ему и заставляло морщиться, то и дело отводя в сторону нос - это запах, которыйкурясь, шел от висевших на кусте портянок соседа.
«Первый раз в жизни,небось, ноги помыл!» – усмехнулся про себя, сначала над беднягой Тупларем, азатем и над стрелком, Славко.
А потом все вниманиеего переключилось на хана Белдуза. Светловолосый, с бородкой и усами цветаспелой пшеницы, он был без серебряного наличника. Утепленный изнутри мягкимвойлоком, тот лежал рядом.
Вот он, самыйненавистный враг - сидит прямо перед ним, в дорогих доспехах, с круглой бляхойна груди, а убить его не убьешь. Как?
Стрелой из лукаУзлюка? Так до него еще добежать надо. И ослабил на время отдыха тетиву Узлюк.Сразу видно – опытный стрелок, у него даже один глаз все время прищурен, словноон постоянно ищет цели или прицеливается… Нет, стрелой никак не пойдет!
Тогда - саблей? Опятьне получится - ведь налима греют над огнем на своих саблях, поганые. Погреют,погреют, потом нанижут на ивовый прут и опять жуют…
На елку, под которойони сидят, может, забраться и, прыгнув на шею хана, как рысь-пардус, перекуситьгорло?.. Но его самого еще до того, как на первую ветку залезет - и саблями, истрелою…
Одно утешение было уСлавки: хан то и дело морщился от боли в руке.
- Ядовитые зубы уэтого рус-ского змееныш-ша что ли? – даже прошипел он однажды, и Славко подумало том, что знай он заранее, то, дал бы перед этим укусить себя гадюке илинаелся бледных поганок…
«Эх, отцовский нож бысюда! Или хотя б засапожный… – мечтательно вздохнул он, видя, как дергаетсявверх-вниз кадык пьющего из бурдюка хана. – Лучше бы мне Онфим его, чем крестпривез! Так бы сейчас, р-раз, - и нет Белдуза! Уж я бы не промахнулся! Опытесть… Никто в веси не может метать ножи так метко, как я!»
Весь этот опыт Славкизаключался в том, что, выпросив однажды у Милушиного мужа, засапожный нож, онсобрал всю детвору, нарисовал на маленькой дверце низенького амбара статнойженщины фигуру половца и решил продемонстрировать свое мастерство. С криком:«Бей поганых!» он метнул нож. И надо ж такому было случиться: в этот самый мигдверца открылась, и в ней возникла вытаскивающая за собой тяжелую корзину хозяйка...Не будь ее, нож, конечно, вонзился бы прямо в сердце половца, а так… прямо вхозяйку, чуть пониже спины! Как говорится, и смех, и грех… Хорошо еще дело былоне летом, а осенью, когда уже надевают более-менее плотную одежду…
- Половцы! Половцы! –завопила женщина, решив, что в нее угодила вражеская стрела.
Тревога быластрашной. По лесам разбежалась разве что не вся округа.
Дед Завид после этогособрался запороть Славку до смерти. Но Милушин муж, чувствуя свою вину, все-такиэто он дал нож мальчишке, уговорил деда, самому выпороть Славку. Он бил, вроде,не сильно. Так ему казалось, потому что Славко упорно молчал. Но ведь рука-то унего кузнецкая! А Славко молчал, потому что отец успел завещать ему жить позакону и совести. И коль он нарушил закон, то по совести обязан был молчать.Словом, когда Милушин муж увидел, что «нарисовал» на том месте, на которомСлавка не мог сидеть потом месяц, то от жалости пообещал собственноручновыковать и подарить ему засапожный нож. Но – только когда тот поумнеет!
«И почему я до сихпор не поумнел?» – с досадой вздохнул Славко.
В этот момент ханпроизнес имя Мономаха, и Славко насторожился.
А не засаду ли онидержат тут их князю? Дед Завид, бывало, рассказывал, что Мономах не любитездить с большой охраной. И вообще оружие и княжескую одежду он возит за собойв телеге - первое на случай военной опасности, а вторую надевая только привъезде в город… И еще дед говорил, что потерять Руси сейчас Мономаха, все равночто лишиться собственной головы.
А не обезглавить ли решилиодним ударом Русь половцы?
Хан Белдуз у нихсамый отчаянный, с такого станется…
«Ну что ж, - решилСлавко. – Тогда пусть поживет! Если только Мономах появится, я сразу выскочу,крикну ему о засаде, и он сам расправится с моим кровным врагом! Меня, конечно,сразу убьют…»
Замечтавшись, Славкопредставил, как будет встречать его тогда родная весь: в повозке с зажженной вскрещенных руках свечой. Как будет заламывать руки, вспоминая, что это он спасее сына Милуша. И сокрушаться, что не успел выковать засапожный нож, ее муж.Как запоздало будет рыдать, прося прощения и твердя, что так не ценил Славку,дед Завид. И сам Мономах своими руками наденет на его еще теплую шею золотуюнаградную цепь - гривну…
«Бр-рр! Почему онатакая холодная?» - вдруг чуть было не взвизгнул Славко. И только тут обнаружил,что задремал, а за гривну принял упавший на него с куста комок снега…
Оглядевшись, онпонял, что комок упал не случайно.
Прямо под куст, закоторым он прятался, кто-то бросил голову налима. Очевидно, она была такстрашна, что даже Узлюк не рискнул съесть ее… И тем не менее, Славко погляделна нее с благодарностью – ведь не будь тогда у него на спине этой рыбы…
«Надо бытьвнимательней! – обрывая себя на посторонней мысли, решил он. - А то Белдузтакой гривной наградит, которая петлей называется, да на этой же елке повесит!»
Нет, надо лежать тихои терпеливо ждать, что станут делать дальше половцы…
2
Вспомнивотца, Славко вновь с ненавистью покосился на хана.
Чем дольше лежал подкустом, наблюдая за половцами, Славко, тем все больше и больше не мог ничегопонять.
Не отдыхать же онисюда и есть налима пожаловали?
Тогда зачем?
Он мучительно искалответ на этот вопрос, присматриваясь к каждому взгляду, прислушиваясь к каждомуслову врагов, но это еще больше запутывало его.
В довершениевсего, среди бела дня где-то вдалеке послышался волчий вой. Его сменил второй, ближе.И, наконец, уже рядом – третий…
«Что это? Волки лунус солнцем перепутали?» - удивился Славко, однако Узлюк неожиданно, задравголову, тоже завыл по-волчьи. И тогда он понял, что это - дозорные половцыподали своим какой-то сигнал, а тут ответили, что слышали.
- Уходить надо, хан!– с тревогой сказал Узлюк. – Там что-то случилось!
- Но выли не по трираза, а только по одному. Значит, это всего-навсего кто-то едет! Причем нетакой уж и нужный нам! - поправил его Куман.
- По два раза! –упрямо стоял на своем стрелок.
- Нет, по одному! –уверенно повторил старый половец. – Просто лживое эхо ты принял за верный звук!
Хан недовольно огляделобоих и приказал одному из своих воинов:
- А ну-ка, уз-знай,что там такое!
Половец быстровскочил на коня и помчался выполнять приказ хана.
А тот, нанизав науслужливо протянутый ему Узлюком ошкуренный прут новый кусок налима, жаднооткусил и блаженно зажмурился:
- Все думают – набег,набег… А мы тут с-сидим, рыбу едим-м-м! М-ммм! Вкус-сную! Сам Мономах,наверное, такую не часто ес-ст!
Славко, опять услыхавпро своего князя, на этот раз даже не насторожился.
После того, как онрешил, что половцы устроили на него засаду, имя Мономаха звучало так часто, чтоон давно уже понял - не убить они собираются его здесь, а обмануть. И не тут, агде-то в Степи. Но в чем? Как? Об этом хан говорил так туманно, сознательноумалчивая главное, что ничего нельзя было понять…
В этом Славконе мог ошибиться.
Что-что, а половецкийязык он знал немногим хуже, чем свою, русскую речь.
Помогла ему в том,сама даже не подозревая, та самая худая женщина, которая вечно ругалась состатной. Побывав однажды в половецком плену, откуда ее только через два годаотбили наши, она хоть и с неохотой, но, если Славко помогал ей в огороде, всеже отвечала на его вопросы:
- А как будетпо-половецки «мама»? А «красивая»? А как они говорят «найти»? А как на их языкесказать: «Пожалуйста»?
Только после того,как он убежал в Степь и едва живым вернулся обратно, она поняла, что натворила.Ведь Славко был таким измученным, что дед Завид даже не стал обещать наказыватьего, когда он выздоровеет!
А вообще, есличестно, - припомнил Славко, - дед Завид ведь ни разу так и не выпорол его.Только грозился! Все время за него это делали другие. Даже когда он срезалсвисавшую с грамоты, дарованной деду Завиду отцом Мономаха, ВсеволодомЯрославичем - огромную свинцовую печать и сделал из нее грузило, которое в тотже день, приняв за блесну, утащила щука, его бил отец. Да так, что деду Завидупосле этого и делать нечего было…
Вспомнив отца, Славковновь с ненавистью покосился на хана, но тут к костру подскакал его воин.
- Все впорядке! - спешиваясь, прокричал он. – Это просто купеческий обоз!
- Далеко? - непереставая жевать, уточнил хан.
- Ужеподъезжают!
- Хорош-шо!
«Так вот что,наверное, они тут ждут! - с облегчением подумал Славка. – Не иначе, как черезсвоих людей проведали, что из Переяславля в Новгород идет какой-то оченьбогатый обоз!»
Но хан,вопреки его предположению, отнесся к этой новости совершенно равнодушно.
Встрепенулсяон только, когда старый половец, подойдя, шепнул ему что-то на ухо:
- Ты таксчитаеш-шь? – покосившись на него, недоверчиво поднял бровь хан – Думаеш-шь, ион здесь?
- Кто егознает? – развел руками Куман. – Одинокому ветру в пустыне всегда тоскливо истрашно. Может, решил, что так безопасней. И – веселее!
- Что ж-ж!Проверим! Заодно ноги разомнем! И тож-же повеселимся! – решил хан, вставая, итолько тут Славко с изумлением увидел, что он совсем мал ростом. - Вс-се наконей! За мной!
- А я? –заметался босыми ногами на снегу Тупларь.
- А ты с-сиди