Истец. Есть.
Судья. Ответчик явился?
Ответчик. Да, здесь.
Судья. Слово предоставляется истцу.
Истец. А мне, собственно, добавить нечего. Всё в заявлении. И как родной сын в дом не пустил и как нетрудоспособному отцу помогать отказался.
Первый заседатель. От второго брака у вас дети есть?
Истец. Дочь. На Урале. Девочка добрая, да с зятем я не ужился. Чтоб ей жизнь не калечить, к сыну подался. Думал на старости лет внука понянчить… Есть, товарищи судьи, такая присказка: «Не имеешь детей – всю жизнь живёшь, как человек, но умрёшь, как собака. Имеешь детей – умрёшь, как человек, зато всю жизнь живёшь, как собака». А я и жил и умру, как пёс.
Ответчик. А вы бы попробовали быть человеком!
Истец. Это он за покойную мать мстит. Да если б покойница была жива, она б со стыда сгорела, узнав, что ты родного отца заставил на алименты подать, перед людьми позориться!
Второй заседатель. Истец, почему вы жене не платили алиментов?
Истец. Отказалась. Официально. У вас в деле – её заявление.
Судья. Ответчик, когда вы в последний раз видели отца?
Ответчик. Месяцев за шесть до своего рождения.
Истец. Эх, Леша! И у тебя сын растёт, он тебе за меня тем же отплатит. (Судье.) Да я каждый год сюда приезжал и издалека, тайком на него любовался.
Первый заседатель. Почему же тайком?
Истец. Чтобы покойницу не огорчать. Она с меня слово взяла. А я её обмануть не мог… Святая была женщина… Вот смотрю сейчас на него, и сердце сжимается: те же глаза, нос, губы… (Отворачивается, принимает таблетку).
Ответчик. Значит, вы продолжаете требовать, чтоб я вам алименты платил?
Истец. Да, требую. Не волнуйся, тебе недолго придётся нести расходы: у меня астма, и я после второго инфаркта… Послушай, человек ты или зверь?!.. Ведь перед тобой старик отец… Понимаешь – отец! Неужели в тебе молчит голос крови?!
Ответчик. Молчит. Да он и не может заговорить, потому что я – не ваш сын.
Истец. Что?.. Слышите, товарищи судьи, какую он лазейку нашёл?.. Алёша, опомнись! Мать не позорь!
Ответчик. Я не Алёша. Меня зовут Виктор. И фамилия моя не Орлов, а Валежко. Вот мои документы. Простите, товарищи судьи, за этот маскарад, но иначе такого фрукта нам бы не одолеть. Это мы с ребятами придумали, когда повестка пришла. Мы не сомневались, что он не догадается – ведь он сына и в глаза не видел. А Алёша Орлов сейчас в экспедиции. Он ни о чём не подозревает. Да это и к лучшему.
Судья. Истец, вы желаете что-нибудь сказать?
Истец. Хочу сказать, что недооцениваем мы нашу современную молодёжь! Я на все случаи приготовил ответные удары, но такого поворота, сознаюсь, не ожидал. Искренне восхищён! С удовольствием пожал бы вашу руку, но знаю – откажетесь. Ну что ж… Поеду на Кавказ. Там у меня ещё один сын, от фронтовой подруги. Теперь, прежде чем подать в суд, проверю у него паспорт. Благодарю за урок. Разрешите откланяться!Дюжина моих детей
Если бы война была человеком, я бы убил её своими руками.
Я мирный человек – кузнец.
Мой сын погиб на Украине. Жена умерла от горя.
На одном колу плетня не сплетёшь, из одного полена костра не сложишь.
Я пришёл в детский дом и сказал:
– Кибитка без ребенка, что лук без стрелы. Дайте мне сироту, заменю ему отца.
Мне ответили:
– Вот двенадцать детишек, из разных республик. Выбирай любого.
Я выбрал всех.
Привёл домой, раздел, отмыл, за голову схватился.
Дети хорошие, но имена трудные: Аня, Таня, Ваня… Решил называть их по городам, откуда кто родом.
Вышло, вроде у меня во дворе вся страна собралась.
Ленинград огонь разводит, Москва плов варит, Кишинёв песни поёт, Таллин задачки решает, Одесса у него списывает.
А я кую подковы и командую:
– Киев, помой лицо Конотопу, ты же старше.
– Рига, бери корзинку, ступай на рынок.
– Орел, беги за ней, следи, чтобы деньги не потеряла.
– Минск, за что ты опять ударил Пинск?
Кто не любит детей, тот никого не любит. Если сердце широкое, одной изюминкой можно двенадцать ртов накормить.
Я говорю:
– Дети, заучите моё имя, оно очень простое: Рахматулла Саидшанович Ширмухамедов.
Дети заплакали:
– Лучше мы будем тебя называть папа Ташкент.
…Молот стучит о наковальню, искры летят во все стороны. Растут птенцы, превращаются в соколов, разлетаются из гнезда кто куда.
Киев в институт поступает, все профессора плачут: как его учить, если он уже сейчас больше нашего знает? Всё же выучили на доктора. В Узбекистане моря нет, в Белоруссии нет, а Минск моряком стал. Я не поверил, поехал посмотреть. Капитан мне говорит:
– Спасибо за сына. Прими почётную бескозырку.
Я отвечаю:
– Спасибо за бескозырку. Прими почётную тюбетейку.
Москва в радиокомитете работает, последние известия сообщает. Услышишь «Говорит Москва», – знай, моя дочка говорит. Одну правду говорит. За десять лет только раз соврала – погоду перепутала.
Ленинград по моей дорожке пошел, кузнецом стал. Недавно мотор выковал – 500 тысяч лошадиных сил, а, перевести на ишачьи силы, сколько миллионов будет?
Конотоп – малым был – драчунов разнимал. Вырос – дипломатом стал, на конференциях выступает, целые страны мирит.
У детей радость – я счастлив, у них беда – мне горе. Ведь если один палец ударить – всей руке больно.
Одесса, какая красавица, до сих пор замуж не вышла. Не может себе города по душе найти – то внешность не нравится, то климат не подходит. Я говорю:
– Не верти носом, посмотри на Ригу: вышла за Кривой Рог, и оба счастливы.
Лягушке свой головастик лебедем кажется. Для меня – мои дети лучшие на свете. Одно плохо – никак собрать всех вместе не могу.
Ум говорит:
– Выпущенную стрелу назад не вернёшь.
А сердце спорит:
– Солнце уходит вечером, а утром возвращается.
Ночью я не сплю, вспоминаю, как мы из одной пиалы пили, у одного огня грелись, одним небом укрывались.
Я не сплю, и шайтан не спит, землю трясет. Загрохотало вокруг, словно тысяча кузнецов вместе ударили. Небо упало, рухнул дом, смерть моя пришла.
– Где вы, дети мои? Почему не идёте на помощь? Видно, не суждено мне вас увидеть…
Больше ничего не помню.
Открыл глаза на том свете. Лежу в раю, надо мной Аллах стоит.
– Здравствуй, – говорит, – папа Ташкент.
Смотрю: рай – это райбольница, а Аллах – это мой сын Киев в белом халате.
– Тебя, – говорит, – отец, балка по голове маленько стукнула. На два сантиметра ум за разум зашёл. Я тебе его уже выправил.
Осла подковывают, а он лягается. Зря я детей ругал, не забыли они меня.
Москва всем республикам про землетрясение каждый час по радио говорила. У меня толчок, вся страна вздрагивает.
Орёл показал себя львом, а Львов орлом: первыми услыхали о несчастье, первыми прилетели, первыми еду-питьё привезли.
Пинск меня из развалин вытащил, а Минск в больницу отвёз.
Пока я там лежал, лекарствами лакомился, Ленинград и Таллин мне дом построили под самые небеса.
Сверху весь город, как на ладони. Родная земля – золотая колыбель. Вся семья собралась на новоселье. Подарки принесли. Приёмник «Рига», телевизор «Карпаты», холодильник «Днепр». Такой большой, что в жару там человек жить может.
Дети пришли с жёнами, жёны детей привели. Там, где много детей, не бывает тесно. Кишинёв поёт «Наманганские яблочки», Одесса танцует молдовеняску, Таллин выводит: «Москва моя, страна моя, ты самая любимая», а я пляшу гопак.
Соседи прибежали:
– Караул! Снова землетрясение?
– Какое трясение? Просто большой праздник.
Соседи обрадовались, стали петь-плясать с нами.
Хорошее вино прибавляет веселья, хорошее слово – разума.
Мой сын Конотоп из Нью-Йорка прибыл, чтобы речь произнести.
– Леди и джентльмены, – сказал он, – от имени Организации Объединенных Наций предлагаю выпить за здоровье моего отца, мудрого и доброго кузнеца нашей большой семьи!
Все выпили, а я заплакал.
– Юноша перед смертью мечтает увидеть любимую. Старик перед смертью хочет увидеть детей. Спасибо, что вы не оставили меня в трудную минуту. Я увидел ваши весёлые лица, услышал ваши звонкие голоса, пожал ваши сильные руки – и теперь могу умереть спокойно.
Дети закричали:
– Нет! Не надо! Не умирай! Живи ещё сто лет!
Тут Ленинград позвонил в колокольчик:
– Зачем кричать? Будем голосовать. Есть два предложения. Кто за «умереть спокойно»? Один человек. Кто за «ещё сто лет»?.. Все!.. Живи, папа!
Пришлось подчиниться большинству.
Я не знаю, проживу ли ещё сто лет, но знаю твёрдо: любое золото – не богатство, любые брильянты – не богатство, любые деньги – не богатство, а вот дружная семья – это большое богатство!
Застольные стихи
ОТ АВТОРА: Я никогда не считал себя поэтом, но стихи писать приходилось, и для своих водевилей, и для концертных выступлений, и для эстрадных спектаклей. Но более всего я написал стихотворений для различных торжеств, юбилеев и всевозможных празднеств и застолий.
Когда мои друзья узнали, что я готовлю к изданию этот сборник, они потребовали включить в него главу с моими «застольными» стихами. Я отказывался, объясняя, что эти стихи предназначались для узкого круга очень близких друзей, поэтому иногда можно было позволить себе и похулиганить и употребить «неформальную» лексику. Но они доказывали мне, что мои читатели – тоже мои друзья, они всё поймут, простят и оценят.
Вот я и рискнул поместить здесь свои стихи, в надежде на ваше снисхождение и понимание.
Киевский период
Малышки-коротышки
(Для разгона)
ОТ АВТОРА:
Когда дочка была маленькая, я попытался написать для неё детские стихи.