Амулеты, которые нам раздал Даниэль Сагальский, оказались небольшими пластинками из серебра, украшенными надписями на неизвестном мне языке. Их следовало держать как можно ближе к телу, что я и сделал, убрав талисман в мешочек, который носил на груди. Там лежала ладанка, подаренная кормилицей незадолго до её смерти.
Шевалье, получив один из талисманов, посмотрел на эти надписи и поднял удивлённый взгляд на отца Даниэля.
– Вот уж не ожидал, отче… Это же арамейский?
– Обсудим это после, сын мой, – поджал губы священник.
Священник предупреждал нас о небольшом неудобстве, связанном с воздействием этих оберегов. Едва мы выехали из замка, как почувствовал частые удары сердца, кои отозвались тяжёлой головной болью. Стало жарко. Казалось, ещё немного – и моя кровь закипит! Признаться – уже был готов снять сей талисман, но, как и предсказывал священник, вскоре самочувствие улучшилось. Добравшись до реки, мы ушли вверх по течению. Так предложил Даниэль Сагальский, а шевалье, после небольших раздумий, кивнул и направил жеребца вдоль берега, заросшего густым кустарником. Сквозь заросли было не пробраться, но река была не так уж и глубока, что позволило уберечься от брызг, поднятых нашими лошадьми.
Незадолго до полудня мы остановились, чтобы перекусить и дать лошадям отдых. Отец Даниэль отказался от трапезы и устроился неподалёку, тихо шепча молитвы и перебирая чётки. Надо заметить, он был облачён в мирские одежды, а из оружия захватил лишь свой посох и два интересных кинжала, чьи лезвия были украшены затейливыми, но непонятными мне надписями.
Пользуясь краткой передышкой, шевалье дал несколько наставлений, как следует себя вести, если мы найдём тайное убежище:
– Дома ведьм хитро устроены, господа, а посему не следует торопиться. Знаете, почему у них два входа? Они обладают тайным знанием, кое позволяет поддерживать связь между миром живых и мёртвых.
– Эти знания передал дьявол! – прошипел священник, но шевалье не обратил внимания на эту реплику и продолжал рассказывать:
– Посему не стоит самоуверенно шагать навстречу гибели. Никогда не знаешь, какая из дверей окажется открытой. Эдак можно взять и ступить прямо на тот свет, что, – усмехнулся он, – несколько расходится с нашими планами. Кстати, мне доводилось слышать о северных ведьмах, чьи дома умели двигаться.
– Двигаться?! – вытаращился я.
– Да, если вы знаете таинственное слово, чтобы обратить дом живой стороной.
– Вы, шевалье, изрядно разбираетесь в ведьмах… – опять вмешался отец Даниэль.
– Ещё бы! – тотчас отозвался де Брег. – Некоторые из них весьма хороши в постели!
– Господи, – вздохнул священник. – Помилуй заблудшего, ибо он не ведает, что творит…
– Ведаю, святой отец! Выпьете с нами?
– Вы же знаете, Орландо, что я не пью вина…
– Эх, святой отец, – елейным голосом произнёс шевалье. – Отчего вы не пьёте? Отчего закуску впустую переводите? Ладно, не хмурьтесь! Suum cuique – каждому своё!
Ван Аркон, слушая эти разговоры, лишь улыбался и качал головой. Он сидел рядом, не выпуская арбалета из рук и внимательно наблюдая за окрестностями.
Следы мы обнаружили незадолго до наступления сумерек… Лодка. Брошенная лодка со следами крови, словно пленника несколько раз ударили головой о деревянный борт, прежде чем выволочь на берег. Орландо тотчас соскочил с гнедого, присел и долго всматривался в прибрежные заросли. Ван Аркон огладил бороду и поднял арбалет, а священник перекрестился и замер…
Глава 21
Река в этом месте делала поворот, а рядом с брошенной лодкой находилась неглубокая, заросшая водяными лилиями заводь. В сгущавшихся сумерках были видны замшелые камни, лежащие у самой кромки воды. Пологий песчаный берег продолжался небольшой поляной, укрытой от посторонних взглядов густыми зарослями колючего кустарника и раскидистыми деревьями.
Шевалье де Брег прищурился и незаметно повёл носом, пытаясь уловить запахи. Хрипло, словно предвещая беду, крикнула птица. Тихо зазвенели клинки, выбранные из ножен. И тут, где-то совсем рядом, раздался тихий смех…
Смех звучал так, словно сам нечистый издевался над нашими поисками, обрекая души на томительный ужас перед неизвестностью. Следом послышался шелест. Он был похож на лёгкий трепет листвы, потревоженной холодным, осенним ветром, но ни одна травинка не дрогнула. Смех… Смех и едва различимый шёпот, словно некто невидимый читал заклятья, которые грозили обернуться нашей гибелью…
– Помилуй нас, Господи… – прошептал я, и мне вторил священник, читающий молитвы.
То, что ещё несколько мгновений назад было гранитными валунами, обращалось в нечто опасное и чуждое нашему миру! Послышались хриплые вздохи, а в сгущавшихся сумерках блеснули зелёные огоньки глаз. Злых и голодных. Ван Аркон выругался и поднял арбалет. Свистнула стрела, но она лишь скользнула по холодному граниту и воткнулась в песок.
– Не торопитесь! Не торопитесь и не тратьте попусту стрелы! Не поможет! – сквозь зубы процедил шевалье и оглянулся, раскидывая руки в стороны, будто хотел прикрыть нас от неведомой опасности. Он обвёл взглядом берег и зарычал: – В круг!
– Что нам делать?!
– Встать в круг, дьявол вас раздери!!!
Я ошибся, принимая увиденное за наведённый морок! Камни на самом деле дёрнулись, пробуждаясь от вечного сна, и поднялись, обращаясь в ужасных созданий, покрытых длинной шерстью. Сквозь пряди свалявшихся волос стекала вода, а под тяжёлой поступью хрустнул песок. Ещё одно мгновение, показавшееся мне вечностью, и узловатые корни деревьев, свисающие над обрывом, зашевелились, обращаясь в змей. Они извивались, взрывали землю и ползли в нашу сторону.
– Ждать! – рявкнул де Брег.
– Ты препоясываешь меня силою для войны, – шептал священник, – и низлагаешь предо мною восстающих на меня…[15]
– Ждать!
– Господь Вседержитель…
Зарычал Ван Аркон, будто в его душу вселился дикий зверь. Он отшвырнул арбалет в сторону, вытянул из-за пояса секиру и несколько раз взмахнул, со свистом рассекая воздух.
Ждать не пришлось. Всё замерло. Угасли цвета и звуки. Мир стал серым, за исключением крохотной части берега, ещё хранившей остатки живого тепла. Встав спиной к спине, мы вглядывались в сумрачный лес, который глухо заскрипел, словно исторгал нечто ужасное.
Несмотря на молитвы, кои читал священник, на душе становилось холодно. Мне хотелось бросить всё и бежать. Бежать, пока хватит сил! Мир замер, и кровь превращалась в холодный лёд. Послышался жуткий и разноголосый хор, завывавший на все лады, будто вся нечисть преисподней собралась в этом проклятом месте! Во рту стало солоно, и я, сплюнув кровь, заметил ещё несколько существ…
Из лесу двигались мертвецы. Поначалу они шли медленно, переваливаясь с ноги на ногу, словно куклы на верёвочках, за которые дёргал невидимый хозяин, но с каждым шагом их поступь обретала уверенность и силу. Они чувствовали запах нашей плоти, как стая диких зверей, идущих по следу. Блестящие черепа скалили зубы, а пустые глазницы светились зелёным бесовским огнём…
Пусть я и рискую навлечь ваше неудовольствие, но мне трудно воссоздать картину этой схватки. Память, словно уберегая разум, стёрла подробности. Всё слилось в нескончаемый кошмар. Помню лишь крик Орландо де Брега и звонкую песнь клинков, звучавшую хоралом во имя наших жизней и славы Господней.
Мы убивали. Убивали этих существ, круша черепа и разрубая тела на части. Гнилые кости осыпали нас прахом, а неведомые созданья оставляли на клинках густую и вязкую, как смола, кровь. Хриплая брань, крики, стоны, рычание… Казалось, что мы сами утратили всё живое, превращаясь в исчадий преисподней, которым потребна лишь кровь, чтобы утолить вечный голод […]
…[дом] ведьмы – если можно назвать эту хибару домом – стоял на самом краю леса и на первый взгляд казался причудой ветров, уложивших бурелом в одну кучу. Толстые стволы деревьев неимоверным образом переплетались между собой, образуя и стены, и крышу, с которой свисал колючий и мохнатый плющ. Два узких окна и крепкая, окованная железом дверь, на которой висел пожелтевший от времени человеческий череп с рогами… Ещё один череп, но уже звериный, венчал крышу.
Вокруг хижины высилось несколько сухих деревьев, но едва мы подошли ближе, как они ожили и, защищая обитавшую здесь нечисть, протянули к нам острые ветви. Будто дикие звери, грозящие клыками уставшим путникам.
– Прочь с дороги! – охрипшим голосом крикнул отец Даниэль и поднял над собой один из талисманов. – Изыди! Нету у вас власти надо мной! Нет! Нет…
Он окончательно охрип и замолчал, но не сделал и шага назад. В щелях между брёвнами мелькали холодные огоньки и тени, кои под светом луны превращались в чёрных ползучих гадов. Мерзких гадов, которых, как мне казалось, было невозможно остановить, но едва они подползали ближе, как их злобное шипение угасало. У отца Даниэля руки дрожали от напряжения и усталости, но он не опускал их, угрожая нечисти талисманом.
Невероятно! Эти ползучие гады ползли вперёд, натыкались на невидимую стену и, шипя от бессилия, исчезали в густых прибрежных зарослях […]
…[от]ец Даниэль, хоть и не ждал этой помощи, но обессиленно обмяк, едва не рухнув на землю. Орландо отвёл святого отца в сторону и покачал головой:
– Вы славно потрудились, святой отец! – неожиданно мягко сказал он. – Передохните!
– Я не устал! – хрипел священник и порывался подняться.
– Наша жизнь не закончена, а зла ещё много, – продолжал шевалье. – Хватит с избытком. На весь отпущенный Создателем срок. Мы сделали всё, что могли.
Тут, словно подтверждая его слова, над лесом показались первые лучи солнца. Только сейчас я понял, что эта схватка продолжалась всю ночь! Солнечные лучи осветили грешную землю и нас – измученных, чудом спасшихся от смерти. Мы, как слепые щенки, сбились в одну кучу и сели в круг, опираясь на спины своих соратников. Запахло травами, чей аромат разгонял серую хмарь и возвращал к жизни.