ДИКТОР: Я вынужден вас прервать: у нас не рекламная передача. Хотите поздравить – поздравляйте!
ГОЛОС: Я хочу поздравить всех тех, кто будет лечиться у моего братика, кто позвонит ему по телефону 052-202203…
ДИКТОР: Вы что, меня не слышали? Если будете продолжать рекламировать своего брата – я вас просто отключу!
ГОЛОС: Не надо так нервничать. Когда вы нервничаете, вы начинаете шепелявить – вам нужен хороший стоматолог. Позвоните 052202203…
ДИКТОР: Всё! Я вас отключил!.. Кто ещё на линии?
ТОМНЫЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Это я – Лариса. Вы меня прервали – я не дочитала свои стихи, посвящённые моему любимому.
ДИКТОР: Простите, я не знал, что есть продолжение… Хорошо, читайте дальше.
ГОЛОС:Всё чаще наши встречи,
Плохое всё забудь,
Тебя целую в плечи,
Тебя целую в грудь…
ДИКТОР: Я думаю, достаточно.
ГОЛОС: Почему?
ДИКТОР: Уровень ваших поцелуев всё время понижается – это настораживает.
ГОЛОС: Дайте хоть последний куплет дочитать!
ДИКТОР: Ну, ладно.
ГОЛОС:С тобою мы поженимся,
Любовь моя, ликуй…
ДИКТОР (испуганно). Всё! Стоп! Хватит! На этом остановимся!.. До следующего эфира!
Праздник Деда Мороза
ОТ АВТОРА: Мой любимый праздник – Новый год. Ваш тоже, правда?.. Наступает та удивительная, сказочная ночь, во время которой мы взрослеем на целый год.
Новогодняя ночь была первой, когда мне, бурлящему, непредсказуемому восьмикласснику, впервые разрешили ночевать вне дома. Это была первая ночь, когда я гордо слушал бодрую речь вождя, адресованную мне лично, а затем, ошалевший от собственной взрослости, впервые сорвал поцелуй с горячих, испуганных губ…
Сколько потом ещё было этих ночей! Сколько я переслушал разных вождей, сколько ещё более горячих губ перецеловал!.. Но никогда эта ночь, освещённая огнями ёлки, не теряла для меня сказочности и ожидания чуда!.. Поэтому я всегда откликался на призывы редакций и писал новогодние рассказы, добрые и наивные. Некоторые из них я собрал в эту отдельную главу. Очень надеюсь, что после их прочтения, у вас станет теплее и радостнее на душе.
Праздник Деда Мороза
Утром, за завтраком, я сообщил Маше, что, если она будет хорошо кушать, к ней в гости придёт Дед Мороз.
– Честно? – спросила дочь.
– Честно! Вот от него письмо, – и я показал ей квитанцию, полученную на фирме «Снежинка».
Маша съела две тарелки каши и попросила добавки.
Дед Мороз должен был явиться ровно в половине второго, как раз перед дневным сном дочери.
К двенадцати я подмёл в комнате и помыл пол в передней. В час дня я надел на Машу самое нарядное платье и повязал на голову самый большой бант. В половине второго мы открыли входную дверь, вынесли в переднюю два стула и сели ждать.
Деда Мороза не было.
– Давай я ещё каши поем, – предложила дочь.
С двух до трёх мы провели в парадном, заглядывая в глубину лестничного пролета. В четыре я снял с Маши самое нарядное платье и развязал самый большой бант. Ребёнок заснул у меня на руках: сказалось нарушение режима и переедание.
Только я уложил дочку – раздался звонок. Открыв дверь, я увидал огромный мешок, а под ним что-то маленькое и согнутое. Это был он, долгожданный Дед Мороз, правда, немного необычный: худой и нескладный. Шея тоненькая, голос писклявый, голова маленькая, как фига. Полуметровая борода привязана к оттопыренным ушкам.
– Здравствуй, девочка Маша! – пропищал Дед Мороз и попытался меня поцеловать. Я отшатнулся – он с размаху пролетел мимо, ударился головой об вешалку, разбил зеркало и поздравил меня с Новым годом.
Дед Мороз был пьян, как инспектор после ревизии.
С большим трудом я втащил его в комнату и подставил ему стул. Он сел мимо стула на пол, где и просидел до конца своего визита.
Я нерешительно тронул дочурку за плечо.
– Машенька, к тебе дедушка Мороз пришёл. Только он немножко устал, он отдыхает.
Маша немедленно проснулась. Я очень боялся, что она разочаруется и перестанет верить в новогодние чудеса. Но Маша с материнским состраданием смотрела на обмякшего деда-мальчика.
– Конечно, он ходит, ходит, всем приносит подарки… А его самого никто не поздравляет!.. – Она слезла с кроватки, подошла ко мне и прошептала: – Пусть он отдыхает, а мы его будем поздравлять, ладно?..
Отказать дочери в таком гуманном начинании я не мог.
Маша вынула из шкафчика своего любимого зайца и – вложила его в необъятный мешок Деда Мороза. Потом она станцевала и спела песенку.
Дед Мороз сидел неподвижно. Голова его низко свешивалась на грудь: тяжёлая борода, как гиря, тянула её к земле.
Маша стала снимать с ёлки мандаринки и вкладывать их в рот Деду Морозу. Тот глотал их, не очищая и не разжёвывая, как пилюли. После каждой отдавал честь и произносил:
– Блгдру… Блгдру…
В тепле его окончательно развезло.
Проглотив последнюю мандаринку, он двумя руками взял себя за уши и оттянул голову назад. Увидев меня, очень удивился и спросил:
– Снгрчка?
Ему было жарко. Он снял бороду и вытер ею лицо. Потом надел её обратно, но уже чуть ниже, под подбородок, обвязав тесёмки вокруг шеи. Борода теперь напоминала слюнявчик, но зато голова освободилась от противовеса. Дед Мороз поднял голову, увидел Машу и, вспомнив о своих обязанностях, сообщил:
– В лсу рдлась ёлчка.
И тут же заснул.
– Погаси свет и включи лампочки на ёлке, – шёпотом попросила Маша.
– Зачем?
– Пусть ему приснится праздник.
Праздник Деда Мороза продолжался около двух часов. Всё это время мы с Машей ходили по квартире на цыпочках.
Наконец, дед проснулся.
Он оказался милым и застенчивым пареньком.
– Вы уж простите… Извините… – лепетал он, сообразив, что произошло.
– Где это вы так? – спросил я.
– Да всё, понимаете, родители!.. Придёшь ребенка поздравить, а они рюмку подносят. И отказаться нельзя: за Новый год, за новые успехи… А я пить не умею, вот и получается… – Он взглянул на часы и ахнул: – Ёлки-палки! У меня же ещё восемь вызовов!..
Схватив свой мешок, запрокинул его за спину и ринулся к дверям. Но на пути у него стоял я с наполненным фужером.
– Прошу вас!.. За хороший Новый год!
Он побелел и взмолился:
– Спасибо, но мне, понимаете, ещё надо…
– Никаких отговорок! Я вас просто не выпущу! Прошу! За новые радости!
Он сник и перестал сопротивляться. Я влил в него первую порцию и предложил:
– А теперь – за новые успехи в учебе!
– Блгдру! – ответил он, выхватил у меня бутылку, перелил в себя содержимое и вместе с мешком вывалился за дверь.
Впереди у него ещё было много праздников.
Папа вернулся…
Обычно это происходило в последний день декабря. Папа приходил с работы волевой и сосредоточенный.
– Я ухожу, – заявлял он.
– Куда? – спрашивала мама, перечитывая любимую Анну Каренину.
– Совсем. От тебя ухожу.
– Почему? – интересовалась мама, не отрывая глаз от книги.
– Ты меня не ценишь!.. Никто не ценит! Вам всем плевать на меня! – Ты не прав, – бросала мама, переворачивая страницу.
– Сейчас не время выяснять отношения… Поздно! Ты меня проиграла!.. Не волнуйся, на квартиру претендовать не стану. Мебель оставляю тебе, ковёр тоже.
– Ты – благородный человек, – изрекала мама, продолжая чтение. – Только не надо красивых фраз, не надо!.. Пути назад нет!
Папа раскрывал «дипломат», укладывал туда электробритву, пасту, зубную щётку и почему-то молоток, хотя он ни разу в жизни не забил ни одного гвоздя. Затем надевал пальто, шапку, подходил к дверям, оборачивался.
– Я ухожу. Кто идёт со мной? – вопрос был адресован нам, детям, но повисал в воздухе без ответа. – Папа уходит навсегда. Кто пойдёт с папой?
– Я не могу, мне задали сочинение, – сердито отвечала Ленка. Папа переводил взгляд на меня. Я начинал хныкать.
– Я не пойду, у нас в садике подарки давать будут.
Папа запрокидывал голову и трагически воздевал глаза к небу.
– Хорош итог: создал семью, вырастил детей, всю жизнь работал на них, а теперь даже уйти не с кем!..
Голос его дрожал, в глазах появлялись слёзы.
– Я пойду с тобой, – говорила мама, откладывала книгу, предварительно заложив закладку между страницами, одевалась и они уходили. Возвращались поздно, весёлые, счастливые, с подарками. Так что нам, детям, даже нравилось, когда папа от мамы уходил.
Но однажды, тоже тридцать первого декабря, папа вернулся с работы раньше обычного. Мама только-только закончила готовить обед и проверяла принесенный Ленкой табель.
– Я ухожу от тебя, – объявил папа.
– Куда? – спросила мама, просматривая оценки.
– Совсем. От тебя ухожу.
Ответ был традиционен, но что-то в папином голосе насторожило маму. Она отложила табель и посмотрела папе прямо в глаза.
– Почему ты уходишь?
Папа отвернулся и молчал.
– Ты уходишь к ней? – тихо спросила мама.
Не поворачиваясь, папа утвердительно дрыгнул головой.
Я знал, кто такая она. Это была соседка с пятого этажа Эля Глотова, которая на афишах именовалась Эльвирой Глотье. Она работала в цирке, жонглировала чугунными ядрами. Зимой и летом ходила в обтягивающем свитере, из-под которого выпирали все её формы. Последнее время я часто видел папу, беседовавшего с Эльвирой: ему, худому и щуплому, нравилась её сила и мощь. И вот теперь он…
– Что ты возьмёшь с собой? – спокойно спросила мама.
– Ничего. Мебель и ковёр я оставляю вам. Свои вещи тоже. Выходной костюм и свитера можешь продать – получишь деньги.
– В чём же ты будешь ходить?
– На работу в этом пиджаке и этих брюках, они после чистки, как новые. А дома… – Он запнулся и исправился. – …а у неё – в спортивном костюме, она мне отдаст свой старый.
Он уложил в «дипломат» весь свой джентльменский набор, закрыл его, дошёл до дверей, постоял, обернулся, посмотрел на меня и на Ленку.