А ко мне после завтрака подошёл и говорит:
– Вы и сегодня окно на ночь не закрывайте, ладно? Пусть свежий воздух идёт. – Улыбнулся хитро, и кусок мяса в целлофановом мешочке даёт. – Это вашему курсовочнику, товарищу Собакину, добавка от дирекции.
А потом я узнал, что он тайком велел для Пека специальный лаз под забором вырыть.
И что вы думаете? Все следующие пять ночей Пек у соседской койки дежурил, вахту нёс. Как только тот потянется к бутылке, Пек рыкнет, сосед голову под одеяло и до утра только зубами стучит. Пять ночей весь дом отдыха спокойно спал. А на шестые сутки приехала комиссия (сосед куда-то жалобу написал), лаз зарыли, директор выговор получил и категорический приказ инструкцию соблюдать.
Ну, следующей ночью победитель-сосед снова в коридорах песни орал, снова всех отдыхающих будил, а Пек всю ночь под забором бегал и повизгивал.
А вот теперь вы мне ответьте: как, по-вашему, эта инструкция – справедливая? У кого больше прав находиться среди людей: у такого славного парня, как мой Пек, или у такого, извините, сукиного сына, как мой сосед по комнате?Возмутитель спокойствия (Рассказ мастера)
Приняли мы вчера нового рабочего. Парень, как парень, ничего плохого про него и не подумаешь. А сегодня бригадир мне докладывает:
– Новенький сделал четыре дневные нормы.
Это значит, в четыре раза больше, чем остальные.
Может, случайность, думаю?
Завтра – опять четыре нормы, послезавтра – то же самое.
А может, качество продукции низкое?
Проверили – отличное качество.
А может, он чего-то мухлюет?
Создали комиссию, весь день за ним наблюдали. Всё правильно, всё как положено, только в четыре раза быстрей.
Тогда мы норму в четыре раза увеличили. Так он свою выполнил, а остальные в четыре раза меньше произвели. Пришлось обратно норму восстановить.
Надо, думаю, дать ему более сложную работу, чтоб меньше успевал делать.
Перевели мы его в самый тяжёлый цех, а он и здесь четыре нормы выдаёт, хоть волком вой.
Попробовали мы ему одну руку к туловищу привязать – он другой рукой всё равно четыре нормы делает, правда, ногами себе немного помогает.
Ну, нет с ним сладу, и всё!
Вызываем его к себе:
– Ты зачем над нами издеваешься?! Зачем себя коллективу противопоставляешь?..
– Да не издеваюсь я, – говорит, – и не противопоставляю. Просто по-другому работать не умею. У меня руки быстро двигаются, ещё от рождения.
– А отучить тебя от этого никак нельзя?
– Нет, – отвечает, – на остальных работах уже пробовали, не получается.
Грустно мне стало.
– Хороший ты парень, – говорю, – и подходишь нам по всем статьям, но, сам понимаешь, оставить тебя в коллективе никак не могу.
– Понимаю и не обижаюсь, – говорит он, а сам чуть не плачет. – Из-за этих моих проклятых рук меня уже со стольких хороших мест уволили!.. Хоть бы они у меня поскорей отсохли, – я бы тогда нормально работал!..
Посочувствовали мы ему, погоревали, да делать нечего. Расстались по-мирному. Двухнедельное пособие выдали, характеристику хорошую. А про этот его недостаток ничего не написали, скрыли, взяли грех на душу. Может, у него это ещё пройдёт, зачем же парню биографию калечить.
ОТ АВТОРА: А следующие две истории тоже из прошлого, но они добрые и трогательные, потому что в нашем прошлом было и доброе, и хорошее, и наивное. И это хотелось бы сохранить.
Вот такие пироги
Когда Машка и её одноклассницы высыпали на кухонный стол два килограмма муки, вливали туда всю сметану, имеющуюся в холодильнике, взбивали все яйца, вталкивали весь изюм – я знал, что это они выполняют задание по труду. Меня всегда поражали объёмы заданного: двухэтажные пироги не помещались в духовке, котлеты напоминали летающие тарелки, а компот варился в такой кастрюле, в которой можно было выполнять стометровку брассом.
– Кому это столько?
– Как кому?.. Нашей учительнице по труду. У неё свои нормы: борщ – в вёдрах, пироги – в метрах!..
И девчонки со смехом рассказывают, перебивая друг друга. Учительницу зовут Элла Ивановна. Она уже год преподаёт семиклассницам домоводство. Толстенькая, кругленькая, она вкатывается в класс всегда весёлая, радостная, в ожидании праздника.
– Ну, девочки, попробуем, что у вас получилось!..
Классный стол накрывается белой накрахмаленной скатертью, сервируется заранее приготовленной посудой и на него взгромождают очередную «тему», к примеру, огромный пирог с капустой. Элла Ивановна сперва осматривает его издалека, общий вид… Приближается, вдыхает аромат, закатывает глаза, потирает ладони. Затем гигантским ножом, которому позавидовал бы любой мясник, режет пирог на десять-двенадцать порций (в зависимости от числа присутствующих), раскладывает их на блюдечки и пододвигает ученицам.
– Приступим к коллективной проверке домашнего задания. Кто обнаружит ошибки – поднимите руки.
Она придвигает и себе блюдце и начинает неспеша поглощать свою порцию, смакуя и наслаждаясь. Доедает до последней крошки, разве что иногда заметит:
– Надо было термос принести – это задание лучше усваивается с чаем.
Усвоив его и без чая, резюмирует:
– Что ж, молодцы: сытно!
Она ставит две оценки: за вкус и за сытность. Чем сытней, тем лучше.
Затем она раскрывает пузатый баул, вынимает оттуда ещё один пирог, огромней предыдущего, и взгромождает его на освободившееся блюдо. Этот пирог готовила она сама, строго соблюдая все правила и рецепты. Она разрезает и этот образцово-показательный пирог на такое же количество порций, снова раскладывает их на блюдца и пододвигает девочкам.
– Произведём сравнительный анализ вашего задания с эталоном.
Девчонки пыхтят, кривятся, вздыхают, но надо съесть всё, до последнего кусочка, иначе отметка будет снижена. Любимая ученица Эллы Ивановны – Наташа Конопелька, потому что она всегда просит добавку.
После урока, на переменке, Элла Ивановна покупает в буфете пирожки или пирожные и угощает девочек, требуя, чтоб они «закрепили урок».
В конце каждой четверти она приводит всю группу к себе домой – на столе уже стоят торты, пироги, пончики, печенье. Её ученицы должны всё съесть – это называется «повторением пройденного». Если в них не вмещается, она заворачивает остатки в пергамент, кладёт каждой в портфель и требует «доработать дома». После визита к Элле Ивановне девчонки становятся круглыми, как барабаны, и, тяжело пыхтя, скатываются вниз по ступенькам. Даже Наташа Конопелька два дня после этого не обедает.
Честно говоря, я заинтересовался Эллой Ивановной и решил с ней познакомиться поближе. Помог случай.
Как-то я заскочил в маленькое кафе. Там в это время проходила выставка-продажа кондитерских изделий. За одним из столиков сидела Элла Ивановна и поедала пирожок с повидлом. Перед ней на тарелке лежали ещё два пирожных и кекс. Мы были знакомы по родительским собраниям, поэтому она приветливо поздоровалась и пригласила меня к своему столику. Я заказал чашку кофе и мы разговорились.
– Восхищаюсь людьми, которые готовят такие вкусности, – она кивнула в сторону сладкой выставки. – Никогда не пропускаю. И не ухожу, пока всего не перепробую. – Она доела пирожок и принялась за кекс. – Это после блокады… У меня в Ленинграде от голода погибли мать и сестрёнка. Мне было семь лет, я весила пятнадцать килограмм, с трудом спасли. А когда выкарабкалась, всё насытиться не могла, даже после войны, когда карточки отменили. Сухари, бутерброды, кусочки сыра – под матрац прятала, как герой Джека Лондона, помните?.. Специально на повара выучилась, чтобы есть вволю. Фигуру себе изуродовала, печень испортила – всё ела, ела. Потом, когда успокоилась, преподавать пошла. Хочу девочек научить вкусно готовить и радоваться этому. Я знаю, что иногда теряю чувство меры, бываю назойливой, но… – Она сперва улыбнулась, потом на секунду задумалась. – Вспоминаю, как тогда, в Ленинграде, всё мечтала, наесться досыта, и не могу остановиться. Ведь это такое счастье: вкусно приготовить и накормить. – Она снова улыбнулась. – Думаете, я не знаю, что девочки надо мной подсмеиваются?.. Конечно, знаю. И много раз давала себе слово сдерживаться. Но как начну угощать, пока тарелка не заблестит, не могу остановиться, будто какая сила не даёт. Почти сорок лет прошло, а всё аукается. – Она снова на секунду задумалась. – Я бы могла им всё рассказать, и про смерть, и про голод… Но не хочу. Нет, не стану. Пусть не знают этих подробностей. Пусть лучше смеются, правда?
– Пусть не знают, – согласился я и угостил её ещё одним кексом.Посылка из Бомбея
А вся эта история заварилась с того дня, как у нас в колхозе индийский магараджа гостил. Когда он уезжал, наш председатель ему украинский костюм подарил. Ты бы видел, как магараджа обрадовался!.. Тут же натянул на себя и шаровары, и сорочку-вышиванку, только чалму на себе оставил… Идёт по улице, ладони к груди прижимает, благодарит, значит. Потом сел в машину, покивал чалмой и укатил в Одессу, а оттуда к себе в Индию…
Прошёл месяц или полтора, вдруг извещение из Одесского порта, солидно, на бланке, что на имя нашего председателя Семёна Тимошко пришла посылка из Бомбея и надо её немедленно получить. Вызывает меня пред к себе. Тебе, – говорит, – в город всё равно надо, заодно забери и эту посылку, вот доверенность… А за день до этого в областной газете передовицу напечатали: «Когда, наконец, появятся запчасти?» Так я под эту статью решил для своего комбайна запчастей добыть… А? На той неделе такая же статья вышла? Ну и что? Мы с тобой на пенсию выйдем, а эти статьи печатать будут… Нет? Ты смотришь оптимистичней? Что ж, я – скептик, а ты – оптик, поглядим, кто прав…
Значит, сел я на свободную семитонку и покатил. Еду и гадаю, что в той посылке: может, ковёр индийский, а может, чалмы для председателя и членов правления. Приезжаю, значит, в порт, расписываюсь в получении, и… «вручают» мне индийского слона весом в четыре с половиной тонны!.. Ну, ты мою силу знаешь: когда я тому рыжему под зад дал, он четыре метра до оврага по воздуху летел, а потом ещё минут пять вниз катился… У меня ноги, слава богу, такие, что их автобусом объезжать надо. А тут они у меня подкосились.