и шелк, и ковры, состарятся молодые рабы и рабыни, потеряютсвой аромат самые изысканные благовония, а приятно отягощяющее ладонь золото извонкое серебро перетекут неверными ручейками в реки иных времен и моря чужихсудеб…
Ничто, казалось, ужене волновало в этом мире человека, по мановению одного пальца которого моглаожить и прийти в движение вся бескрайняя Степь.
Но разговор опоявлении на пиру Белдуза сразу дошел до слуха главного хана.
Он поднял глаза,следуя оживающим взглядом за синей струйкой дыма, которая уходила в отверстиепосреди крыши, и властно опустил их на вошедшего хана.
- Почему сразу неприехал на мой зов?
- Не с-смог, хан.Прости, были дела поваж-жней пира! Но на второй, как видишь, откликнулся сразуи даже загнал двух коней! Что случилось?
Ороссоба хотелпогневаться, что Белдуз осмелился опоздать на его пир, тем более, что такое ужебыло и не раз. Но, решив, что видать, у того, и правда, были серьезные причины,мысленно махнул рукой на его ослушание.
- Да вот! Приехалсначала этот, - кивнул он на сидевшего среди половцев князя-изгоя. - Говорит – руссына Степь хотят идти!
- Рус-сы? На нас-с? –забыв от удивления про обычай, запрещающий младшим переспрашивать старших, неповерил Белдуз.
- Да никогда они непойдут на Степь! – раздались уверенные голоса.
- Чтобы они вышлииз-за своих валов?
- Оставили города?
- Да речныепереправы?..
- Тихо! – властноподнял руку главный хан и, показывая на купца, продолжил: - А потом прискакалэтот. И говорит, что Русь действительно готовится выступить в поход этой весной.Но вовсе не на Степь, а на богатый град Корсунь!
- Дозволь спросить,хан!
- Спрашивай!
- И что же вы решилиделать?
- А мы еще не решили.Мы только решаем, как нам поступить, – сцепил кончики пальцев, унизанныхперстнями с драгоценными каменьями, Ороссоба. - Предложить ли руссам богатыйоткуп или, пока еще есть время, уйти в самую глубь Степи, куда не дотянутсядаже копыта их быстрых коней.
- Трус-сы! -злобно прошипел Белдуз своему соседу. – С-сначала разузнать все, как с-следует,надо, а уж потом решать!
- И что ты жепредлагаешь? – усмехнулся тот, грызя баранью лопатку.
- Еще не з-знаю!- огрызнулся хан и громко сказал Ороссобе: - Дозволь мне с-самому с-спроситьэтих руссов!
- Да они и так уже,вроде бы все сказали, но если хочешь – спрашивай! – разрешил тот и предупредил:- Но помни, это – мои гости!
Белдуз согласнокивнул и обратился к изгою:
- Скажи, князь! Тыс-своими ушами с-слышал то, что произнесли твои ус-ста?
- Да, хан! Конечно! –клятвенно стукнул себя в грудь князь.
- И от кого ж-же?
- От самого Великогокнязя и Мономаха!
- Где? - продолжалдопытываться Белдуз.
- На их съезде!