1
Клунс давился безмолвной багровой паникой, как нечто гигантское, уродливое, наконец-то получившее по заслугам, по незнанию проглотив то, что вызвало сильнейшее отравление. Около четырех десятков стражников в красных плащах носились по мрачным коридорам с глухими восклицаниями, утверждавшими, что поиски пока безуспешны.
Когда Камень и Булох увидели, что камера пуста, они рассматривали эту пустоту не меньше минуты, прежде чем что-то сделали. Но и делом это сложно назвать. Скорее это была паника.
Первым очнулся Камень. Он проковылял к камере, открыл дверь и заглянул внутрь. Смысла в этом не было – прутья позволяли видеть камеру снаружи. Булох отпихнул Камня, вбежал внутрь, заметался, как зверь, угодивший по случайности в клетку, ладонями ощупал стену, убеждаясь, что та цела и не содержит в себе невидимых глазу лазеек. Перед ним находилась обычная каменная стена, и ее ничто не нарушало, несмотря на то, что несколько минут назад сквозь нее прошел мальчик. Ощупав стену едва ли не полностью, Булох вскричал.
Шрам, подпрыгнувший при этих звуках, заметил двух напарников в клетке, попытался найти взглядом мальчика, но ему это не удалось.
– Гурина звать? – спросил Камень.
Ответом ему был крик. Булох выскочил наружу, заметался по коридору, отдавив ногу Шраму, бросился к соседним камерам, выскочил в параллельный коридор, затем в следующий. Вернулся, снова заглядывая в соседние камеры. Он еще надеялся, что мальчик, совершив непостижимый фокус, находится где-то здесь. Несмотря на их общую незавидную участь, положение Булоха было опаснее. Он являлся командиром тройки.
– Да, – сказал Шрам, наблюдая за нервными потугами Булоха. – Надо звать Гурина.
Так они и сделали. Кроме того, доложили Толгу. Это было наипервейшим делом – если кто-то из заключенных Клунса не оказывался на своем месте, об этом должен сначала узнать главный надсмотрщик.
Толг и Гурин прибыли одновременно. Толг прибыл с пятью помощниками, и возле камеры, где содержался мальчишка, образовалась сутолока. Гурину ничего не осталось, как заорать, поминая вепря, и потребовать, чтобы стражники расступились и замерли в ожидании непосредственных указаний Толга или его, Гурина.
Это имело определенный успех. Гурин убедился, что мальчика в камере нет, увидел трех гвардейцев, подчинявшихся непосредственно ему и охранявших камеру. Добиться чего-то определенного оказалось не просто. От Камня и Шрама бывало немного толку, если речь шла о пересказе минувшего события своими словами. Булох же ополоумел. После приказа стоять на месте, он дергался, что-то бормотал, и даже пощечина, которой его наградил при всех Гурин, ничего не изменила.
Гурин пошел на крайнюю меру, подобное он ни разу не применял к кому-либо из этой троицы. Он обнажил свой меч и приставил острие Булоху к груди.
– Сейчас ты скажешь, что тут произошло. Или я проткну тебе брюхо.
Пауза.
– Ты понимаешь?
Средство помогло. Глядя на лезвие, тускло отражавшее блики факелов, Булох прошептал:
– Мальчик сбежал.
Гурин кивнул:
– Я понял. Как ему это удалось? Вы проспали?
– Кажется, он… прошел сквозь стену.
2
Гурин не спросил, послышалось ли ему то, что сказал Булох. Он вообще ничего не сказал. Просто смотрел, изучая скулы Булоха, кадык, подрагивающий, как кролик, пойманный в силки, нос Булоха, его лоб, испещренный каплями пота, его светлые волосы, давно не ощущавшие расчески, спутанные, слипшиеся. И его глаза.
В глазах был не только страх за свою участь, но и поразительной силы недоумение. Казалось, Булох сам не верил тому, что видел. Тем не менее, он передал то, что видели его глаза. Гурин не сомневался, что Булох не врет, не дурачится и что он в здравом рассудке, во всяком случае, пока. Стражники, в большинстве своем слышавшие то, что сказал Булох, тоже молчали. Один из них хмыкнул, но, ощутив общую подавленность, заткнулся. Гурину не понадобилось оглядываться на него. Похоже, немногие из присутствующих вообще осознали услышанное.
К счастью, Толг был человеком действия и не вдавался в анализ того, что происходит вопреки его видению мира. Что бы ни сделал мальчик, он покинул камеру, но это не означало, что он покинул Клунс. Чтобы выйти наружу, нужно миновать множество стен и дверей, самое главное – дверей. У дверей всегда находился кто-то. Если тройка уважаемых гвардейцев лопухнулась, это не значило, что то же самое сделали остальные стражники. Толг отрывистым рыканием привел своих людей в движение. И те неуклюже побежали в нескольких направлениях. На всякий случай Толг отправил пяток воинов за пределы Клунса – проверить, не превзошел ли мальчишка все их ожидания и не прячется ли под стенами крепости. Дозорный на стене начал обход по периметру, изучая направления, ведущие к Клунсу.
К делу подключился Зург, и все стало известно Флеку. Последнего ожидали с минуты на минуту. Гурин уже исследовал стены камеры, убедился, что нет никаких следов физического бегства, и в задумчивости покинул темницу. Куда исчез мальчик? Не растворился же он подобно герою самых нелепых слухов о талхах?
Время от времени поступали сообщения, что тот или иной участок Клунса зачищен, но следов мальчика по-прежнему нет. Появился Флек. Он приблизился неслышной поступью, и один из гвардейцев вздрогнул. Флек вопросительно глянул на Толга, перевел взгляд на Гурина, затем – в камеру, как бы предоставив своим подчиненным лично решать, кто из них обладает большим, нежели другой, красноречием или же просто испытывает большее рвение поведать о случившемся.
Заговорил Толг. В устах этого прагматика бегство мальчика показалось Гурину не таким уж ирреальным. В конце концов, мальчишка не простой, Флек сам говорил об этом.
Когда Толг замолчал, Гурин сказал:
– Флек, я верю своим солдатам, они не проспали, не отлучались и тем более не выпустили мальчишку по первой его просьбе. Ребенок действительно… совершил что-то… странное.
К удивлению Гурина, Флек не сообщил, что их ждет, если мальчишку не найдут в ближайшее время, не сказал, что Гурин, выгораживающий своих мерзавцев, годных разве что на охрану овец, рискует получить самую жестокую кару из всех четверых. Гурин ожидал чего-то подобного, но этого не произошло. Флек лишь кивнул. Просто кивнул, как если бы речь шла о естественных вещах.
Он вошел в камеру, прошелся по ее жалкому периметру, осмотрелся и вернулся назад. Минуту он смотрел сквозь прутья, как будто изучая дальнюю стену, затем посмотрел на Толга.
– Что за этой стеной?
– Такая же камера. Соседний сектор. Если не ошибаюсь, там пусто, а вот в соседней камере сидит сын барона Дензеля. Он…
Толг запнулся. До него дошел смысл вопроса. Он неверяще глянул Флеку в глаза.
– Неужели мальчишка… – Толг оглянулся и вскричал. – Всем к камере двести сорок девять! Быстро!
Флек посмотрел на Гурина, тот ничего не понимал.
– Нам с тобой тоже не помешает сходить туда, – сказал Флек. – Сейчас.
Они шли беспокойными широкими шагами, и Гурин с удивлением обнаружил, что его трясет. Он поглядывал на Флека, стараясь, чтобы тот ничего не заметил, и спрашивал себя: неужели мальчишка прошел сквозь стену? Мальчишка десяти лет от роду! Он не являлся талхом, прошедшим суровые тренировки длиной в долгие годы. Впрочем, Гурин не верил слухам, что среди талхов вообще есть такие люди, даже в верхушке Ордена.
Но каков Флек! Ему хватило пяти минут, чтобы вынести вердикт со слов Толга и Гурина. Флек воспринял все буквально, и теперь его решение казалось таким естественным, что оставалось лишь поразиться собственной слепоте.
Вот и нужный коридор. Впереди шли двое стражников во главе с Толгом. Еще минута и они у искомой камеры.
Внутри находился мальчик. Он пошатывался, совершая короткие, неуверенные шажки. Заметив людей, он остановился, посмотрел в их сторону. В глазах мелькнул испуг. Гурину показалось, что мальчик только что поднялся на ноги, возможно, потому что услышал приближающиеся шаги. Он выглядел ослабленным, но двигался. Двигался к стене!
Гурин перевел полный восхищения взгляд на Флека, но сказать ничего не успел. Лицо Флека исказилось, и он выкрикнул:
– Остановите его! Не дайте подойти к стене!
О, Небо, подумал Гурин. Мальчишка проходит сквозь стены!
3
Булох вымотался донельзя, но при новых обстоятельствах сон исчез напрочь.
Они снова находились на прежнем месте, вся троица. Правда, теперь добавились двое стражников Толга, но Булох не имел ничего против. Хотя ему вроде бы поверили, он больше не будет единственным свидетелем, если подобное повторится.
Флек предусмотрел, чтобы мальчик не сделал то, что один раз уже ввергло Клунс в настоящую панику. Сначала правая рука Правителя, поколебавшись, приказал принести усыпляющую мазь. Из-за риска для здоровья ребенка средства использовали мало, мальчик отключился часов на семь-восемь. Кроме того, использовали еще одно средство. Как надеялся Булох, не менее действенное.
Мальчика заковали в цепи.
Цепи были наименьшего размера, какой только имелся в Клунсе. Две из них тянулись от левой руки и правой ноги ребенка к его надзирателям. Одна охватывала шею, другим концом крепясь за кольцо, вдетое в пол камеры. Мальчик мог не только поворачиваться и сидеть, даже встать и сделать пару шагов, но до стены он не доставал.
Булох смотрел на мальчишку, как на опасное, непредсказуемое животное. Не животное даже, маленький зверек, ценный, норовящий ускользнуть в первую попавшуюся щелочку. Пока этот зверек усыплен, проблема притуплялась, как старая боль, на которую не обращаешь внимания. Но все рано или поздно заканчивается, и Булох понимал, что мальчик вскоре придет в сознание. И что тогда будет? В цепи его заковали, но кто знает, какие еще способы освобождения есть у этого нечто в обличье маленького мальчика?
Не спали также Камень и Шрам. Не спали и двое стражников. Никто из них не смотрел на мальчика, но каждый мог в любое мгновение обратить внимание на камеру. Это напоминало театр абсурда – пятеро звероподобных мужиков караулили маленького мальчика, закованного в цепи, к тому же находившегося под действием снотворного. Булох отметил, что мальчик в цепях кажется некоей насмешкой над всем Клунсом. Тем не менее Булох не отводил взгляда от камеры ни на секунду и, быть может, благодаря этому заметил, когда мальчик очнулся.
Это произошло на исходе ночи, когда двое из пятерых стражей начали клевать носами. Булох смотрел на мальчика, и ему казалось, что это длится десятилетие. Столько же Булох не видит неба, не слышит шума ветра, сидит в этом мрачном коридоре, а мальчишка заснул навечно, закованный ненужными цепями. И вдруг это изменилось. Не в результате звякнувшей цепи или движения мальчика, самого незаметного, будь то поворот головы или вздрогнувшее тело. Булох не сказал бы, как это произошло. Он просто догадался, что мальчик очнулся, и все. Тот лежал неподвижно, но теперь он был в сознании, и Булох занервничал. Ему захотелось встать, пройтись по коридору, пусть остальные следят за мальчишкой, и без него их тут достаточно.
Булох не сделал этого. Он опасался, что мальчик, услышав шаги, пойдет на какую-нибудь хитрость. Лучше выждать, посмотреть, что будет дальше.
Ждать пришлось долго. Не меньше часа. Мальчик приподнял голову, осмотрелся, заметил, что за ним следят, затем долго изучал цепи. Булох сглотнул, но в горле опять возник мерзкий, удушающий ком. Мальчик медленно поднялся, по-прежнему рассматривая цепи. Постоял несколько минут, глянул на стражников, и Булоху показалось, что он встретился с мальчишкой взглядом. Мальчик выглядел оглушенным, не пришедшим в себя после снотворного.
Булох занервничал.
Мальчик сделал шаг, остановился. Снова шагнул, глядя на цепи на ноге и руке. Цепи натянулись. И не пустили – мальчик остановился. Булох с облегчением вздохнул. Мальчишка беззвучно заплакал. Если бы не блеснувшая на щеке слеза, Булох бы не заметил этого.
Гвардеец привстал, толкнул Шрама в плечо.
– Зови Гурина. Не нравится мне это. Пусть они сами с Толгом разбираются, что к чему.
4
За последние несколько часов Драго часто останавливался. Крепла уверенность, что его слежку почувствовали. Возможно, так ему лишь казалось, но он не хотел рисковать. Лес, несмотря на, казалось бы, идеальные условия для слежки – коварный союзник, и обнаружить ловушку, оставленную преследуемыми, можно с опозданием.
В самой Антонии и сразу за ее пределами идти за членами Совета Ордена было несложно. Талхи уходили скрытно, но они спешили и меньше всего беспокоились, что за ними кто-то увяжется. Они упустили мальчика, и это отодвинуло иные проблемы. В первые минуты Драго еще надеялся увидеть мальчика у кого-нибудь из талхов, но время шло, и безликие факты все настойчивее утверждали обратное. Воины Правителя переиграли талхов. Драго не анализировал, почему это произошло. В любом случае он не предполагал этого. Он мог выбрать лишь один объект слежки, и он выбрал талхов. В частности, Старха.
Драго испытал нетерпение, жгучее и неумолимое нетерпение, свойственное разве что городскому обывателю, когда глава Ордена остался один. Нетерпение, толкавшее его на то, чтобы зайти в дом, где находился Старх, просто зайти и начать разговор. Не только о мальчике, обо всем. Для начала – о предательстве Ордена по отношению к нему, Драго.
Монах не сделал этого. Старх достаточно мудр, чтобы отразить любые обвинения Драго, и в эти часы он не являлся основной фигурой происходящего. Талхи упустили мальчика, и его нашли гвардейцы. Гвардейцы, естественно, хотят убраться из Антонии со своей наиценнейшей добычей. Талхи попытаются этому помешать и перехватить мальчика. В любом случае все сведется к этому дому, где, как паук в центре паутины, сидит Старх.
Если талхи проиграют, Драго окажется в затруднительном положении. Впрочем, он понимал, что преследовать гвардейцев нереально. Нереально выйти из города. Стоя у дома, куда переместился Старх после разоблачения жилья связного, Драго время от времени задерживал дыхание, обостряя слух, и услышал вой, который издают лишь нападавшие талхи, затем приглушенный шум стычки в пределах города.
Оставалось лишь ждать.
Талхи по одному являлись сюда, но никто так и не принес мальчика. Драго понимал, что во время стычки талхи пытались не только захватить мальчишку, но и вырваться с ним из города, однако их постигла неудача. Когда в дом явился последний член Совета Ордена, Драго убедился, что мальчик остался у гвардейцев.
Несмотря на это, талхи чего-то ждали.
Когда явился Гел, Драго вспомнил об Уде. Вот о ком он не подумал. Уд не мог пройти мимо участия в деле, причем особенного, скрытого участия. После появления Гела талхи быстро покинули дом. Драго двинулся следом. Как и его бывшие братья, он без проблем миновал ворота. После нескольких дней блокады стражники не чинили горожанам никаких препятствий.
Пока, удалившись от города, члены Совета ожидали, когда приведут лошадей, Драго использовал паузу и сам обзавелся лошадью. Это оказалось несложно. В многочисленной толпе он выбрал человека, ведущего лошадь под уздцы и, угрожая кинжалом, вынудил отдать ему животное. Спустя минуту человек вопил, что его ограбили, но для Драго это не стало помехой.
Он двигался следом за талхами и с каждым часом убеждался, что кто-то (наверное, Уд) выследил гвардейцев, а монахи держат путь туда, где получат новые сведения. Чем дальше, тем больше фактов убеждало его, что гвардейцы двинулись к Столице. Это казалось естественным. Драго удивился бы, выбери те иное направление. Оставалась еще Лакаслия, Правитель мог выехать навстречу по причине нетерпения. Когда талхи начали объезд города, у Драго исчезли последние сомнения. Путь лежал к Столице.
Именно после Лакаслии Драго показалось, что кто-то из талхов отстает, чтобы проверить, не следуют ли за ними. Драго понял это интуитивно, видимых признаков не было. Из-за предосторожности он так и не выяснил, прав ли он. Он выдерживал длительную паузу, пока едва уловимый топот множества копыт, заглушаемый лесом, не исчезал вовсе. Монах рисковал упустить отряд.
В один из таких моментов Драго убедился, что интуиция его не подвела. Он услышал какой-то звук впереди. Монах остановил коня, на всякий случай подался вперед, зажал животному морду.
Он выжидал минут пять. Ничего не происходило, больше никаких звуков. Как ни странно, крепло ощущение, что поблизости кто-то есть. Не крупная лесная тварь типа оленя или кабана, а человек. Драго понимал: если это кто-то из талхов, его также почувствуют. Он хотел выехать на открытое пространство, показав себя тому, кто, как и он, таился поблизости, но мгновением раньше услышал смутный шорох. Драго замер, пытаясь сквозь листву рассмотреть человека.
– Драго!
Монах вздрогнул. Голос Старха.
5
Несколько секунд длилось ощущение нереальности. Драго превратился в тень от деревьев, но понимал, что это ничего не изменит – о его присутствии знали. Знал сам Старх. Глава Ордена остался позади отряда талхов, чтобы встретить Драго. Каким образом он догадался, что Драго идет по следу, сейчас не имело значения.
Важнее узнать, почему Старх один и почему окликнул Драго, выдав себя.
– Драго! Выйди, чтобы я тебя видел. У нас мало времени. Я знаю, что ты рядом.
Драго помедлил, тронул коня. Будь это ловушкой, он ощутил бы нескольких человек. Конечно, Старх – грозный противник, но монах чувствовал, что дело не в том, чтобы его умертвить. Старх хотел говорить с ним.
Глава Ордена находился возле тропы на открытом участке. Драго удивился, почему не заметил его раньше. Старх был гением маскировки в любых условиях. Его лошадь стояла неподвижно, как изваяние. Невозмутимость седока передалась и животному. Минуту они смотрели друг другу в глаза. Драго испытал приступ ненависти, ему хотелось прожечь дыру в лице главы Ордена, тоже, кстати, одно из тайных стремлений многоопытных монахов, как ходьба по воде и прохождение сквозь стены. Старх взгляда не отвел.
Драго ждал. Вызвали на разговор его, не он.
– Ты не поприветствуешь своего отца?
Драго заколебался, хотелось согласиться, расслабиться. Но перед ним находился не отец, предатель. Отец не мог быть предателем.
Драго качнул головой:
– Нет.
Старх смотрел на него, не отводя взгляда.
– Что ж, ты имеешь на это право.
Молчание. Драго недоумевал. Что Старху понадобилось? Монах убедился, что причиной не являлось устранение. Слишком много слов.
И все же иных объяснений не было, руку с арбалета под плащом Драго не убрал. Хотя видел, что руки Старха свободны.
– Скажи, как тебе удалось выжить после Уда? – спросил Старх. – Тебе помог мальчик?
Драго вздрогнул – вопрос стал подобен внезапному удару хлыстом. Драго не знал, что сказать.
– Говори. Сейчас между нами недомолвки необязательны.
Драго пожал плечами.
– Почему я должен вести этот разговор? Чтобы удовлетворить твое любопытство?
Невероятно, но Старх усмехнулся, этого Драго никогда раньше не видел.
– Ты никому ничего не должен. Как и любой человек. Особенно мне. Ты сам это знаешь.
Старх замолчал. Молчал и Драго, ожидая продолжения.
– Можешь не говорить, я знаю. Тебя спас мальчик. Уд думал, что ты умер. Благодаря мальчику ты выжил.
– И что из этого следует?
– Этот ребенок – не просто дорогостоящая игрушка. Он – Спаситель Мира.
– Пусть так. Зачем ты говоришь мне это? После того, как Орден предал меня?
– Я ждал, когда ты спросишь об этом. Не думай, это не признак слабости, по крайней мере, не в моих глазах. Пойми, кто-то должен стать первым заслоном. Те же, кто в нем находится, обычно погибают. Если бы ты знал, что кто-то страхует тебя, никогда бы ты не выжал из себя все возможное. Я думаю, ты согласишься со мной.
Драго прикрыл глаза, опять взглянул на главу Ордена.
– Почему же Совет Ордена приказал убить меня после того, как мальчик оказался в наших руках?
– Первый заслон погибает, Драго. В тот момент мы надеялись, что Правитель не узнает, куда исчез мальчик. И для уверенности с самого начала решили обрубить все концы. Я согласен, ты прекрасный следопыт, я даже считаю, тебе нет равных, но Совет Ордена хотел избавиться от малейшей зацепки. Согласись, тебе пришлось говорить со многими людьми, в любом случае ты оставлял след.
Драго тронул коня и сократил расстояние. Теперь их отделяло друг от друга всего пять шагов.
– Почему я? Почему выбрали меня, раздери вас всех Вепрь?
– То, что сделал ты, мог сделать любой из членов Совета и некоторые из числа приближенных. Но эти люди имели право жить. Из остальных ты – лучший.
– Лучший…
– И ты должен был искупить свою вину.
– То есть?
– Ты узнал то, на что не имел права. Я имею в виду Час Бдения.
Драго медленно кивнул.
– Все-таки пронюхали… Мне казалось, что я замел следы.
– Эти объяснения не оправдают Орден в твоих глазах, но пойми, существуют некие правила, которые нельзя нарушать даже талхам.
Драго вспомнил комнатушку под полом библиотеки Ордена, дрожащее пламя свечи, пыльный, древний запах книг, тишину, стоячей водой застывшую между стеллажей, казавшихся в темноте бесконечными, как само Небо. И цепкий недоверчивый взгляд охранника-монаха. Драго совершил ошибку и, в общем, не имел права что-то требовать. Можно сказать, Совет дал ему поблажку – возможность сделать напоследок что-то существенное для Ордена.
– Ты меня убедил. Но я спрашиваю: почему ты мне это рассказываешь? Если виниться передо мной тебе не в чем? Куда проще прикончить меня. Или игнорировать, продолжая делать то, что вы делаете.
– Ситуация изменилась. И ты идешь за нами. Не лучше ли показать тебе полотно реальности целиком, чтобы направить твою энергию в нужное русло?
– О каком изменении ты говоришь? То, что мальчик у Правителя?
Старх покачал головой.
– Изменение в том, что скоро не будет никого. Ни Ордена, ни Правителя. Вообще никого. Надеюсь, ты слышал о Болезни Без Названия?
– И что?
– Она пришла. Пока только первые симптомы, но ждать осталось недолго. Именно Болезнь Без Названия уничтожила мир, который был до Великой Катастрофы.
Драго захотелось сойти с коня, присесть на землю. Вроде бы закружилась голова. И от того, что подобные вещи так легко и просто обсуждались с главой Ордена, и потому, что исчезли последние сомнения относительно того, что заставило его когда-то нарушить негласные правила Часа Бдения.
Прежний Мир, по всем признакам, был куда мощнее, нежели теперешний. И все же он погиб, рухнул.
– Ты сказал, мальчик – Спаситель Мира? Выходит, он одолеет Болезнь Без Названия?
– Нет. Отдельные случаи, но не целиком. Эту заразу нельзя остановить. Она изменяется на ходу, распространяется слишком быстро, широким фронтом. Будь у нас сотня таких мальчиков, сомневаюсь, что это спасло бы Все Заселенные Земли от Болезни Без Названия.
– Зачем же тогда мальчик?
– Он – Спаситель Мира.
– Каким образом он его спасет?
– Этого я не могу сказать. Я не знаю, что именно должно произойти.
Драго опешил. Старх заметил его ошеломление.
– Да, это так. Моя гипотеза: что-то произойдет в связи с действиями самого мальчика, что-то с реальностью, которую видят наши глаза. Он уже творил непостижимые вещи, и, возможно – возможно – ему подвластно что-то еще, чего не указано в Пророчестве. Как это будет выглядеть, я не знаю. Неизвестно и другое, пожалуй, для нас самое важное. Кто будет спасен, много ли будет таких людей?
– И что же глава Ордена хочет от меня?
– Немногое. Ты двинешься к Столице за нами или впереди, как посчитаешь нужным. Сделай все, что сможешь. Ты – должник мальчика. Потому ты и затеял то, что произошло в Антонии. Будь поблизости от этого мальчика. Он – Спаситель Мира, но при этом он простой смертный. Может случиться так, что кто-то, так и не найдя подход к его сердцу, захочет от него избавиться. Удержать ребенка немыслимо, он покинет любую темницу. Этим человеком необязательно будет сам Правитель. Я говорил, скоро не будет никого, и Ордена в том числе. Это знаю не только я, но и остальные талхи. Неизвестно, что становится с человеком, когда рушится реальность, которая являлось его основой.
Старх медленно повернул коня. Драго смотрел ему в спину.
– Я нашел тебя и сказал это лишь затем, чтобы ты не тратил силы и время. На месть, например, если это есть в твоей душе. Или на слежку.
Старх хлестнул коня, животное с ходу перешло в галоп. Глава Ордена крикнул:
– Я все сказал! Прощай!