А через месяц был какой-то индийский праздник, по радио передали. И решили мы нашему слону его отпраздновать, за всё, что он для колхоза сделал… В слоновнике поставили две пальмы в кадках, чтоб джунгли напоминало. Портрет Будды повесили. Бананы для него в городе раздобыли, халву… Детвора танцы индийские плясала, а мы с Мартой «Бродягу» пели, которую когда-то Радж Капур в кино исполнял…
Всё было расчудесно, но именно в этот момент прибыли представители зоопарка, предъявили решение исполкома и, несмотря на плач детворы и яростный отпор козла Вируса, который не подпускал их к другу, погрузили слона в автоклетку и увезли в Одессу.
И ты знаешь – в селе стало пусто, честное слово! Просто не хватало нам этого животного, так к нему привыкли. С неделю все ходили, как в воду опущенные, а потом председатель вызвал меня и Марту и говорит:
– Народ тоскует по слону, даже производительность снизилась. Праздник Нового года будет омрачён. Этого допустить нельзя. Вот письмо к директору зоопарка, езжайте и заберите нашего Сёмушку обратно.
Помчались мы с Мартой, как на крыльях. Пока приехали – конец дня, зоопарк уже закрыт. Перелезли через забор, отыскали клетку, где Сёму поселили. Узнал он нас, обрадовался, хобот высунул. А мы ему гостинцы передаём от колхозников. А потом достали письмо председателя и, вместо директора, ему прочли. Марта читала, а я некоторые слова на хинди переводил, чтоб понятней было.
В письме говорилось, что колхозники полюбили слона, обойтись без него уже не могут и просят вернуть его обратно в родной коллектив.
Слон всё внимательно выслушал, покачивая головой, на секунду задумался, потом поднял хобот и издал трубный клич. Из соседних клеток откликнулись львы, тигры, леопарды. Узнали короля джунглей! Легко, как фанеру, он опрокинул металлическую решётку, посадил нас с Мартой на спину и, продолжая трубить, помчался к себе в деревню… Ну, чего ты опять в газету заглядываешь? Снова статья о запчастях? А меня теперь запчасти не волнуют: если что случится – Сёма выручит! Ты лучше приезжай в наше село Новый год встречать. У нас такие индийские блюда будут – пальчики оближешь!..Письмо президента СССР Михаила Горбачёва премьер-министру Израиля Ицхаку Шамиру
ОТ АВТОРА: В конце восьмидесятых годов, в Москве, в концертной программе театра «Гротеск», которым я руководил, была исполнена пародия на Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва. Тогда ещё это было опасно, меня отговаривали, но я настоял, и эта пародия прозвучала в Колонном зале Доме Союзов, на торжественном концерте, где в числе зрителей были и приближённые Михаила Сергеевича. Все напряжённо ждали ответной реакции, но её не последовало. И тогда, окрылённые тем, что «Значит, можно!», в каждом уважающем себя театральном и концертном коллективах появились исполнители пародий на Горбачёва. Дошло до того, что в Ленинграде, на фестивале Смеха «Золотой Остап», был проведен конкурс пародий на главу правительства и победил первый исполнитель той «опасной» пародии, артист нашего театра «Гротеск» Михаил Грушевский.
Изложенное выше, дало мне моральное право теперь написать эту пародию на человека, к которому я продолжаю относиться с большим уважением и сочувствием.
Уважаемый Ицхак… Простите, не знаю Вашего отчества, но думаю, что в Израиле – все Израилевичи.
Итак: уважаемый Ицхак Израилевич! Обращаюсь к Вам с просьбой прислать мне вызов в ваше государство. На первый взгляд, просьба, вроде, неожиданная, а на второй – так совсем и нет. Я ведь родом из Ставрополя, казацкого края, а казаки всегда любили евреев, до смерти!
А разве я мало сделал для выезда евреев из страны?.. И обещаю выпустить их всех, хотя это не так просто, как кажется. Объясню почему: несколько лет назад мне доложили, что в Союзе всего полтора миллиона евреев. Когда выехали первые двести тысяч, оказалось, что их осталось уже три миллиона. Число евреев растёт обратно пропорционально их отъезду. Если так пойдёт дальше, я оголю страну, останется только Лигачёв [1] , да и тот что-то в последнее время начал картавить.
Дорогой, уважаемый Ицхак!
Я всегда восхищался праотцом Моисеем, который вывел свой на род через пустыню к свободе. Я, как и он, хотел вывести свой народ из пустыни, в которую превращается страна, но не успел: народ бежит впереди меня. Тогда я решил возглавить этот забег, видя в нём признак приближения коммунизма, ибо, как сказал великий Ленин, коммунизм – это советская власть плюс эвакуация всей страны. Поэтому и прошу Вас поскорей прислать мне вызов. А в ожидании его, я уже начал учит иврит. Язык, в общем, совсем не сложный, многие слова и раньше знал, к примеру, схуёт [2] .
Пробовал надевать кипу – она мне очень идёт. Размер и форму утверждали на Политбюро, так что теперь это не просто кипа, а КиПаСС. Но возникла непредвиденная сложность: кипа ведь крепится к волосам, а у меня их не густо. Стали думать, как её прикреплять. Товарищ Ельцин предложил гвоздями. Но его экстремизм бы отклонён, постановили клеить. Чтобы привыкнуть, буду носить её, не снимая, даже зимой, поэтому мне её сделали с наушниками.
Дорогой и любимый Ицык!
Помни, что наша партия разбегается в разные стороны, бегут и рядовые коммунисты и секретари парткомов – так что поспеши, пожалуйста, с вызовом, а то мне некому будет сдать свой партбилет.
Обнимаю и жду.
Твой Моше бен Сергей.Дюжина моих детей (В соавторстве с Робертом Виккерсом)
ОТ АВТОРА: Эту главу я посвящаю памяти Роберта Виккерса, мудрого, талантливого, честного и доброго человека, с которым мы проработали вместе более десяти лет, пробиваясь сквозь частокол цензуры и недоброжелательства. Когда нам стало тесно в одной коляске, каждый начал работать самостоятельно, но до конца его дней мы дружили, советовались, помогали друг другу.
Светлая тебе память, Роба!
Верните Джека
По дороге на работу он чуть не вывихнул ногу: двор был перекопан и завален трубами, бетонными блоками, битым кирпичом. «Ничего, – утешался Алексей Константинович, – через полгода строители сдадут новый корпус, тогда заживём. А пока они на неделю отключили свет и воду, спасибо, телефон пощадили – что за «скорая помощь» без телефона!».
Не успел Спицын расписаться в журнале дежурств, раздался звонок:
– Говорит главный милиционер города и всей страны. Сейчас же верните Джека хозяину!
В хриплом «взрослом» голосе предательски проскальзывали детские нотки.
– Здравствуй, Валерик! – ответил Алексей Константинович. – Мы не можем вернуть тебе собаку, – она ещё лечится.
Мальчишка звонил ежедневно, иногда по два раза. Его овчарку не удалось довезти до санстанции – она умерла в дороге.
– Машина запряжена, – доложил шофёр Володя. – Куда погоним?…Как в кино, мелькают дома, столбы, деревья.
– Военврач майор Оськин, – представился щеголеватый офицер. – В настоящее время она на ограде.
– Лосиха? – удивился Спицын.
– Именно. Хотела перескочить, но зацепилась за решётку. Это за казармой, возле пищеблока.
На железной ограде распростерлось громадное тело животного.
– Какие будут приказания? – спросил пожилой офицер, командир части.
– Придётся валить ограду.
Взвод новобранцев быстро, как по боевой тревоге, подкопал столбы и дружно навалился на забор. Лосиху накрыли брезентом, спутали ей ноги верёвкой. Один из солдат, верно, деревенский, прижимая голову лесной гостьи к земле, басил:
– Потерпи, бурёнка, потерпи.
Военврач Оськин, ассистируя Спицыну, говорил возбуждённо:
– Рассказать – не поверят. Лось в наших краях, чуть не в центре города. Первый случай в моей практике!..
– Можно воспользоваться вашим телефоном?
С пункта «скорой» Алексей Константинович получил адрес следующего вызова. И ещё: звонили из «суда». Главный судья города и всей страны требовал вернуть Джека хозяевам, иначе он напишет в «Пионерскую правду». Спицын вздохнул и поехал по вызову.
…За институтом физики асфальт переходит в грунтовку. Машина катит мимо совхозного поля, фруктового сада, бахчи. Важно и медленно дорогу переходит стадо.
Алексей Константинович закуривает и вспоминает свое деревенское детство, пастушьи заботы, избу, где самое тёплое, самое лучшее место отводилось будущей кормилице – телушке. Вспоминает, какими восторженными взглядами встречали и провожали деревенские пацаны фельдшера, который лечил в их селе и крестьян, и скотину. Пожалуй, самыми почитаемыми людьми в деревне были этот фельдшер и школьный учитель. Может, именно поэтому Алексей и стал ветеринарным врачом, а его братишка избрал себе путь педагога.
– Что же с пчёлами? – спросил Спицын у старого пасечника.
– Хандрят, Алёша. И мрут. Уже штук двести пало.
Доктор полез в улей, пощекотал пчел.
– Похоже на нозематоз.
– Ты мне попроще объясни.
– Попроще – расстройство желудка. Точный диагноз поставят в лаборатории.
– Опять фуммагиллом кормить будем?
– Ну, Андрей Филиппыч, ты уже сам профессор!
…Возле мебельного магазина Алексей Константинович попросил Володю затормозить.
– Итальянских гарнитуров уже нет, – не глядя на врача, отрезал продавец.
– И не надо, – успокоил его Спицын.
Продавец поднял голову, узнал, заулыбался.
– Ваш сын своими звонками не даёт мне работать. Вы просили не говорить ему о смерти собаки, обещали сами сказать правду. Почему же не сделали этого?
Лицо продавца покрылось каплями пота.
– Я не могу, – промямлил он. – Когда была жена, всё было иначе, а теперь… Этот пёс для него слишком много значил. У меня язык не поворачивается, поймите.
– Что же будет? – спросил Спицын.
Продавец растерянно развёл руками.
…Пузатый «АН» бежал по бетонной дорожке, переваливаясь с крыла на крыло, словно вылезший из пруда на берег огромный белый гусь. В гуле двигателей утонули звуки духового оркестра. По деревянным мосткам спускались почётные гости: знаменитые лошади, участники европейского первенства по конному троеборью.