- Я ведь за каждуюдушу в ответе здесь! Господи, что я теперь скажу Тебе? Какой ответ дам наСтрашном Твоем Суде?..
Увидев возвращающихсядомой жителей, Тиун встретил их громким радостным лаем.
Дверь дома Милуши тутже распахнулась, и из нее вдруг высунулся… Славко.
- Цыц! Окаянный… - накинулсяон было на Тиуна и осекся, увидев застывших перед ним людей. – Как… вы?!
- Ты?! – в один голосвыдохнула толпа.
- Живые!
- Живой!!
Дед Завид потянул ссебя шапку и стал креститься прямо на небо:
- Слава Тебе,Господи! Хоть за одну душу, да все меньше отвечать придется! Жив! Жив!! –бормотал он, пытаясь протиснуться сквозь кольцо людей, обнимавшихрастерявшегося Славку и через головы погрозил ему кулаком. – Но все равнозапорю… убью ослушника!
- Хоть ты жив… -прижимая Славку к себе, чуть слышно прошептала Милуша и вдруг заголосила: - А ясвоего – потеряла-а-а!
- Когопотеряла, – похолодел Славко, - мужа?!
- Какого мужа– сыночка! Добрынюшку!..
- Как? Где?!
- В поле!Лиса его съела…
- Какое поле? Какаялиса?!
И только тут доСлавки дошло. Только сейчас его осенило.
Он метнулся вдверь и сразу вернулся с поднятым прямо из люльки Милушиным сыном.
- Да вот же он - твойДобрынюшка!
- Сынок! – только иохнула, оседая на снег, Милуша. – Живой…
- Живой! – загомониливсе вокруг.
- Живее не бывает! -подтвердил Славко, высоко поднимая над собой хлопавшего глазами спросоньямалыша. – Было дело, лиса, и правда, уже собиралась загрызть его, да я ее -ножом! И все тут! А его – сюда…
Милуша – и откудатолько силы взялись – резво вскочила на ноги и бросилась к сыну.
- Да что ж ты его наветру голым держишь?! - закричала она, выхватывая из рук Славки сына и прячасебе под шубу.
- Эка, когда нашлабеспокоиться, что простынет! - только и крякнул дед Завид.
- Сыночек мой!Добрынюшка! – плача, принялась восклицать Милуша, а потом, со словами:«Отмолил, отмолил, дедушка!» - стала обнимать и целовать деда Завида, сына,наконец, Славку.
Тот даже немногообиделся, что она начала не с него. Ведь это он, а не кто-то другой вернул ейцелым и невредимым сына!
Ты это, Милуш… -виновато пробормотал он. – Я там у тебя всю клюкву забрал. И еще – пряник мываш с Добрынюшкой, съели…
- Какая клюква, какойпряник? – ничего не понимая, уставилась на него Милуша.
- Пряник Онфим отмужа твоего в гостинец привез, – принялся объяснять Славко. - А клюква – это ячтоб кровь из нее сделать…
Дед Завид громкокрякнул, услышав про кровь, но, решив не портить праздник ни себе, ни людям,только махнул рукой и отправился в ближайшую рощу – за конем.
Славко после егоухода почувствовал себя настоящим героем.
Милуша с сыномубежала к себе домой, а он принялся рассказывать охающим на каждом его слове,старухам и женщинам, о том, что было с ним после того, как он ушел на рекупроверять верши.
Малец и все остальныедети смотрели на него с немым восторгом, как на богатыря Илью из Мурома,который после ратных трудов стал монахом и недавно почил в Лавре стольногограда Киева, и как на живущего еще боярина Мономаха – Ставра Гордятича, окотором уже поют былины калики перехожие…
Увлекаясь, Славко,как мог, приукрашивал свой рассказ.
Налим у негостал огромным, в три аршина сомом, который пытался утащить его в прорубь, итолько после долгой подводной борьбы, ему удалось вытащить его обратно на лед.
Голову бросившегосяна него глупого половца он ухитрился сунуть в пасть сому, и тот отгрыз ее, дажене подавившись!
Стрелка, метившего внего, а попавшего в сома, он убил его же собственной стрелой.
Затем запрыгнул наего коня и стал уходить от погони, то и дело оборачиваясь, и показываяразъяренному хану Белдузу язык… Он хотел заманить так половецкий отряд вболото, а потом, оставив его там погибать, самому вернуться за сомом и привезтиего сюда, но…
Трудносказать, до чего бы еще додумался Славка, если бы не дед Завид. Вернув наобычное место коня, старик встал позади всех и только головой качал, слушаяэдакую небывальщину.
Заметив его, Славкасразу потерял все свое красноречие и скромно закончил тем, как убил лису,принес ребенка домой и стал вместе с ним сокрушаться, что остались онижить-горевать вдвоем от всей веси…
- Ну и бедовый же ты,Славко! – послышались восторженные голоса, как только он умолк.
- А мы думали тебяуже убили или в полон увели!
- Кого, Славку?! Даон сам, кого хочешь, угонит! Вон – смотри, с половецкой плеткой вернулся!
Славко попытался былоположить руки на живот, прикрывая плеть. Но было уже поздно. Дед Завид успелзаметить ее.
- Знатнаявещь! – похвалил он плетку, разглядывая рукоять.
- Ханская! –забывая осторожность, с гордостью похвалился Славко. – Самого Белдуза!
- Белду-уза?!
- Ну, да!
- Откуда онау тебя? – с тревогой спросил дед Завид и не на шутку забеспокоился. - А ведь и,правда, ханская! Обронил, что ли ее хан? Как бы он теперь вернуться за ней не надумал!
- Да нет, необронил! – засмеялся Славко. - Только на меня замахнулся!
- Ох, бедоваятвоя голова… - охнула худая женщина. - Гляди, замахнется в другой раз саблей!..
- Не скоротеперь замахнется! – успокаивая ее, заметил Славко. - Я ему руку аж до хрустапрокусил!
- Ну, иотчаянный ты! Твое счастье, что дело ночью было! – прижала ладонь к щекестатная.
- Цыц! –прикрикнул на женщин дед Завид. - Не его, а наше счастье, что все так обошлось!Да и обошлось ли? За руку хана половцы всей веси отомстить могут! Эх, Славко,Славко! Ну что мне с тобой таким прикажешь делать? Откуда мы знаем, зачем онипришли? Видишь, какой странный набег? Вдруг, это разведка какая, или они самиот Мономаха бегают?
- Мономах вПереяславле сидит!- буркнул Славко.
- Много тызнаешь!
- Знаю - дядяОнфим сказывал!
- Ну, тогда,может, перемирие заключать с ним ездили. Это же надо додуматься – мир, а ты –руку до хруста!
- Перемириекаламом на пергаменте, а не каленой стрелой в спину заключают!
- Больногоразд на язык, смотрю, стал! Иди теперь, погляди: совсем они ушли или как? Ану, стой!
- Ну? –приостановился Славко.
- Распахниполушубок!
- Холодно,дед!
- Делай, какя велел!
Славко, совздохом, приоткрыл полы овчины, и все увидели большой охотничий нож, который онуспел спрятать туда, подальше от глаз деда Завида.
- Это ещечто? – вопросительно показал на него глазами старик.
- Да так, навсякий случай, от зверя… - пробормотал, неопределенно пожимая плечами Славко.
- Знаю я, какэтот зверь называется - хан Ласка? – понимающе кивнул дед Завид и требовательнопротянул ладонь. - А ну-ка, давай мне его сюда!
- Ой, скорейзабери у него нож! – испуганно воскликнула, обычно поддерживающая во всемСлавку, статная женщина, и, даже всегда перечившая ей худая, правда, с явнойиздевкой поддакнула: - А то мало ли что опять будет?..
- Ну? –грозно повторил старик.
- Ладно…
Славкопокорно протянул нож и отскочил назад:
- А плетку я себеоставлю, вместо ремня будет!
-Будет-будет! – разрешил дед Завид. - А теперь иди! Да поскорей возвращайся. Я стебя этой самой ханской плеткой - три шкуры спускать буду!
- Ага! Это ясейчас! Это я – мигом! – кивнул ему Славко и, ворча себе под нос: «Так я тебетеперь и поторопился!», - бросился к тому месту, где последний раз виделся споловцами…
Глава третья
1
Все вниманиеСлавки переключилось на хана Белдуза.
«Ага! Вот они -половцы! Сидят, как пни вдоль дороги… И чего не уходят? Кого ждут? И, правда,странный какой-то набег! Самый злой хан во главе отряда, а больше шума, чемдела! Бр-рр… холодно как…. Им хорошо – у них костер. Второй стог, наверное, ужедожигают. А один вообще целым оставили. Может, еще и на ночь здесь решилиостаться? Не-ет, прав дед Завид, надо все точно узнать!»
Славко, пригибаясь,выбежал из леса и, прячась за кустами, стал подползать к сидевшим вокруг костраполовцам.
Время от времени одиниз них вставал, и, стягивая со стога охапку сена, подбрасывал ее в костер.
Кустарник закончился.Впереди были ручей, ива и снова кусты.
Славко улучил момент,когда в очередной раз пыхнуло от новой порции сена пламя, и перепрыгнул незамерзающий даже зимой ручей, задевая плечом закачавшуюся иву.
«Эх – заметят, всюжизнь оплакивать меня будешь!» - на ходу мысленно бросил он ей и залег вкустах, шагах в десяти от половцев.
Ветки мешали ему, нораздвигать их было опасно. Увидит Узлюк его заячью шапку, не будет разбиратьсязаяц это или человек. А поймет, что человек, еще хуже будет…
Славко поелозил наживоте, и улегся, наконец, поудобнее.
- Вот они, совсемрядом… Налима моего жрут! А запах-то какой…
Половцы, уплетая заобе щеки налима, похваливали хана с метким Узлюком, да еще и посмеивались надсвоим глуповатым товарищем, Тупларем. Тот, укрывшись одной конской попоной,весь синий от холода, сушил у костра свою простую одежду. Она больше подходиладля бедняка, чем для воина: старый халат, дырявая овчина, мокрые сапоги, иобмотки-портянки, категорически отказываясь есть человека-рыбу.
- А мне, чточеловека, что рыбу, что есть, что стрелять – все едино! – с набитым ртомхвастал Узлюк. Этот, наоборот, был одет в хороший полушубок, ладные порты,дорогие сапоги - во все наше, русское, наверняка, снятое с убитых им же людей.И шапка у него была боярская. Ел он жадно, торопясь. Единственное, что мешало