Заметив призыв: «Посетите наш ресторан!», вошёл вовнутрь и, хотя есть категорически не хотелось, насильно затолкал в себя два комплексных обеда. Недоеденный кусочек хлеба хотел оставить на тарелке, но, прочитал в конце меню, что «Хлеб – наше богатство!», бережно спрятал недоеденное богатство в кошелёк. Взглянув на табличку «Посетитель и официант, будьте взаимно вежливы!», пожал руку официанту, потом обнял его и оставил ему рубль «сверху». Покидая зал, увидел другую табличку: «Не унижайте официантов чаевыми!», ринулся назад и прервал унижение официанта, отобрав у него свой рубль.
Услышав по радио «Уничтожайте мух – источник заразы!», помчался за первой же встреченной мухой, полдня гонялся за ней и прихлопнул её уже за городом, на лесной опушке. К дереву был прибит щит, который призывал: «Берегите муравьёв – санитаров леса!». Откликнувшись на этот призыв, я погладил по спине пробегающего муравья и угостил его убитой мухой.
Как видите, я был очень послушным. «Не курить!» – бросал недокуренную сигарету. «Не сорить!» – тут же подбирал её обратно и прятал в карман. Если пиджак начинал дымиться, я не пугался – я с детства помнил спасительный завет: «В случае пожара звоните по телефону 01». «Даёшь!» – и я отдавал последнюю рубашку. «Только вперёд!» – и я бежал впереди всех. «Догоним и перегоним!» – и я мчался, обгоняя импортные машины. «Выполним и перевыполним!» – и я перевыполнял любое выполнение. «Все как один!» – и я собирал группу таких же, как я, и мы наперебой копировали друг друга.
Только один лозунг однажды поставил меня в тупик: «Экономика должна быть экономной». Сперва я растерялся, я не знал, как надо на него откликаться. А потом понял, что это образец для импровизации, и стал сам штамповать подобное: «Наука должна быть научной», «Искусство должно быть искусственным», «Ограниченность должно быть ограниченной»…
Вот так я шагал по жизни спокойно и беззаботно, ни о чём не задумываясь, выполняя готовые указания, которые были на каждом шагу. И вдруг они стали исчезать, с каждым днём их всё меньше и меньше. И я остановился. Я растерялся. А вдруг их совсем не останется, что тогда? Мне говорят: решай сам. А как? Я же не привык, меня этому не учили. Я ведь теперь до конца жизни простою на месте в паническом неведении: как быть? Что делать? Куда идти?..
Пожалуйста, не губите меня! Пощадите! Дайте хоть одно спасительное указание, как жить без указаний!..
Свадьба с выпивкой
ОТ АВТОРА: В мае 1985 года в СССР вышел указ о мерах по усилению борьбы с пьянством, так называемый, «Горбачёвский сухой закон»: продажа спиртного только с одиннадцати до шести, в одни руки только – одну бутылку, в ресторанах свадьбы, юбилеи, презентации – безалкогольные… И наступил золотой век для продавщиц винных магазинов, у которых с шести утра выстраивались очереди длиной в первомайские демонстрации… Раскупали и распивали духи, одеколоны, эликсиры… Алкаши выпаривали клей, крем для обуви, разные моющие средства, которыми повально травились… За нарушение указа – снимали с работы, выгоняли из партии. Это был расцвет идиотизма: в спектаклях выбрасывали все застольные сцены, на Радио, читая стихи или исполняя песни, купировали «алкогольные» строчки, такие как «Пейте, кони мои» или «Наполним бокалы, содвинем их разом»… На всякий случай даже перестали упоминать фамилии Ромм и Петров-Водкин…
Было всё это, было.
Андрей Андреевич сидел в кабинете своего шурина, директора кафе «Незабудка», и канючил:
– Что же это за свадьба без выпивки?
– Не надо меня уговаривать: всё понимаю, но нельзя.
– Ну, хоть шампанское.
– Ты что, забыл? Запрещено! Все свадьбы безалкогольные, чтобы молодёжь не приучать.
– Тоска-то какая будет. Как на похоронах.
– На похоронах? – шурин вдруг встрепенулся. – Погоди, погоди!
Достал какую-то бумагу, пробежал глазами и радостно сообщил:
– Это можно, в инструкции разрешено. – Зачитал: – «Похороны-поминки с шампанским и коньяком»… Это я могу оформить.
– Спаситель ты мой! – возликовал Андрей Андреевич. – Хрен с ним, пусть называется, как угодно, лишь бы выпить дали, чтоб люди повеселились – на всю жизнь ведь память!
– Но ты уж меня не подведи – с работы полечу. Сейчас с этим сам знаешь, как строго. Следят. Из партии выгоняют.
– Не боись. Всех предупрежу, никто не проговориться.
– И чтоб заметно не было. Невеста в чём будет?
– Как положено: в белом платье, в белой фате…
– И в белых тапочках!
– Это зачем?
– По ритуалу. А жених – чтоб весь в чёрном: чёрный костюм, чёрная рубашка, чёрный галстук.
– Можно хоть хризантему белую приколоть?
– Ни в коем случае! Только венок – и то, обязательно, с прощальной надписью. И ещё: к кафе подъезжать не с шумом и песнями, а тихо и скорбно. И чтоб на машинах – никаких кукол, никаких флажков. Захотите украшать – только чёрным крепом. А ещё лучше вместо такси закажите в похоронном бюро автобус, тогда вообще комар носа не подточит.
– Ну, ты знай меру! – взмолился Андрей Андреевич. – Невеста увидит такой автобус – в обморок упадет.
– И прекрасно – её вынесет группа товарищей, ногами вперёд.
…Назавтра к «Незабудке» медленно подъезжали машины. Выходили гости, выносили венки с чёрными лентами, на которых серебрились надписи: «Незабвенным молодожёнам от скорбящих друзей», «Не забудем дочь родную», «Все там будем»… Духовой оркестр, приглашённый Андреем Андреевичем, встречал их душераздирающим похоронным маршем, от которого из женских глаз невольно выкатывались слезинки. Проинструктированные папой жениха, гости рассаживались молча, без шуток, без улыбок. Присутствующий за столом директор дал знак, что надо начинать… Андрей Андреевич встал и обратился к жениху:
– Мы провожаем тебя в совместную жизнь, сынок… – перехватив испуганный взгляд шурина, тут же исправился: – То есть, в последний путь…
– Ты рано ушёл от нас! – запричитала жена Андрея Андреевича.
– Спи спокойно, дорогой товарищ! – завершил свою речь папа жениха и протянул свой бокал к сыну.
– Не чокаться! – предупредил директор, и Андрей Андреевич поспешно отдёрнул руку.
– Почему это он должен спать спокойно? – забеспокоилась мама невесты. – Он что у вас, порченый? – Но тут же, вспомнив условия игры, исправилась. – Тахта тебе пухом, зятёк!
Свадьба-поминки покатилась по ритуалу. Гости поднимались, зачитывали тосты-некрологи. Оркестр играл похоронные марши, под которые молодёжь скорбно танцевала.
Папа жениха взял поднос и стал обходить присутствующих:
– Не поскупимся, по обычаю.
Стали скидываться. На поднос посыпались десятки и сотенные.
– Что это ты делаешь? – перепугался шурин.
– Средства собираем, – спокойно объяснил ему Андрей Андреевич, – на памятник.
Успокоенный родич выкрикнул:
– Слово просит отец усопшего.
– Горько! – с надрывом закричал Андрей Андреевич. Шурин одобряюще кивнул, только жестом напомнил, что надо целовать не в губы, а в лоб. Ободрённый Андрей Андреевич снова застенал. – Горько мне! Горько!
Невеста обняла жениха, полумёртвого от всего происходящего, поцеловала его в холодный лоб и вдруг по-вдовьи разрыдалась. Оркестр грянул реквием. Женщины заголосили. У мужчин предательски заблестели глаза, хотя каждый усилием воли сдерживал себя, судорожно глотая комок в горле. А оркестр играл всё печальнее, выворачивая душу. Рыдали уже все: молодожёны, их родители, друзья, родичи и даже официанты.
Андрей Андреевич добился своего: свадьба с выпивкой явно удалась и запомнится на всю жизнь!Внезапная ревизия
На продуктовую базу номер четырнадцать явился ревизор.
– Внезапная ревизия! Всем оставаться на местах!
Взял ключи, документы и исчез в подсобных помещениях, а в кабинете у заведующего собрались все работники базы номер четырнадцать.
– Товарищи! – обратился завбазой Нечипорук к своим сотрудникам. – К результатам ревизии мы должны подготовиться заранее. Кто у нас в этом году будет сидеть?
Все молча повернулись и посмотрели на экспедитора Перлового. Тот заёрзал на стуле.
– Почему это я?.. Всегда я!.. Если человек тянет, так на него наваливают… Я в прошлой пятилетке сидел, в позапрошлой…
Заместитель заведующего Ханыгин, неразговорчивый алкоголик, ткнул пальцем в висящую на стене миллиметровку, разбитую на квадраты, и буркнул:
– Всё по графику.
Перловый сник, но по инерции ещё продолжал сопротивляться.
– Так… сразу… неожиданно…
– Почему неожиданно? – возразил грузчик Тимур. – Мы ведь тебе ко дню рождения пижаму полосатую подарили, чтобы привыкал. Решётки на окна поставили.
– Я в институт геронтологии ложусь, – продолжал канючить Перловый. – Мне уже палату приготовили, двухместную…
– Мы тебе лучшие условия создадим: будешь в одиночке сидеть!
Видя, что Перловый уже окончательно покорился, завбазой заговорил по-деловому:
– Значит, так. Зарплата тебе будет по-прежнему начисляться – мы тебя объявим почётным членом нашей бригады. Часть денег – семье, часть – на книжку, как в заграничной командировке. Плюс двадцать процентов северных.
– А за выслугу лет?
– Это будет зависеть от срока.
– Сын у меня весной на юридический поступать собирается.
– О семье не беспокойся, ею займётся Тимур и его команда. Сына – в институт, жене – путёвку в Цхалтубо, дочку в «Артек», маме – персональную пенсию… Но ты тоже время не теряй. Пересчитай все свои сберкнижки и сдай их на хранение в нашу общую библиотеку. Шубы – в ломбард, хрусталь по родичам развези…
– Я его ещё с прошлого раза не забрал.
– Вот и ладушки. И ни о чём не тужи. Это раньше было страшно сидеть, а теперь… Спутники запускаем, реки перекрыли, БАМ построили… В какое время сидеть будешь, а?
Завбазой открыл сейф и стал перекладывать его содержимое в подставленный Ханыгиным рюкзак.
– Вот твоя амуниция: тёплое финское бельё, две пары, для тюрьмы… Канадская дублёнка – для Севера… Меховые унты… А это… – Он раскрыл холодильник и вытащил оттуда кошёлку, набитую снедью. – Это тоже для тюрьмы: тюрпаек. Здесь кетовая икра, астраханский балычок, испанские маслинки… Споём на посошок.