Черноволосый калека с обрубленной рукой, рваным альвским ухом и мерзким глазом сидел рядом с его домом. Он мешал Косточке работать и просто раздражал. Да еще и люди почему-то стали проходили мимо него, будто бы и не замечая. За это время он мог бы насобирать пару-тройку медяков минимум, но… НЕТ. Он не сможет теперь отработать норму, если так будет продолжаться дальше, и тогда Крыса отрежет ему еще один палец. Во всем этом он винил альва. Он всегда винил в своих бедах всех, кроме себя. Он был жертвой.
Поэтому сейчас он испытывал ненависть к альву, но при этом боялся к нему подходить. Косточка был еще и трусом. А этот гад продолжал сидеть прямо на мокром полу и даже не обращал внимание на то, как вонючая жижа заливает ему лицо. Он уже пришел сюда промокшим, так что какие-то капли нечистот ему не сильно мешали. Его единственная рука расслабленно свисала, большой и средний пальцы он зачем-то сомкнул в круг. Его губы шевелились.
Он странный, и Косточка это видел. За свою долгую жизнь он повидал много психов, но этот его пугал больше всех. А еще сильнее пугало то, что он пугает только его. Все остальные чуть ли не наступали на альва. Один раз об него споткнулись, но, обернувшись, даже не посмотрели в его сторону. Лишь чертыхнулись и пошли дальше.
Старик долго терпел, но потом альв открыл глаза и… ему кинули монетку. Злоба разгорелась в нем бушующим огнём, но на это сразу же обратил внимание и парень. Такое ощущение, что он понял, что Косточка разозлился, до того, как он сам это осознал. Он подобрал монетку с пола и кинул ее в сторону Косточки.
— Ухожу-ухожу, — проговорил он безразлично и встал. Немного помедлив, черноволосый калека спросил, мотнув головой в сторону трубы из которой совсем недавно вылез: — Я оттуда на поверхность попаду?
Косточка заликовал. Да, вот оно — чужак забрел к ним. Информацию о таких подозрительных вещах он немедленно должен докладывать Крысе. За это давали суточный паек с крысятинкой и срезали норму на целую неделю.
Если бы Косточка просто остановился на этом, то, может быть, и получил бы, то, что хотел. Но у него был еще один порок. Он был жадным и хотел большего.
— А ты че, не оттуда пришел? Не с поверхности что ли, а? — спросил он и сразу же осознал, как ошибся. Альв мгновенно почуял опасность и как-то странно посмотрел на старого и уставшего попрошайку. В его взоре что-то мелькнуло, и Косточка неосознанно прищурил слепые глаза, пытаясь рассмотреть. Это было его ошибкой. Потому что разум его был слаб, и он утонул…
Блохи перестали кусать его заплешивелую голову. Они словно замерли, и когда Косточка инстинктивно почесал свою макушку, то не заметил, как насекомые посыпались с него скопом.
Этот глаз Косточка не забудет никогда. Точнее, он так думал на тот момент.
— Оп-па! А это откуда? — спросил он сам себя и посмотрел на медяк в ногах. Он огляделся, но так и не нашел щедрого господина. Пожав плечами, Косточка сунул медяк себе за пазуху.
Пришлось поплутать, но я все же выбрался наружу. Направо, налево, прямо, снова налево. В своей голове я нарисовал карту местности, если вдруг придётся сюда возвращаться. Когда я выбрался из канализации, то уже светало. Зловонная жижа водопадом извергалась из центрального стока в реку Хладные Пороги. Внизу по течению находится много деревень, жители которых поят скот из этой реки и пьют из нее сами.
Я находился за пределами города. Красный рассвет озарял багровыми оттенками всё великолепие рек, лесов и полей. Несмотря на вонь из канализации, до моих легких доходил аромат вереска и утренней росы.
Я торопился. Высокие городские стены я не смог бы перелезть с одной рукой, поэтому единственным вариантом были главные ворота. Но там сейчас довольно серьезный контроль за приходящими, а на этот раз со мной нет Флеста со всеми разрешительными документами. Эхо Сокрытия вряд ли подействует — я слишком устал, а стражники — не обезумевшая толпа или старые попрошайки с пропитым разумом. К сожалению, я так и не смог на своём пути в канализации обнаружить какое-то подобие выхода в город, а пробираться через вонючие стоки и «ливняки» — желания не было. Рука у меня еще кровоточит, и, если туда попадет заражение, то я помру в этом же городе до конца месяца.
Пока не рассвело я подобрался к главным воротам города вдоль западных стен. Судя по сонным стражникам и отсутствию арбалетчиков — врата открыли совсем недавно. На ночь их закрывали.
Мне повезло — стражи было всего двое. Пока один из них отошел облегчиться, я проскользнул в город. Простор для маневра у меня был — ворота были огромными, а страж не всегда смотрел в одну сторону.
Спустя еще пятнадцать минут я добрался до богадельни. Моя одежда успела немного просохнуть и уже не доставляла такого сильного дискомфорта. Маленькое окошко, которое я заприметил несколько дней назад, было действительно узким, но не быть мне полульвом, если меня это остановит. Забежать по отвесной стене получилось только с третьего раза. Из-за руки, нарушенный противовес тела стал сильно ограничивать мои привычные движения.
Я успел вовремя. Богадельня еще спала.
Проскользнув в свою врачевальную комнату, я сразу же упал на кровать прямо в грязной и влажной одежде. Часа сна мне хватит. Думать — потом.
Меня разбудил звук поворачиваемого ключа в замочной скважине. Принесли завтрак, который я теперь уж точно не собираюсь есть. Более того, у меня теперь не только большие сомнения по поводу происхождения скромных кусков мяса в похлебке, но еще и уверенность, что именно после нее мясника умертвили с таким блаженным выражением на лице. Моя одежда чуть подсохла и практически не смердела.
Курц тоже проснулся.
— Опять не будешь? — спросил он и привычным движением руки потянулся за моей порцией.
— Приятного аппетита, — улыбнулся я ему.
Сестра сообщила, что завтра меня отпустят. Рана кровоточит меньше, и смысла здесь лежать так долго уже нет. Честно говоря, я вообще был крайне удивлен, что меня здесь до сих пор держат. Но теперь я начинаю понимать причины этого…
Я задумался.
Мне нужно сложить все части этой мозаики и сделать свой ход. Кто-то явно решил поиграть со мной, и я сделаю все, чтобы он пожалел об этом.
Несмотря на то, что я видел лутаров Флеста в подземелье, я не могу сделать вывод, что он плетет какие-то интриги за пределами своих полномочий. Да, велика вероятность, что я лишь часть его замысла, но Лейнус не обязан отчитываться о своих планах — он выше меня по рангу на четыре ступени. Здесь уже проблема больше во мне и в том, что я умудрился ввязаться опять во что-то крайне опасное. А мне не нравится опасность — я предпочитаю ее обходить стороной если есть такая возможность. Но последнее время складываются ситуации, при которых этих возможностей становится все меньше и меньше. И мне это не нравится.
А еще меня не отпускает предчувствие, что все мои поступки слишком очевидны и этим пользуется Флест или тот, кто стоит за ним. Если он знал о мясном подполье, то он точно знает каким методом я очерню богадельню.
Что ж. Я не буду никого разочаровывать и выполню свое задание. Но боюсь, что не совсем так, как этого от меня ожидают. И, возможно, эффект от моих действий будет очень маленьким или его вообще не будет, но никто не скажет, что я добросовестно не попробовал. Есть такие замечательные качества, как умение проигрывать. Моя история в таверне показала Флесту, что я как раз из таких людей, кому не присуща такая черта. Я его разочарую…
А еще мне очень нужно потянуть время для того, чтобы разобраться с одним очень странным вопросом, который не дает мне покоя. Я увидел нечто непонятное в той пещере…
В общем, непредсказуемость всегда лишает времени других, но дарует его тебе, чем я и собирался воспользоваться.
— Курц?
— А?
— Какие сестры к нам заходят? Как повезет или у них есть какие-то порядки?
— А черт их знает да поймет. Я как-то внимания не обращал. А тебе то что?
— Да так…
— Запал на кого-то, а? — соскалился Курц понимающе.
Эйлин. Она мне нужна. То, что я видел сегодня ночью — говорит о многом. Если Эйлин не зайдет к нам до обеденной трапезы, то мне придется как-то поймать ее в коридоре, не привлекая к себе лишнего внимания.
— Слушай, Курц.
— Чо?
— Денег хочешь?
— Чо-о??
— Я говорю — денег хочешь? Мне тут сестра одна понравилась, и я бы с ней хотел… — протянул я и, наигранно неуверенно посмотрев в его глаза и улыбнулся.
— Ишь чего захотел! А брата ты не хочешь? — заржал Курц. Его шутка показалась ему очень смешной.
— Ты должен уйти отсюда через час, Курц, — добавил я немного металла в голос, не переставая улыбаться
— Чего-о? — удивленно возмутился он. — А не оборзел ли ты случаем, а, альв? Меня тут кормят задарма. Хочешь трахать сестру — трахай прямо передо мной. Может и мне достанется. А лучше валите сами куда-нибудь!
Он неприятно заухмылялся и в его голосе мелькнула нотка злости.
— Я же сказал, что заплачу. Я торговец и деньги у меня есть.
— Засунь себе свои медяки…
Он не успел договорить. В воздухе блеснуло что-то желтое. Золотая монета упала ему прямо на колени. У Курца отвалилась челюсть. Это очень много и может привлечь лишнее внимание, но у меня с собой было только золото. Я не планировал подкупать чернь.
Курца можно понять. Месячное жалование кавасара за любовные утехи с сестрой Ганры без свидетелей? Эта самая невыгодная сделка в моей жизни. Да и если бы за утехи…
— Э… — промямлил Курц. Он осторожно взял монету и неуверенно попробовал ее на зуб. Он явно опасался, что она может исчезнуть, — это чо?
— Это тебе. Как только к нам зайдет сестра Эйлин — ты исчезнешь. Не раньше, не позже. Мне не нужно, чтобы сюда успели заселить кого-то другого.
— Так это… — все еще с отвисшей челюстью продолжил Курц, — это же лошадь. Пяти годков от роду. Можно даже породистую, если сторговаться умеючи. Ты это… дурачок?