Если руки матросов как тряпки повиснут,
Мореходы беспомощно зубы лишь стиснут…
И ни в ком уже нет ни надежды, ни веры,
Что помогут в беде им обычные меры…
Когда все божествам своим станут молиться, –
Ты к святая святых поспеши обратиться…
И заслуги всех предков твоих Он оценит –
Воскресит мертвецов, плотью кости оденет.
Волны стихнут, людские обрадовав души,
И улягутся мирно, как стадо на суше…[109]
Годы идут… Конечно, я не отменю своего решения! Отдаю себя во власть Провидения! И никаких сомнений! Вот только бы определилась моя единственная дочка; она появилась на свет, когда мне было уже под сорок. Старшие дети умерли, а её, наверное, спасло от заражения грудное молоко матери. Из раза в раз повторяются страдания Иова, потерявшего своих детей, и повторяется его крик к небесам: «За что?! За что мне это наказание?! В чём мой непростительный грех?! Почему умерли мои дети?» Небеса молчат. Лучше бы я умер! Что я могу… Только и остаётся смириться со своей участью. Сознанием бессилия успокоился библейский Иов… Да только ли Иов почувствовал свою малость перед всемогуществом Создателя? Трудно, невозможно заглушить горе утраты.
Тут уж невольно думаешь, что душам невинных уготована лучшая участь в следующем воплощении. Всё чаще вспоминается последняя война за независимость Иудеи под предводительством Бар-Кохбы, его мученическая смерть. Тогда, после поражения восстания, погибли самые достойные. Они возродятся к новой жизни. Вот и дети мои тоже… Будучи врачом, я не спас их, и никакие знания не помогли. Если от нас ничего не зависит, только и остаётся кричать небесам о справедливости.
Моя дорогая Эмеле после смерти детей стала быстро уставать. Нет, она не жалуется, но ей всё трудней справляться с жизнью. Пока я устраивал дела, чтобы после моего отъезда она ни в чём не нуждалась, подросла дочка. Сейчас, в свои шестнадцать лет, даже слышать не хочет о женихах. Умная, красивая, образованная, могла бы выбрать достойного мужа из тех молодых людей, что ходят к нам в дом. Жена просит дочку не отказываться от достойных претендентов, ибо хочет увидеть внуков ещё до того, как Всевышний, вершитель судеб, заберёт её к себе. Я тоже уговариваю нашу единственную наследницу выйти замуж, пусть не по большому влечению, зато будут дети и будет кого любить. И Эмеле не так тяжело будет переживать мой отъезд. Любовь к детям – счастье, она наполняет нас, даёт ощущение продолжения жизни.
Однажды, разгневанный упрёками жены в том, что не забочусь о том, чтобы единственную дочку выдать замуж, я сгоряча поклялся, что отдам её первому, кто переступит порог нашего дома, и не суть важно, окажется он бедняком, невежей или учёным и состоятельным человеком.
У нас в доме находят радушный приём многие евреи, приезжающие в Кордову. Мы с женой с замиранием сердца ждём, кто же первым появится в дверях, кто будет нашим зятем. Дочке, кажется, всё равно, кто станет её мужем; раз никому не отдаёт предпочтения, то почему бы не исполниться клятве отца… Первым вошёл благообразный человек моложе меня лет на пятнадцать в дорожной пыльной одежде. Судя по всему, то был бедный странник, не назвавший своего имени.
– Женаты ли вы? – поспешила узнать Эмеле.
– Нет, я вдовец, – ответил незнакомец.
– Преуспели ли в науках? – снова спросила жена.
– В науках несведущ.
Жена в отчаянии умоляет меня:
– Отмени свою клятву, дочка отказывала знатным и образованным искателям её руки, а теперь она должна выйти за неизвестного бродягу и невежу.
– Нет, слово своё не нарушу, но займусь образованием нашего будущего зятя.
О чём и объявил незнакомцу.
Тот, согласившись учиться, с усердием следует моим наставлениям. Я радуюсь его успехам, вспоминая при этом нашего мудреца рабби Аккиву, который, будучи пастухом, превзошёл в учёности и благочестии знаменитых мужей.
В те дни я работал над большим стихотворением в форме акростиха, где строфы начинаются с букв алфавита в последовательном порядке. Дойдя до буквы «Р», остановился – никак не мог подыскать соответствующую строчку. Ночью после бесплодных усилий оставил рукопись на столе и пошёл спать. Утром обнаружил дописанный стих. «Это мог сделать или ангел, или Авраам ибн Эзра!» – воскликнул я. Тут уж наш гость не мог скрывать своё истинное имя.[110]Он и в самом деле оказался Авраамом ибн Эзрой – известным поэтом нашего времени, раввином-философом, математиком, астрономом и вольнодумцем. Его комментарии библейского текста представляют и науку, и искусство, ими пользуются только в кругу свободомыслящих людей. Он же один из основоположников грамматики иврита, переводчик с арабского на иврит и может быть назван главой переводческой школы с бóльшим правом, чем прославленный Иуда ибн Тиббон, который будет переводить мою книгу «Кузари». Наш гость ещё и врач, и дальний родственник моего друга Моше ибн Эзры. Ко всему прочему, и мой земляк: тоже родился в городе Туделе. Будучи образованным во всех областях знания, Авраам ибн Эзра у многих наших соотечественников пробудил интерес к светским наукам. Его пытливый ум в области математики, астрономии, медицины, стихосложения не отделён от строгой набожности. У нас много общего не только в области медицинской практики и писания стихов, но и в философских воззрениях. И что особенно мне дорого – мы оба разделяем учение ибн Гвироля об универсальной душе – источнике разумной души.
«Возвышенной наукой» называет Авраам ибн Эзра астрономию, он написал «Трактат о планетах», «Книгу мироздания», «Трактат о светилах», «Трактат о причинах» и много других работ, с которыми я ещё не знаком. В своих комментариях к Святому Писанию часто обращается к древним временам – истории возникновения и развития астрономии и астрологии. Меня тоже часто посещают мысли о влиянии звёзд на судьбу человека, не раз воображал себя одиноким пастухом овец во времена нашего праотца Авраама. В пустынных просторах взгляд устремляется в звёздное небо, которое кажется в ночи «Книгой жизни», по ней читается судьба. И только Всевышний может отменить предписание небес.
Слушая повествования своего будущего родственника – известного астронома, боюсь пропустить хоть одно слово. Вместо себя наш благословенный гость предложил в мужья моей дочери своего сына Ицхака, вполне образованного юношу. К тому же пользующегося покровительством богатого ценителя поэзии Хальфуна бен Натанэля – влиятельного еврейского торговца, чей главный дом и семья находятся в Египте. Моя жена счастлива, что дождалась увидеть красивого, статного молодого человека, который пришёлся дочери по вкусу и с кем она проведёт жизнь.
Я вижу, как быстро устаёт моя Эмеле от предсвадебных хлопот, всё чаще присаживается отдохнуть, чтобы опять приняться за работу. Мне только и остаётся молить Провидение продлить жене жизнь, чтобы успела порадоваться внукам.
После свадьбы наших детей Авраам ибн Эзра стал собираться в дорогу: не мог он долго задерживаться на одном месте. Странник по натуре, больше чем на год нигде не оседал, свою жизнь он называл жизнью изгнанника. На просьбы остаться в нашем доме, который стал и его домом, отговаривается тем, что и его коллега – математик, астроном, философ, поэт Омар Хайям – тоже подолгу не засиживался в каком-нибудь городе. Я ценю каждую минуту, проведённую вместе с человеком, в котором вижу подарок судьбы.
Сколько мы с женой ни уговаривали прославленного гостя, он закинул за плечо вещевой мешок, с которым явился, и решительно зашагал от нашего дома, где вместо себя оставил сына. В последние минуты, пока я провожал нечаянно обретённого родственника, ещё мог спросить его – комментатора «Книги Творения» – о сотворении мира и человека посредством комбинации букв и мистических чисел. Саадия Гаон и ибн Гвироль также считали правомерным строить своё учение по этой книге. Я спешил за оставшееся время до прощального объятия проникнуться красотой и гармонией цифр. Притом что труды нашего гостя и зятя, в частности «Книга чисел», были признаны выдающимися математиками века, сам он начисто лишён самомнения и совсем не приспособлен к практической жизни. Во всех финансовых предприятиях терпел неудачу; говорил о себе: «Если бы я торговал саванами для мертвецов, то, вероятно, за всю мою жизнь не умер бы ни один человек; и если бы я продавал свечи, то солнце не заходило бы до дня моей смерти».
Слава Всевышнему – у нас с Эмеле родился внук. Назвали Иегудой. В еврейской традиции не принято называть детей именами живых родителей, однако в Испании распространён обычай давать мальчикам имена живых дедов. Может быть, в этом кроется надежда на продолжение наших устремлений и праведности в следующих поколеньях, не отступят внуки от заповедей Всеблагого и не забудут обещания Его – возвратить нас на свою землю:
И выведу вас из народов,
и соберу вас с земель,
в которых рассеялись вы,
сильной рукой и мощью великой…[111]
Заканчиваю писать «Кузари» – книгу о нашей сейчас униженной вере, на которой основано христианство и ислам. На прошлой неделе разговаривал с Иегудой бен Шаулом ибн Тивоном – прославленным переводчиком с арабского на иврит. Он спросил меня, что послужило стимулом для написания этой книги и какие возражения и доводы мог бы я привести в споре с противниками нашей веры – философами и последователями других религий. Я объяснил ему, что слышал однажды доводы учёного раввина, бывшего при дворе хазарского царя. Эти доказательства и послужили причиной перейти правителю хазар в еврейскую веру. Случилось это около четырёхсот лет тому назад.[112] Так как я нашёл слова этого раввина убедительными и они соответствуют моим собственным убеждениям, то и решил записать их.