странах цивилизованных служители богов давно уже не относились к категории почитаемых и предпочитали за порогами своих храмов носить обычную одежду.
В соответствии с каким-то давним императорским указом каждый может верить в тех богов, в каких хочет, но при этом монарх является верховным руководителем всех сект и церквей. Некоторые с этим не согласились и теперь о них мало кто помнит.
Храмы, кстати, мне тут попадались разнообразные: массивные и основательные, глубоко уходящие в землю, словно проросшие из нее, узкие башенки наподобие минаретов и легкие ажурные, со стеклянной кровлей, окруженные крошечными садиками. Но было видно, что строили их давно и ремонтировали нечасто, да и особо много прихожан возле них я не заметил.
Отправился я по указанному полицейским адресу за документами — вернее, за компьютерными удостоверениями личности. Нам годились любые. Подделанные, добытые по каналам в полиции, взятые в морге у отдавшего концы бродяги, украденные или купленные за щепотку «пудры» у опустившегося обитателя трущоб. На них есть, конечно, системы защиты, вроде секретных кодов и знаков. Не говоря уже о том, что в местных документах все серьезные записи производились тушью, с течением времени изменявшей свой цвет: месяц — синий, месяц — желтый, месяц — розовый, чтобы можно было определить время, когда она была сделана. Но на каждый хитрый замок найдется отмычка с винтом. А перевести те же отпечатки пальцев было вообще элементарно. Правда, продержатся они не очень долго, максимум год, но нам ведь и не нужно надолго.
Шел я туда не без колебаний. Но иного выхода, как ни крути, не было.
Без документов — любых, каких угодно сомнительных — мы были под постоянным дамокловым мечом. А справки для желающих изменить имя и личные данные (тут это дозволялось), которыми нас снабдил оргейский шериф, должны были потерять силу в ближайшие дни.
Любой полицейский патруль, которому придет в голову нас остановить, любой рейд по злачным местам или гостиницам — и все. Серьезная проверка — это конец для нас. Здесь наука уже давно созрела для того, чтобы переварить идею о параллельных мирах.
Удивительно, что Пир вообще не арестовал нас как подозрительных чужаков. Вспомнить, как мы «плыли» на первом же допросе… Или он, как и положено провинциальному копу, малость туповат?
А может быть, дело в том, что, сцапай он нас и оформи все по закону, пришлось бы сдать, приобщив в качестве вещественного доказательства, и ту бриллиантовую брошь?
Наш вагончик через каждые пять минут останавливался, выпуская людей. И странное дело, за все время пути в него никто ни разу не зашел.
На предпоследней, по моим подсчетам, остановке в нем остались только я да один из служителей веры.
И вот вагончик остановился в очередной раз. Кажется, именно тут мне выходить. Динамик что-то проскрипел, объявляя название платформы.
Переспросив у жреца, я убедился, что не ошибся.
Выскочив — двери захлопнулись сразу за моей спиной, — я оказался на пустой и грязной платформе. Стены из потрескавшегося, мутного от времени пластика еле-еле пропускали свет. Не без опаски миновав турникет, угрожающе скрежетнувший при моем появлении, я оказался, насколько можно было понять, в районе Кхун-ту.
Окружающее не могло вдохновлять.
Редкие прохожие мрачного вида, бредущие по своим делам. Фасады, покрытые не то копотью, не то многолетней грязью, стекла — когда-то зеркальные, а теперь мутные от времени и пыли, проломы в стенах — почему-то в основном на высоте пятого-десятого этажа. Целые подъезды и даже секции, обрушившиеся от времени, отчего дома напоминали выкрошившуюся вставную челюсть. Стены были обильно украшены граффити.
Черт, надо учить язык, а то ведь неизвестно, на сколько мы здесь застряли. Правда, содержание этих надписей можно было понять и без перевода, по безыскусным картинкам рядом с ними.
Среди прочих изображений я несколько раз заметил даже кое-что явно крамольное. А именно — изображение суслика, вокруг которого вилась надпись, содержащая несколько слов, лишь одно из которых было мне знакомо, но привести которое на бумаге невозможно. Дело в том, что это животное было здесь почти священным, ибо являлось родовым тотемом правящего дома, происходившего от царьков кочевых племен, что жили в незапамятные времена в пустыне, раскинувшейся там, где в моем мире был Иран. И присяга, даваемая каждым подданным, в числе прочего запрещала есть мясо сусликов, носить одежду из их меха и кожи, украшать себя сусличьими черепами, а также «хулить суслика». Правда, при этом не запрещалось травить сусликов ядами и ставить на них капканы — все-таки грызуны были вредителями полей, а значит, наносили ущерб подданным таххарского государя и имперской казне.
Щербатые дома времен, не иначе, первых поселенцев, облезлые вывески массажных салонов (везде — во всех мирах — одно и то же!), убогие бары, ночлежки. Развалины, пустыри, усыпанные мусором и битым стеклом. Высотные здания из стекла и бетона — давно покинутые, с огромными зеркальными фасадами, зияющими громадными пробоинами.
Одним словом, трущобы. Трудно было поверить, что это все находится в мире, где давно летают на Марс и Юпитер…
Архитектура тут заметно отличалась от обычной, принятой на Таххаре, — круглых и овальных башен — и напоминала знакомую мне по родине: длинные дома-коробки и плоские квадраты общественных зданий.
Это и был, судя по плану Лигэла, предусмотрительно купленному мной по дороге за несколько мелких монет, Сергас — квартал, изобиловавший трущобами и заброшенными домами, куда полиция без особой нужды не заходила. Дальше, как я знал, шли кварталы Оор и Мелг, где чужак-одиночка, даже вооруженный и не слабый, не имеет почти никаких шансов остаться в живых.
А надо сказать, опасности, что подстерегают в этом мире, были, пожалуй, покруче тех, с которыми приходилось сталкиваться нашей команде прежде.
Могли «пустить на мясо» — разделать на органы для трансплантации, что, правда, распространено сравнительно мало: уже давно для таххарской медицины это вчерашний день, да и «материал» выгоднее заготавливать в отсталых провинциях.
Женщине грозило нечто похуже. Из уст в уста передавались рассказы о несчастных, с помощью химии превращенных в безвольных рабынь и отправленных в притоны — тайные и даже не очень.
Впрочем, чаша сия могла не миновать и мужчину, если тот молод и красив.
В душе зашевелились прежние опасения. Если, как я понял, полицмейстер был в доле с местной братвой, то как знать — может быть, он поставлял им не только покупателей фальшивых бумаг? Почему бы чужакам, которых наверняка никто не хватится, вообще не исчезнуть бесследно, если это может принести энную сумму?
Я отогнал эти мысли — все равно другого выбора, кроме как следовать советам Пира, у нас не было. Все-таки паршивое чувство: когда ничего не можешь сделать, и остается только плыть по течению…
Да, поневоле пожалеешь, что нас не выбросило куда-нибудь в имперские земли. Впрочем, там с нами и разговор был бы совсем другой. Про имперскую полицию говорят, что она почти не берет взяток… А иностранца, пытающегося незаконно проникнуть на территорию коренного Таххара, без разговоров отправляли в каторжные поселения куда-нибудь в Тибет или австралийскую пустыню — добывать руду и рыть оросительные каналы.
Вот и Синяя улица, дом 25. На первом этаже девятиэтажной овальной башни было три магазина, но два были давно закрыты, и пыль густо обсела витрины изнутри.
Я вошел в единственный открытый магазинчик, стараясь держаться как можно уверенней. За прилавком дремал продавец. Еще пара парнишек подпирали стены. На вид не особые здоровяки, но это значит только то, что опасаться в случае чего их надо особо.
— Чего изволит уважаемый? — сонно произнес продавец, удостоив меня мимолетным взглядом.
— Мне нужен Бакор, — не терпящим возражений тоном сообщил я.
— Ну я буду Бакор. — Теперь в его глазах возник некий интерес.
— Здравствуй, почтенный Бакор. Меня прислал дядюшка Пир. — Я протянул тщательно завернутую в платок карточку. — Нам… мне и моим друзьям нужна помощь.
— Добро, — равнодушно кивнул хозяин. На визитку он даже не взглянул. — Пошли. — Повинуясь его знаку, один из парней безмолвно занял его место за прилавком, а Бакор приложил к двери в углу небольшую палочку, и та без звука ушла в пол (двери тут, как я успел заметить, были весьма разнообразной конструкции).
Мы прошли большое сводчатое помещение, разгороженное на множество клетушек ветхими пластиковыми стенами.
Пройдя еще одну дверь и спустившись, мы оказались на лестничной площадке с замурованными пролетами, стены и пол которой покрывал потрескавшийся кафель.
С виду это было намного старше девятиэтажки, и я подумал, что, наверное, это остаток какого-нибудь старого здания, при строительстве использованный в качестве фундамента или цокольного этажа.
Лестничную площадку освещал один вычурный бронзовый светильник.
За распахнутой железной дверью были видны какие-то древние на вид механизмы. Вентиляция тут была неважная — должно быть, вентиляторы, чье гудение время от времени доносилось из зарешеченных колодцев, были ровесниками этим подземельям.
Хотя метро тут отродясь не было, но за двести с лишним лет существования города была настроена уйма разнообразных подземных коммуникаций, транспортных магистралей, канализационных и кабельных тоннелей и всего прочего. Прибавьте к этому подземелья каоранских времен (Лигэл — один из немногих городов, построенный на месте города прежних хозяев), среди которых не только обычные городские, но как будто и военные — тут располагался один из узлов второй линии обороны.
Я отметил, что меня не обыскали, не потребовали сдать оружие.
Одно из двух: либо они настолько доверяют человеку, назвавшему соответствующее имя, либо считают, что в случае чего справятся со мной, без разницы — с оружием я или нет.
Над нами было где-то метров тридцать-пятьдесят грунта и скалы.