каркать сюда приехал?
- Нет. Предупредить.Он-то, еще, люди говорят, не ушел отсюда совсем. Бродит всё где-то. Но ни водну весь не зашел. А вы по лесам хоронитесь! В лучшем случае, с одного тайногоместа в другое перебегаете!
- Это ты к чему? –насторожился старик.
- А ты до сихпор не смекаешь? Давай-ка, отойдем в сторону…
Онфим спешился и,уводя деда Завида от сугроба и любопытных ушей мальца, стал что-то втолковыватьему.
Вернулся дед совсемдругим - растерянным – и слегка виноватым.
- Да, твоя правда,как же я сразу об этом не подумал? Дырявая моя голова… Совсем стар стал! –беспрестанно вздыхал он, и уже совсем миролюбиво спросил: - Про нас-то узналоткуда?
- Очень просто, -вновь забираясь на коня, ответил Онфим. - Славко сказал!
- Славко-о? – вновьпострожел голосом дед. - Где ты его видел?
- Да у него дома. Онтам меня чуть отцовским ножом не убил!
- Как это – не убил?!
- За хана Белдузапринял! Он ведь его в вашей веси ждать остался.
- Вон оно что! -протянул дед Завид. - Ну, я ему теперь дождусь!..
Но Онфим неожиданнозаступился за Славку:
- Да будет тебе!Такого не пороть – беречь надо. Смышленый парень. Был бы княжеского рода –великим князем бы стал! А из купеческого, так купцом, равных которому нет вовсем свете! К тому же, вырастет еще немного, тебе замена будет! Все дед,некогда мне боле! А то Мономах не посмотрит, что я задержался, дабы выручитьего бывшего воина!
- Воина… Мономах… -внезапно влажнея глазами, повторил дед Завид и, заметив, что все это видитмалец, строго наказал ему обойти все сугробы с людьми и сказать, чтобы скорейшли к нему. А затем сбегать в весь и узнать, нет ли там половца, а Славкупредупредить, что он запорет его досмерти, если тот опять будет искать ханаБелдуза.
Первыми из сугробавыползли женщины-подруги. Песня, вырвавшись на свободу, набрала, было, полныйголос… Но тут же, под строгим взглядом деда Завида сникла и, словно напоминаявсем, что опасность, оказывается, еще не миновала, зазвучала еще тише, чем из-подснега:
Дым пожарищ,как туман-н-н-н…
Далетает сытый вран-н-н!..
7
- Что?! – в ужасепереспросил он. – Ты… уверен?
Как ни спешил дедЗавид скорее покинуть ставший опасным лес, как ни торопила его Милуша, а уйтисразу не удалось. Он так разбросал по берендеевым чащам людей, чтобы хоть кто-нибудьостался в живых, так строго наказал не откликаться ни на какой шум, что малецсбился с ног, пока собрал всех вокруг деда Завида.
Одна старушка так иосталась под сугробом. То ли задохнулась под ним. А может, смертный час ждал ееименно здесь. В любом случае, дед Завид решил пока не трогать ее, а как всеуспокоится, вернуться за ней и похоронить на кладбище по-христиански.
Малец, выполнивпервое поручение, даже не передохнув, бросился выполнять другое. Вскоре онпревратился в точку, а после и вовсе исчез из виду.
Вслед за нимдвинулись и остальные.
Смерть старогочеловека – естественная вещь. Оставшиеся старушки с женщинами коротковсплакнули. И дальше шли, уже радуясь, потому что и не чаяли увидеть этотобратный путь.
Дед Завид, задетый замолодые струнки памяти словами Онфима, на ходу рассказывал, как воевал вотрядах нескольких князей, но больше всего - про Мономаха.
- ВладимирВсеволодович мог бы сейчас и великим князем быть! – убежденно говорил он. – Дане захотел нарушать завет, данный Ярославом Мудрым передавать главный стол неот отца сыну, а старшему в роде. Уступил Киев Святополку. И правильно сделал.Иначе, вся Русь стала бы тогда Нежатиной Нивой.
В который раз поведавпро битву, в которой сошлись в страшной схватке сразу несколько князей, и двоеиз них смертно легли на поле боя, а сам он потерял руку, дед Завид продолжал:
- Мономах всегдазнает, что делает. Боже, упаси ослушаться его когда! Ведь он, дай, Бог, памяти,стал князем, когда был чуть старше Славки и вот уже лет сорок, как князь. Икровь в нем особая – с одной стороны, Рюриковичей, а с другой - византийскихимператоров!
- Дед, а что ты самвсе время делаешь то, за что нас ругаешь? – вдруг с лукавинкой спросила статнаяженщина, подталкивая локтем худую.
- Что именно? –вскинул на нее лохматую бровь дед Завид.
- А вот – «дайБог памяти», «Боже упаси» - божишься! Ты ведь сам говоришь – это грех!
- Правильно,грех поминать имя Божие всуе. Но я совсем не божусь, глупая! Вот-те крест!
- А что же сейчасты тогда делаешь? – поддерживая подругу, усмехнулась худая.
- Ох, вернолюди говорят – кого Бог хочет наказать, того в первую очередь обделяет разумом!– покачал головой дед Завид и значительно поднял указательный палец. - Я насамом деле к Богу так обращаюсь. И если хочешь знать, этим тоже Мономахуобязан! Однажды услышал его разговор, прислушался и понял - уж, коль он, князь,все время молится и каждую мысль Богу вверяет, то каково же тогда быть мне,простому смертному?!
Дед Завид принялся идальше говорить о Мономахе, о том, что всегда было туго на Руси, потому что дополовцев были торки, до них печенеги, а там сказывают – какие-то скифы… Нотеперь его слушали только старавшиеся не отставать от него старушки да малыши.
Милуша всем своимсуществом уже была в полуверсте отсюда, куда еще предстояло дойти, и ничего неслышала, не видела вокруг.
А женщины-подруги,когда опасность миновала, неожиданно принялись за старое.
- Ты что этоменя все с тропы сталкиваешь? – вдруг подала недовольный голос худая.
- Я тебя? -возмутилась статная. - Да это ты мне идти не даешь!
Обиженно сопя,они прошли еще немного и вдруг стали сожалеть о прощенных друг дружке долгах.
- Ты это… - первой,как бы невзначай, начала статная. – Полмеры зерна все-таки мне верни!
- Ладно, - с вызовомсогласилась худая. - Но тогда и ты мне корзину брюквы отдай!
- Слыхали, я ейполмеры, а она целую корзину!
- Цыц! – прикрикнул,гася разгоравшийся, было, спор дед Завид. - Вон, кажется, наш малецвозвращается.
Вдалеке, действительно,опять показалась точка, которая, обежав почему-то одно место в поле кругом,вскоре превратилась в тяжело дышавшего мальчугана, вставшего, как вкопанный,перед людьми.
Лицо его былобледным, как снег.
- Ты что –поморозился? – встревожился дед Завид.
- Да нет!
- Половцы ввеси?
- Тоже нет!
- Ну, слава Богу! –дед Завид перекрестился и, почти до земли, поклонился в ту сторону, гдекогда-то стояла церковь. – Тогда уже можно идти и быстрее! Славке передал, чтоубью?
- Нет, не передал! –всхлипнул мальчишка.
- Как это не передал?Он что побил тебя?
- Не-ет…
- Тогда -почему?!
- Потому что егосамого убили-и!
- Как это – убили? –охнул дед Завид.
- А вот так! Весьпол, овчина в крови, а его самого – нет!
Услышав такуюстрашную весть, женщины и старухи завыли в один голос.
И еще, дед… -покосившись на Милушу, умоляюще потянул старика за рукав малец. - Отойдем всторону, мне тебе еще пару слов по секрету молвить надо!
И подражаяОнфиму, который отводил деда Завида для разговора наедине, малец стал говоритьему то, от чего теперь уже лицо самого старика стало белеть прямо на глазах.
- Что?! – в ужасепереспросил он. – Ты в этом уверен?
- Да-да! - частозакивал малец. - Я сам видел!
- О, Господи! Вотправда люди говорят, пришла беда – отворяй ворота!
Дед Завид нашелглазами женщин и поманил их к себе рукой:
-Эй, вы! Быстро сюда!
Женщины, подошли,ожидая, что сейчас им будет нагоняй за то, что начали ссору в такойнеподходящий час. Но дед Завид шепотом сказал им такое, от чего они не то, что завыли,а, схватив себя ногтями за щеки – заголосили во все горло.
- Цыц! – как никогдагрозно, прикрикнул на них дед Завид. – Идите и делайте, как я велел, пока онасама туда не дошла!
Женщины испуганнозакивали, и, догнав продолжавшую с плачем и рыданиями идти Милушу, вдругподхватили ее под руки и повели в сторону…
8
И только тут доСлавки дошло. Только сейчас его осенило.
Понурые, словно складбища, после похорон самого дорогого человека, возвращались люди в Осиновку.
Трех человек недосчитались из двадцати. Бывало, что счет оказывался и, наоборот, – из двадцативозвращалось всего трое. Но тут все было, как-то не так… Может, потому, что и набега-тоне было?..
Старушка - ладно, онаотжила свое и пошла, по заверению деда Завида, как гонимая от безбожныхязычников, прямо к Богу.
Но – Славко… И неуспевший даже надышаться земным воздухом малыш, словно в насмешку названныйбогатырским именем – Добрыня…
Люди шли иплакали.
На Милушустрашно было смотреть. Уронив руки, она бессильно болталась в объятьях ведущихее женщин.
Ох, и любили,оказывается, все тут Славку! И Милушу тоже любили.
- Ну и что, чтобедовый был? – только и слышалось кругом. – Что с того, что озоровал?
- Зато добрый!
- Мне однажды, когдаумирали с голоду, зайца на порог кинул. Стукнул в дверь и бежать. Выхожу, а напороге – его следы…
- Сиротой рос…
- А Милуша бедная,сама теперь, как осиротела…
- Как мужу-тосвоему скажет, что не уберегла сына?
Дед Завид шел, низкоопустив голову, и сокрушался: