И вот он идет. Но все ли предусмотрел? Все ли рассчитал правильно?
Громкие крики и вопли о помощи отвлекли Святослава от размышлений. Он повернулся в сторону лощины и увидел толпу конных то ли булгар, то ли печенегов, скачущих по берегу, потрясающих копьями и саблями. И тотчас же навстречу кочевникам бросилась конная застава северцев. Туда же побежали пешие воины сторожевого отряда. Схватка была недолгой, кочевники, отстреливаясь из луков, повернули назад, северцы пошли было вдогон, но отстали и остановились.
Через какое-то время к шатру, возле которого на чурбаке сидел Святослав, привели двух бритоголовых булгар, молодого и пожилого. У молодого была рассечена щека, пожилой придерживал одной рукой другую, видимо, перебитую мастерским ударом меча.
Спрашивать их, зачем нападали, не имело смысла: кочевник всегда нападет, если почует добычу.
— Спроси у них, к какой орде принадлежат и кому платят дань, — велел Святослав греку Свиридису, исполняющему при нем обязанности толмача.
Выяснилось, что отрядом командует сотник Кани-бек, что им приказано следить за кораблями русов и при случае взять языка, что они из племени артов, что дань платят кагану Булгар, а тот кагану Хазарскому.
— Вас перевезут на левый берег, — сказал Святослав, — дадут коней, вы поскачете в Булгар, скажете своему кагану, что каган Руси Святослав не желает зла стране Булгар и ее народу, что войско его движется на юг, что он хочет встретиться с каганом Булгар и выразить ему чувства дружбы и уважения к нему и его народу. Верните им оружие и отправьте на тот берег, — велел Святослав сотнику сторожевого отряда.
Булгар увели, и размеренная бивачная жизнь продолжилась. Дымили костры, в казанах варилась уха, рыбный дух мешался с дымом. Неподалеку от княжеского шатра звучали гусли, и сильный голос вел нараспев сказание о прошлых битвах и могучих богатырях. Но это не был голос Баяна, оставшегося в Киеве по причине старческой немощи. Зато его сказки повторяли многие и многие сказители, внося в них что-то свое, на потребу нового времени, не трогая главного, слагали новые. Быть может, и о нем, князе Святославе, кто-нибудь из них сложит свою сказку, и пойдет она в люди, как сказки о Вещем Олеге и его богатырях. Но это лишь в том случае, если ему удастся одолеть хазар и разгромить их державу.
Князь Святослав, задумавшийся было о том, что ждет его войско впереди, прислушался, и слова сказителя удивительным образом стали ложиться на душу, совпадая с размышлениями князя, точно сказитель, подслушав его думы, решил облегчить их прошлым опытом.
…Как съезжался Илюша из Муровца,
С Жидовином тем да нахвальщиной,
Что он всех сильней в поле чистоем,
Супротив него нет соперника.
Зазвенели в степи сабли вострые, —
Да те сабли у них преломилися,
А друг дружку ничуть не поранили;
Тогда вострыми копьями сшиблися, —
Древки копий у них расщепилися,
И опять же друг дружку не ранили;
Бились, дрались они врукопашную,
То мечами секлися булатными,
Позазубрились мечи булатные;
То махали тяжелою палицей,
А и палицы их изломалися.
Бились, дрались до самого вечера,
А стемнело — до самой полуночи,
С полуночи до света до белого,
А не видно, чем битва закончится.
Поскользит тут Илья ножкой левою,
Тяжело пал Илья на сыру землю,
Пал Илья да промедлил маленечко,
Не вскочил враз на ножки на резвые.
Жидовин изловчился не мешкая,
Сел Ильюше на груди на белые,
Вынимал кинжалище булатное,
Чтоб вспороть у Ильи груди белые
Да навек закрыть очи те ясные,
По плеча отсечь буйную голову…
Сколько раз князь слушал это сказание про ратоборство Ильи Муровца, могучего русского поляницы, с Жидовином-поляницею, и всякий раз удивлялся тому, как верно народ в своих думах оценивает прошлое и какие надежды возлагает на будущее. Святослав лежал, вытянувшись на медвежьей полсти, положив голову на седло, смотрел на розовые облака, медленно плывущие на восток, на стаи птиц, косяками и прерывистыми линиями плывущие на север. Мерный рокот гуслей и напевный голос, сливающийся с кликами птичьих стай, клонили в дрему…
Вот лежит Илья под нахвальщиной,
На сырой земле, на родимоей,
У него от ней сил прибавилось
Против прежнего втрое-четверо.
Он махнул врага в груди белые,
Вышибал его выше-тко дерева.
Пал нахвальщина на сыру землю,
Во сыру землю ушел по пояс.
Тут вскочил Илья на ноги резвые,
Жидовину тому, нахвальщине
По плеча отсек буйну голову,
На копье воткнул на булатное
И повез ее в стольный Киев-град,
Чтобы князь со дружиной увидели,
Кто зорил-томил Русь, нашу отчину…
— Уха готова, княже, — прорвался сквозь дрему голос дядьки Асмуда.
Князь встряхнулся, откинул медвежью полсть, которой укрыл его заботливый дядька.
— Подошли конные дружины? — спросил он у Добрыни.
— Подошли княже.
— Что ж, давайте уху, а то я уж и уснул, дожидаючись.
На другой день, едва забрезжил рассвет, флот отчалил от берега и, вытянувшись в походную линию, продолжил путь на юг, а по берегу, то возникая, то пропадая из глаз, скакали конные дружины.
Вдали речной простор снова неожиданно раздвинулся, хотя казалось, что раздвигаться уж и некуда. С правой стороны высокие, едва зазеленевшие берега видно, а слева вода и вода, и нет ей ни конца ни краю. Такую большую воду князь видел только на Нево-озере да на море Варяжском, а боле нигде. И он вопросительно оглянулся на стоящего на почтительном удалении проводника из народа муромы, одетого в длинную кожаную свиту, расшитую речным бисером, обутого в онучи и веревочные лапти.
Муромец приблизился, сложив на груди руки, склонил кудлатую голову.
— Что там? — спросил князь, обводя рукою безбрежный водный простор.
— Кама, — коротко ответил проводник. И пояснил: — Река такой будет, мой господин. Это река Итиль будет, другой река Кама будет. Там, дальше — страна Булгар будет, — и простер руку туда, где ярко горело, оторвавшись от воды, утреннее солнце. — Там город Булгар будет, каган там сиди Великий Булгар.
— Булгар, говоришь? — произнес князь и подозвал к себе молодого князя Муромского Всеволода. — Я мыслю, надобно послать к кагану булгарскому послов. Раньше, сказывали мне знающие люди, Булгар был союзником кагана Козарского, теперь они его данники. Пусть идет с нами. Ты их знаешь, они тебя тоже. Пойди к ним от нас послом, скажи, что князь Святослав, каган Руси, хочет заключить с ним союз, чтобы вместе идти на Итиль-град. Назначь встречу у берега.
— Я сделаю все, что ты мне прикажешь, — слегка наклонил русую голову князь земли Муромской.
Огромный караван ладей и плоскодонных ошив, растянувшийся на многие версты по речному простору, миновал место слияния Итиля и Камы и к вечеру остановился на тихой воде в двух полетах стрелы от берега, бросив в воду якоря. Видно было, как по берегу скачут всадники, их становится все больше и больше. От передовых ладей отделились четыре легких челна и ходко пошли к берегу, расплескивая воду веслами. Князь Муромский стоял на носу переднего челна.
Святослав видел, как челны приткнулись к берегу, как их окружили всадники, и густая толпа пеших и конных стала подниматься на возвышенность, на которой виднелись деревянные сторожевые башни и крепостные стены, ярко освещенные закатным солнцем. Легкие облака, похожие на птичьи перья, точно крылья самого повелителя неба Сварога, распростерлись во всю ширь небесную, наливаясь малиновым соком.
— Быть большой крови, княже, — произнес верховный жрец, служитель Перуна, обросший волосом так, что виднелись лишь крючковатый нос да бездонные колодцы глаз под нависшими бровями, и повел посохом у себя над головой.
— Это мне и без тебя ведомо, — усмехнулся Святослав. — Для того и идем. Но чьей крови прольется меньше, тот и будет на щите.
— Боги за тебя, княже. Вся Русь за тебя и прочая языци. Ибо великое дело сотворяша, угодное и людие и боги.
ГЛАВА 13
Каган Булгарский, прозвищем Махмуд, недавно принявший магометанскую веру вместе со своим народом в надежде, что султан Ирака, повелитель всех исмаильтян, поможет ему и его народу избавиться от ига хазарского, встретился с князем Святославом на берегу Итиля, на виду у всего русского флота.
Был булгарский каган лет на пять старше князя русского, черная бородка и усы, аккуратно подстриженные, обрамляли его смуглое неподвижное лицо, с которого сквозь слегка удлиненные прорези смотрели на Святослава черные глаза, как два любопытных зверька из своих норок, над которыми нависала белоснежная чалма с пучком изумрудных павлиньих перьев, точно растущих из алмазной застежки. Судя по расшитому золотом яркому, под стать павлиньим перьям, халату, красным сафьяновым сапогам и богато украшенным драгоценными камнями сабле и кинжалу, каган очень хотел произвести впечатление на кагана урусов. И был явно разочарован, когда пред ним предстал крепыш в белой рубахе и портах, с пучком волос на обритой голове, в сапогах, какие носят обыкновенные вои, и без всякого оружия. И если бы каган урусов не вышел вперед из толпы таких же, как и он сам, разве что при оружии и доспехах, отличить его среди других было бы невозможно. Но сын кагана, исполняющий роль толмача, стоящий за плечом Махмуда, успел шепнуть своему отцу, что вот этот-то и есть каган урусов Святослав, иначе Махмуд подумал бы, что ему решили вместо повелителя подсунуть раба и тем самым унизить его, кагана Великого Булгара, достоинство.
Однако, едва они сблизились друг с другом и Святослав заговорил, всякие сомнения оставили Махмуда, и он поверил, что да, перед ним ровня, и даже чем-то значительнее и сильнее, чем он сам. Уже хотя бы тем, что решился взять на щит Хазарский каганат, где правят коварные и ненасытные каганбеки иудейские. Но это еще не значит, что Святослав сумеет их одолеть, даже если он, каган Булгарский, пойдет вместе с ним со своим войском: еще никто не мог не только победить