На этот раз я почувствовал приближение гостя, но виду не подал. Это был не хоринг. Точно. И угрозы от него не исходило. Но в рукав я все-таки сунулся и взялся за рукоять ножа. Кстати, я ведь нож в хоринге оставил? Везет мне. Не хотелось бы потерять гурунарских знакомцев, которые давно уже стали едва ли не частью тела. Да и Тури они нравятся, по-моему. Если дойдем до У-Наринны, точно подарю ей один. Тот, что похуже.
– Приятного аппетита.
Смутные дни еще раз! Кого угодно я ожидал увидеть, но только не Лю-чародея.
– А! – оживился я. – Это ты. Замечательно.
«Сейчас я тебе вломлю, – злорадно подумал я. – За все. За хорингов с их стрелами, за вильтов, за быков, за все веселости, которые сваливались на нас с Тури последние дни».
– Скажи-ка, ста…
– Заткнись, Моран, – неприветливо перебил Лю.
– Нет уж, родимый. – Я не собирался затыкаться. – Я уже мертв, между прочим, и не один раз, по твоей милости. Какого джерха ты посылаешь меня на смерть? Меня и Тури?
– А ты ожидал, что это будет пирушка в парке хадасского правителя? С вином и девочками?
– Я должен прийти в Каменный лес. Но почему меня по дороге каждый встречный норовит спровадить во Тьму? Ладно, лютики у Слезы Великана. Но хоринги – как им противостоять?
– Не драться с ними.
– Здорово! – окрысился я. – Значит, просто подохнуть под их стрелами?
Лю терпеливо вздохнул.
– Если бы хоринг стрелял в тебя, он попал бы в тебя, а не в пень на твоем плече. Согласен? И еще. Если ты ожидал, что я разбужу твою память задаром, то ты ошибся. Но теперь уже поздно.
– Я знаю, – вырвалось у меня. Он прав, сейчас действительно поздно. Потому что после всего случившегося я дойду, добреду, доползу до У-Наринны, чего бы это мне ни стоило. Не люблю сворачивать с полпути. Тем более если путь зовет, зовет и манит – кому, как не мне, анхайру-бродяге, без дома и семьи, понимать язык дорог?
Дорогам несть числа, и мы идем по ним всю жизнь. Но лишь в последние дни я вдруг понял, что наконец-то ступил на ту единственную, ради которой стоит жить. Поэтому я орал на Лю больше для того, чтобы успокоить растревоженную душу и разрядиться. Кажется, Лю это понимал.
– Не отвлекаться! – сердито сказал Лю. – Перестань отвлекаться на мелочи! Осталось всего пять дней, Моран! Пять!
Тут я рассмотрел у него в ладони тусклые потрескавшиеся камни. Еще когда я брал с двумеха мясо, оставленное Тури, мне показалось, что на самом верху, у горловины, лежит моя шкатулка с пещерными самоцветами. Я обыкновенно кладу ее на самое дно. Мало ли…
Небо! Это были три самых крупных и дорогих камня! Каждый с голубиное яйцо, они стоили мне кучу денег и нервов, а уж времени, времени! И теперь они стали просто кусками тусклого потрескавшегося стекла, словно увядшие розы свадебного букета. Из них выпили жизнь, всю до последней капли, вместе с красотой и колдовским блеском.
Я едва не задохнулся.
– Что ты… Что ты сделал с моими самоцветами? – заорал я, словно подручный мясника на бойне, когда встревоженный бык наступает раздвоенным копытом на сапог. – Джерхов старикашка! Они что, твои?
Лю с недоумением поглядел на меня. Потом на мертвые камни. Хоринги – и те их у меня не отобрали, хотя посчитали, что они с какой-то там древней короны. Вполне может быть, кстати.
– Ты знаешь, сколько они стоят?
– Моран, – резко и зло перебил меня Лю. – Они стоят дешевле твоей и Тури памяти. И уж точно дешевле жизней. Так что слушай и постарайся не перебивать.
Этот пень рассказал тебе правду. Удар в большой колокол на башне в Запретном городе – первая веха, веха воздуха. Веха чистого звука. Колодец, которого ты можешь и не помнить, веха вторая, веха чистой воды. Эти две пройдены, все в порядке, хвала небесам Гории! Теперь тебе нужно всего лишь не пройти мимо остальных. Тебе и Тури. Я говорю это потому, что следующая веха совсем рядом, в соседнем… хм… В общем, рядом. Скоро увидишь. Будь внимателен. Справедливости ради я отмечу, что, несмотря на все ваши с Тури задвиги, путь вы нашли. И следуете ему… достаточно настойчиво. Пожалуйста, не разочаруй меня и впредь. Договорились?
Я пожал плечами.
– Но за камни, Лю, ты мне заплатишь. Когда мы вернемся из У-Наринны.
– Глупец, – усмехнулся Лю. – Когда мы вернемся из У-Наринны, тебе начхать будет на все драгоценности мира.
Я почему-то думал совсем иначе.
Лю остался на месте нашей стоянки. На прощание он пожал мне руку и погладил карсу. Даже Корняге-дармоеду сказал что-то теплое. А уж о чем он шептался с Ветром – и не знаю.
Степь поглотила нас, словно пустой еще мешок первое яблоко перед отправкой на рынок. Ветер обрадовался возможности ничем не сдерживать своего нерастраченного восторга скорости, я просто хотел забыть странности минувших дней, хотя бы ненадолго. Корняга в ужасе цеплялся за мою одежду и тоненько подвывал что-то о лесных чащах, где приличные обитатели ходят степенно и никуда особо не торопятся, а карса просто в очередной раз исчезла. Тоже растворилась в степи. Как второе яблоко.
Только во всем мире, кажется, не нашлось бы яблок-путников, чтоб наполнить бездонный мешок этой степи.
До полудня Ветер умчал меня так далеко от Лю, что я даже забеспокоился, как он будет исправлять наши ошибки, если мы с Тури вновь что-нибудь сделаем не так. А потом просто взял и отогнал посторонние мысли – мы все сделаем именно так, как надлежит. Точка. И хватит об этом.
Почти сразу мы выехали к реке. Степь полого сбегала к самой воде, к песчаному пляжику, на который раз за разом накатывали ленивые волны. Река была так широка, что я не видел противоположного берега. Синее пятно Меара слепило глаза, дробясь на колеблющейся поверхности тысячами бликов.
– А, джерхова сыть… – сплюнул я с досады. Ветер как раз отдохнул и рассчитывал вновь отдаться свободному бегу, но по воде не особо побегаешь. А переправиться через такую реку без лодки или хотя бы плота нечего и мечтать. Кроме того, улавливалась в открывшемся пейзаже какая-то ускользающая неправильность.
Задержка. Жаль, Лю говорил, что стоит поторопиться, если мы не хотим опоздать. А опоздать мы точно не хотим, я абсолютно уверен.
Я сидел на Ветре, а Ветер замер на макушке пологого холмика, возвышающегося над плоской степью, что осталась за спиной, и над плоской гладью реки, которая мешала двигаться дальше.
– Ладно, – робко подал голос неунывающий Корняга. Кстати, способность не унывать мне в нем нравилась. – Давай хоть привал сделаем. Поедим, а там, глядишь, и мысли какие появятся. А, Моран?
– Все бы тебе жрать… – сказал я и вдруг спохватился. – Как ты меня назвал?
Корняга смутился.
– М-моран…
Я подозрительно склонил голову набок.
– С чего ты взял, что меня так зовут?
Раскрыв дупло-рот, пень сполз с плеча и отодвинулся от меня.
– Чародей тебя так называл…
– Запомни, деревяшка. Меня зовут Одинец, и никак иначе. Запомнил?
Корняга с готовностью закивал:
– Да, да, запомнил. Одинец… Так Тури и передам.
– Она знает.
Река плескалась, словно нашептывала какую-то сокровенную древнюю тайну жизни. Да так оно скорее всего и было, только кто, кроме хорингов, понимает теперь шепот рек? Жаль все-таки, что они ушли из мира. И обидно, что для меня, счастливца, которому довелось за несколько дней дважды встретиться со Старшими, обе встречи закончились стычками. Причем в первый раз мне лишь чудом удалось избежать смерти, а во второй я вернулся из уготованной хорингами Тьмы и вовсе непостижимым образом, для которого даже «чудо» слишком поверхностное и легкомысленное слово.
Соскочив с Ветра, я забросил поводья ему на шею, а потом подумал и совсем снял уздечку. Пусть отдохнет. Напьется – он как раз успел остыть после бега, а дальше бежать оказалось некуда. А я костер, пожалуй, разведу – холодное мясо косули еще оставалось, хоть и мало, но холодным его есть совсем не хотелось.
Как всегда из ниоткуда возникла карса. Шевеля усами, она лениво прошествовала мимо меня к воде, лишь отрывисто скользнув взглядом желтых глазищ. Тоже, поди, пить захотела.
– Послушай, пень, – начал было я, но джерхово чучело осмелилось возразить.
– Меня зовут Корняга, и я не пень, а корневик! Это не одно…
– Послушай, пень, – повторил я. – Мне совершенно кисло, кто ты и как тебя зовут – для меня ты всего лишь пень. Пользы от тебя – чуть, а жрешь ты больше медведя, ей-право…
– Я могу передавать твои слова госпоже Тури, а ее слова – тебе. Это важ…
– И поэтому, – продолжил я, – если ты будешь меня доставать и болтать не по делу, я отнесусь к тебе и вовсе как к обычному пню, а именно – сожгу. Поэтому, если не хочешь стать огненной вехой, – я ухмыльнулся, – пшел за дровами! И живо мне!
Корняга испарился, словно капля, упавшая в пламя. Мгновенно и с сухим шорохом, только песок полетел из-под корявых корешков.
– Ну вот, – проворчал я знакомым до отвращения тоном. – Может ведь, когда хочет, бревенчатое отродье…
Тон я заимствовал частично у Лю, частично у Унди Мышатника, упокой Тьма его нетрезвую душу. Кстати, сейчас бы пив… Ой, нет, нет, обойдусь водой!
Я вскочил и торопливо зашагал к реке, стараясь изгнать из головы все мысли сразу. Охоты вторично угодить в Сунарру у меня совершенно не было.
Не дойдя нескольких шагов до плещущихся волн, я замер. Потому что снова уловил: что-то не так.
Карса стояла у воды, дугой выгнув спину, задрав хвост и безумно выпучив глазищи. Уши она так прижала к голове, что казалось – их нет вообще, и еще чувствовалось, что она готова гневно зашипеть, но боится. Смотрела карса на Ветра.
Ветер зашел в реку по самое брюхо, но не это меня поразило. Меня поразило, что он, словно цапля, погрузил голову в воду. Целиком. И стоит так уже довольно долго.
Челюсть у меня отвисла. Что и говорить. Карса в два прыжка оказалась рядом со мной и на всякий случай прижалась к ногам. Я на всякий случай попытался ее успокоить.
– Тише, малышка, тише… Давай не будем шуметь… на всякий случай.