И вдруг поймал я себя на странной мысли: и он ведь сейчас один, и ему жутковато: остаётся в развалившемся доме, работать отвык, а придётся – меня не будет, не на кого чертей вешать. И от пол-литры надо отказываться, иначе всё на голову рухнет… И вдруг даже стало мне его жалко.
Психанул я на себя за эту слабость и, чтобы злость восстановить, стал вспоминать все его пороки. Но что-то плохо получалось: с одной стороны я его обвинял, а с другой – тут же сам защитительные доводы приводил… Да, мешал на скрипке играть. Но без него я вообще ни разу бы не сыграл: ведь когда я своей левой по смычку водил, он своей правой мне её поддерживал… Да, пьёт, много пьёт. Но ведь он не родился алкоголиком – пить стал на моих глазах, из-за жизни нашей патологической… Да, грубый, резкий, драчливый, но когда я в прорубь провалился, он же мне свои сухие ботинки отдал, а сам босиком до дома топал…
И вдруг захотелось мне его голос услышать. Так внутри заныло, что не выдержал, заскочил в телефонную будку и наш номер набрал. Он снял трубку.
– Алло!.. Алло!.. Слушаю!..
А я молчу, только сердце барабанит. И он замолчал. Молчим оба. Потом он спрашивает:
– Это ты?
– Я – отвечаю. И жду: сейчас какую-нибудь гадость ляпнет.
А он снова помолчал и вдруг:
– Как живёшь?
Я растерялся, засуетился:
– Прекрасно, прекрасно! А ты?
– Превосходно.
И снова замолчал.
– Я уезжаю, – говорю. – Далеко.
И опять ожидаю в ответ что-то вроде: «Скатертью дорога!». А он снова неожиданно:
– Может, попрощаться зайдёшь?
– Зайду.
Повесил я трубку совершенно ошеломлённый, а потом вдруг понял: да у него ведь на сердце сейчас такая же тяжесть, как и у меня. Я это своим сердцем почувствовал, недаром они у нас столько лет рядом бились!..
Подошёл к дому – дверь открыта, ждёт. Зашёл в гостиную, вижу, над столом фотография висит, где мы пацанами, в мохнатых шапочках, как два медвежонка. Никогда он её раньше не вынимал, а тут… Но сделал вид, что не заметил.
– Закурить есть? – спрашиваю.
Протянул он мне пачку. Посидели, покурили. Потом говорю:
– Дом тебе остаётся. И вся мебель. Только ковёр я продам – деньги на дорогу нужны.
Поднял он голову, глянул на меня как-то необычно – никогда раньше так не смотрел.
– Скрипку не забудь. Я тебе футляр починил.
– Спасибо.
– Куда поедешь?
– Куда-нибудь на юг. Я здесь мёрзну.
– Писать будешь?
– Не знаю. А ты?
– Вряд ли.
Снова помолчали.
– Ну, что ж… – говорю. – Пока.
– Пока.
– Будь.
– И ты будь.
Помахал он мне своей правой, а я ему своей левой, и разошлись мы в разные стороны, теперь уже навсегда. Я не оглядывался, чтобы швы на теле не кровоточили. А он на прощанье песню включил:
…Без меня тебе, любимый мой,
Лететь с одним крылом…
Зря я ругал эту песню: оказывается, очень она душевная.
Елена Ивановна
Было это в году восьмидесятом. Я человек свободной профессии, работал дома. А если в доме нет покоя – значит, и работа кувырком. Может, поэтому и не женился, чтобы не разрушать свою спокойную, налаженную жизнь.
А тут – эти звонки.
Первый прозвучал в девять утра.
– Попросите Елену Ивановну.
– Здесь нет такой.
– Это отдел координации?
– Это квартира.
– Извините.
Трубку положили, но через минуту телефон зазвонил снова.
– Елену Ивановну, пожалуйста.
– Я же вам сказал – здесь её нет.
– Простите, это 233-66-90?
– Да.
– Странно. Извините.
И началось.
Елену Ивановну спрашивали через каждые полчаса. Звонили из Москвы, звонили и по междугородке.
– Что вы все ко мне трезвоните? – с раздражением спросил я у одного из звонарей.
– В справочнике указан ваш номер.
– Очень мило. А кто издавал справочник?
– Наш трест. Отдел кадров.
– Дайте мне номер заведующего отделом.
– Пожалуйста.
Трубка продиктовала семь цифр. Я позвонил завотделом кадров и объяснил ему ситуацию.
– Н-да… Неувязка… – пророкотал бывший командный голос. – Её телефон 293-66-90. Тройку с девяткой перепутали. На виновных наложим взыскание.
– А вы не можете переделать справочник?
– По инструкции справочники переиздаются раз в три года. Осталось два года и семь месяцев.
– А ей часто будут звонить?
– Вообще-то частенько. Наш трест имеет двадцать пять филиалов. Особая интенсивность будет в конце месяцев и кварталов… Финансовые отчёты, заявки…
В этом тресте финансовые отчёты сдавали аккуратно. В конце месяца телефон звонил через каждые десять минут. Я, как хорошо налаженное справочное бюро, кричал в трубку:
– Не 23, а 29! Пожалуйста, запишите и передайте своим товарищам!
Я позвонил на телефонную станцию, рассказал им всё и взмолился. Мне посочувствовали, но помочь не смогли.
– Это не наше дело. Наше – чтобы телефон работал исправно.
Телефон работал исправно. Звонок звенел с раннего утра до позднего вечера. Очевидно, Елена Ивановна была добросовестным работником, засиживалась после окончания рабочего дня, и все об этом знали.
– Поставьте мне розетку, чтоб я мог его выключать! – снова воззвал я к телефонной станции.
– Розетки будут в следующем квартале.
(Тогда и розетки бы в дефиците и телефоны в большинстве «спаренные»: на одной линии – два абонента).
Я попробовал снимать трубку и класть её рядом с телефоном, но, получив грандиозный скандал от соседа по блокиратору, вынужден был отказаться от этой защитной акции.
Я стал плохо спать, вскакивал среди ночи и бросался душить телефон. В общем-то, я человек интеллигентный, никогда не произношу бранных слов. И вдруг в полусонном бреду стал выкрикивать такие фразы, которые переводчики обычно объясняют иностранцам, как непереводимую игру слов. Я даже перестал печатать материалы у своей машинистки: её звали Мальвина Абрамовна – это напоминало мне Елену Ивановну.
Наконец, я не выдержал, через отдел кадров узнал номер директора треста и позвонил ему. Я стонал, выл, плакал, дёргался, как Луи де Фюнес, бил себя трубкой по голове и угрожал повеситься на телефонном шнуре.
– Елена Ивановна скоро вернется из отпуска, что-нибудь придумаем, – пообещал директор.
Потом позвонил Кустанай.
– Слушай, друг, – кричал в трубке хриплый голос, – протолкни вагон кровельного железа вне фондов, а…
– Вы ошиблись номером. Звоните по телефону 293-66-90.
Я повесил трубку, но телефон зазвонил опять.
– Я тебе, бюрократу, до утра буду звонить, понял! Нажми на министерство, выбей железо… Ведь всего один вагон…
Я понял, что от него не избавиться.
– А для чего железо?
– Для школы. Такую красавицу отгрохали…
– Вы хоть скажите, кто вы и к кому звонить?
– Мы – СУ «Спецстроя», а звонить надо заместителю министра. – Трубка радостно продиктовала мне номер. – Я бы сам выбил, да секретарша меня с ним уже не соединяет.
Я позвонил заместителю министра. Это было нелепо, но это был единственный способ избавиться от назойливого кустанайца.
Я просил, требовал, нажимал на любовь к детям, напоминал о всеобщем среднем образовании.
– А кто это говорит? – удивленно спросил замминистра.
На секунду я растерялся, а потом брякнул:
– Елена Ивановна.
После недолгой паузы трубка ответила.
– Хорошо. Дадим. А вы идите домой и лечите простуду…
В последующие дни, таким же образом, ради своего покоя, я выбил брёвна для Винницы, вырвал рельсы для Вологды и выклянчил медные трубы для Одессы.
Через неделю снова позвонил Кустанай.
– Спасибо, друг!.. Железо получили… Тебе премия от дирекции – 15 рублей. Высылаем почтой – диктуй адрес.
Это было смешно, но меня невольно распирало чувство гордости. И тут снова позвонили. Я снял трубку.
– Здравствуйте, это Завалишина.
– Какая Завалишина?
– Елена Ивановна, я вернулась из отпуска. Пал Палыч мне всё рассказал… Вы уж простите, ради Бога;… Представляю, как вы, бедненький, измучились… – Услышав голос легендарной Елены Ивановны, я растерялся и молчал. – Я сейчас заказала все наши филиалы, лично сообщу всем и заставлю исправить ошибку в справочнике. Я у них ни отчёты не приму, ни заявки, пока этого не сделают… Больше вас тревожить не будут… Уж извините…
Слово она сдержала. Телефон замолчал. Наступила оглушительная тишина, как на войне после длительной канонады. Весь день я купался в ней, нежился, как в тёплом июльском море.
Назавтра раздались первые робкие звонки моих друзей, которые все эти месяцы не могли ко мне прорваться. Я поделился с ними своей радостью. Друзья поздравили меня, пожелали успешной работы.
Жизнь входила в нормальную колею.
По утрам, сделав зарядку и позавтракав, я бодро садился к столу, вынимал ручку, клал перед собой стопку бумаги, но… Но работа не клеилась. Я вдруг обнаружил, что мне чего-то не хватает. И с ужасом понял, что не хватает звонков к заведующей отделом координации. Ведь за это время я незаметно привык к ним, сроднился, зажил жизнью неизвестного мне треста и его многочисленных филиалов. Это было дико, нелепо, но это было. Как они там теперь без меня? А что, если позвонить Елене Ивановне как бы случайно, по ошибке… А потом извиниться. И сказать, что я не сержусь, а даже наоборот…
Два дня я боролся с искушением, а на третий день все же набрал номер 293-66-90.
– Елена Ивановна?
– Ради бога! – взмолился чей-то усталый голос. – Перестаньте звонить Елене Ивановне.
– Но… но ведь это её номер.
– Был. До вчерашнего дня. Сейчас ввели новую подстанцию, и все номера поменялись. Мне уже сутки покоя не дают, все требуют эту прекрасную Елену. Уж вы, голубчик, пожалейте старуху.
Я положил трубку. Вот и всё. Ушла из моей жизни незнакомая Елена Ивановна. Ушла навсегда – ведь я даже не знал названия треста, в котором она работает.
Прошло время. Я стал на месяц старше, трезвее, солиднее… В доме моём по-прежнему покой, тишина, порядок.