— А разгрести ты все это не мог?! — рявкнул я, рывком выбираясь из-под завала. — Строишь тут умные рожи, а кучу мусора с меня лень убрать… Что за ерунда?.. Ничего не болит… Даже ребра… И впрямь не болит, — удивился я, ощупывая бока. — Чудеса… Я же точно помню, как меня о перила… Затем о стену… Затем… Ну, не болит, и хорошо… Скажи мне честно: все кончилось?
— Кончилось, — счастливо просиял Петров. — Даже следа не осталось… Разве что вот эта дыра…
И он указал рукой на пятиконечную дыру в потолке над моей головой.
— Так, значит, мне не показалось? — удивился я. — Я действительно падал в бездну?
— Падал, — так же радостно подтвердил Петров. — Но она почему-то тебя не приняла. Закрылась перед самым твоим носом… Я уж думал — конец тебе. А потом гляжу — ты лежишь внизу… целёхонький… Только зеленый очень. Я перепугался, думал — покойник… Но ничего: порозовел, зашевелился, и вот…
Я ещё раз ощупал бока и, удивленно покачав головой, поднялся на ноги. Мой взгляд привлекла оставшаяся лежать на месте моего падения чаша.
— Надо же, цела, — удивился я, поднимая её. — Я рухнул на неё всем весом с высоты трёх метров, а она — цела… Ни единой царапинки…
Вытаращив глаза, Петров, словно завороженный, смотрел на чудом уцелевшую чашу. Дрожащими руками он по тянулся к драгоценной реликвии, но я быстро спрятал её за спину и показал невольному напарнику кукиш:
— Вот это видел?.. Хватит с меня приключений. Я тебе её отдам, потом её снова кто-нибудь стащит, и опять все заново? Нет уж, у меня она будет сохранней. Второй такой ночи я не переживу. У меня и так до сих пор в голове не укладывается: оборотни, монстры, маги, Грааль… А вот почему все кончилось, если мы практически ничего не делали? Мы ведь не успели ему помешать, и он довел обряд до конца… Довел до конца, выпил содержимое этой посудины, и вдруг его словно расплавленным свинцом насквозь прожгло… Помнишь, что говорил Агасфер? Если что-то будет изменено в ходе заклинаний, то содержимое чаши, вместо того чтоб дать ему бессмертие, уничтожит его вернее, чем серная кислота… Примерно так и получилось… По крайней мере, эффект был очень сильный… Но мы же не успели ничего нарушить, так в чем же дело?
— Не знаю, — признался Петров. — Главное, что все кончилось. Я ещё не настолько хорошо разбираюсь в действиях всех этих потусторонних и «здешнесторонних» сил, чтобы вообще что-то понимать…
— Так зачем же ты этим занимаешься?!
— А чёрт его знает, — весело признался Петров. — Иногда я сам себя полным идиотом чувствую. Столько всего непонятного, неразгаданного… Но теперь у меня есть ещё одно реальное подтверждение существования этих самых «сил». Это — ты.
— Вот только этого не надо, — попросил я. — С меня и одного раза хватит. Больше не хочу. Мне не нравится, когда меня пытаются загрызть, задушить или раздавить… Самый отъявленный негодяй мне милее того «шнурка с клыками», который пытался нас раздавить всего полчаса назад. Больше я не Страж. Я самоустраняюсь. Даю самоотвод и категорически требую больше ко мне не обращаться с подобными вопросами.
— Но Грааль-то остается у тебя…
— Исключительно в целях моей безопасности. Его больше некуда девать. А в моем сейфе он будет надёжней, чем в швейцарском банке.
Я нашёл в углу зала мой разодранный и перепачканный плащ, встряхнул его и надел поверх такого же разодранного и перепачканного костюма. Отцепил от лестничных перил покорёженные наручники и проверил боеготовность пистолета.
— Все, — повторил я. — С этой историей покончено, а с новой я и не думаю начинать. Дураков нет… Что ты застыл как вкопанный? Пошли отсюда.
Петров склонился над кучей мусора на полу и что-то заинтересованно разглядывал посреди обломков.
— Вот она, — с каким-то злорадным удовлетворением сообщил он. — Вот она, противная… Это из неё была создана едва не придушившая нас тварь…
Не понимая, я приблизился и вгляделся в то место, на которое он указывал. На полу корчилась и извивалась огромная жирная гусеница серо-жёлтого цвета.
— А что из себя корчила! — покачал я головой. — Прям-таки удав… Раздавить?
— Нет, — мстительно сказал Петров. — Я её с собой возьму и изучать буду. Может, приборы какие-нибудь отклонения от нормы покажут… До-олго изучать буду…
— Дело твоё, — согласился я и отошел к окну, за которым слышались чьи-то голоса.
Во дворе стоял желтый милицейский «уазик», и два сонных сержанта с кислыми выражениями на лицах выслушивали жалобные причитания уже знакомого мне прораба. Бегая вокруг компрессора кругами, он возмущенно размахивал руками и вопил с достойной похвалы Станиславского искренностью:
— Все украли! Все унесли! По миру пустили! Что я начальству скажу?! Компрессор нашли, а кто мне остальное вернет?! Кто гвозди и телогрейки отыщет?! Цемент, инструменты, сапоги — все унесли! Без штанов оставили!.. Найдите мне их! Слышите: найдите мне этих подлецов!.. Третий раз за месяц обчищают! Найдите! Я хочу посмотреть в их вороватые глаза!..
— Уходим через окно, — сказал я Петрову. — С этой стороны нас ждёт ещё одна толпа вурдалаков…
Петров кивнул, спрятал коробок из-под спичек с шуршащей внутри гусеницей в карман, и мы вылезли в окно, выходящее на другую сторону замка…
Со вздохом облегчения я распахнул двери своего кабинета и, сняв плащ, опустился на поскрипывающий диван.
— Никогда ещё так не радовался приходу на работу, — признался я. — Это же самое настоящее счастье: прийти утром на работу и знать, что сегодня тебя ждут самые обыкновенные, милые «домушники», «медвежатники» и «щипачи»… Никакой чертовщины!..
Я отомкнул сейф, бросил туда чашу и вновь запер его, демонстративно спрятав ключ в карман.
— Вот так, — сказал я Петрову. — И больше никаких магов… Ого! Девять часов утра! С минуты на минуту появится Калинкин… Нужно срочно почистить пистолет, да и самого себя в порядок неплохо было бы привести. Если шеф что-нибудь неладное заподозрит — выпьет всю кровь не хуже любого вампира…
— А я пойду и постараюсь дозвониться до своего начальства, — устало сказал Петров. — У меня ведь тоже есть свой «Калинкин»… Я скоро.
— По мне, хоть вообще не возвращайся, — проворчал я ему вслед. — С этого дня ты ассоциируешься у меня с монстрами и вурдалаками…
Я откинулся на спинку дивана и утомленно прикрыл глаза. Вся усталость, накопившаяся за эти сутки, разом об рушилась на мои плечи.
«Нужно поставить чайник на электроплитку, — сонно подумал я. — Если я не выпью крепкого чая, то засну прямо на утреннем совещании у Калинкина… Сейчас бы вздремнуть часок-другой…»
Какой-то шорох послышался рядом. Я открыл глаза и с удивлением уставился на четырёх благообразного вида старичков, стоящих посреди кабинета и молча наблюдающих за мной.
«Вот пенсионерам не спится, — подумал я. — Ни свет ни заря, а уже на ногах и в отделении… Сейчас будут рассказывать о хулиганах, выкручивающих лампочки в подъезде и орущих по ночам песни во дворе. Но как они тихо вошли!.. Или это я ненароком задремал?»
— Присаживайтесь, — предложил я, с трудом сдерживая зевоту. — Слушаю вас.
Старички даже не двинулись с места, не сводя с меня заинтересованных взглядов.
«Нет, лампочками в подъездах здесь не обойдется, — догадался я. — Обычно после такой «рекламной паузы» наступают воспоминания о «славных годах юности, когда старость ещё уважали, а молодежь мечтала быть космонавтами и колхозниками». А потом с жутким видом поведают мне о каком-нибудь «зловещем преступлении». Скорее всего, у кого-нибудь из них хулиганы сломали в подъезде почтовый ящик. Или, чего доброго, подожгли дверь… В этом случае вообще начнется что-то невообразимое… Необходимо их как-то успокоить. Напомнить что-то «родное, лирическое»… Что я помню из марксизма? «Призрак бродит по Европе…» О, нет! Только не призраки…»
— Я внимательно слушаю вас, — повторил я.
— Мы — Совершенные, — на удивление ясным и твердым голосом сообщил мне один из старцев.
Я изобразил на лице восхищение и восторг, тщетно пытаясь побороть сонное состояние и вспомнить, в каких партийных структурах представляли к столь громкому званию.
«Заслуженные, народные, персональные, почетные, — перечислял я про себя, — орденоносные, выдающиеся… Нет, не помню…»
— Приятно удивлен, — сказал я. — Конечно же, мы перепрыгнем через собственную голову, чтобы в течение ближайших дней разрешить все назревшие у вас проблемы. Ваше дело будет немедленно принято к производству, и двадцать пять наших лучших сотрудников немедленно приступят к расследованию… А теперь прошу вас пройти в кабинет номер три, куда через полчаса подойдёт дежурный оперативник и запишет все ваши показания…
— Мы — Хранители Грааля, — сказал старик.
— Очень хорошо, — автоматически продолжил я свою сонную тираду. — Конечно же, мы… Что?!
— Это мы в 1244 году тайно вынесли из замка Монсегюр Святой Грааль, — спокойно подтвердил старик. — Судьбе угодно было продолжить своё испытание, лишив нас нашей святыни. Мы не сумели уберечь нашу реликвию, и за это семьсот лет разыскивали её по всему свету… И вот теперь этот день настал… Мы благодарим вас за спасение Грааля и возвращение его истинным Хранителям.
— Какого Грааля? — притворно удивился я. — Дедушки, вы что-то путаете. Это — отделение милиции. Если вы пришли с заявлением — обращайтесь в кабинет номер три, там вас примут. Если же вы по вопросам религиозных культов, то вы попали не по адресу.
— Вы — Страж, — утверждающе заявил старик. — Мы видим это. И нам известно обо всем, что произошло. Вы рисковали собой, спасая нашу святыню, и за это мы хотим сделать вам ответный подарок… Запомните: возрождающегося Аримана всё же можно будет вернуть в царство теней. Но сделать это возможно только в течение первых трёх дней после его возвращения в этот мир. Только одного боится он — копья Одина, хранящегося в катакомбах лавры. Ключом к тайнику послужит камень Изиды. Помните об этом, когда придется вступить с ним в схватку… А теперь, прошу, отдайте нам чашу…