Должно быть, я тоже аутист и тоже со старой душой. Я будто живу в настоящем и прошедшем времени. Когда читал «Иудейские древности» Иосифа Флавия, видел себя на заседании Синедриона, где законодатель Шамай осудил своих коллег, не решившихся предать ещё не ставшего царём Ирода суду. Идумеянин Ирод не останавливался перед беззаконием и неоправданными убийствами. Вседозволенность тирана не только угнетала и разоряла народ, но и развращала его. Шамай предсказал, что после прихода к власти неправедный царь их всех, членов Синедриона, казнит. Что и случилось.[203] Никто не мог противостоять палачу, за которым стояла мощь Римской империи. Прежний независимый Верховный суд стал послушным царской воле, утратил право наложения вето на важные политические решения и возможность выносить смертный приговор. За сорок лет до разрушения Второго Храма члены Синедриона перенесли заседание суда с территории Храма на «рынок» – место, не обладающее святостью.[204] При этом первосвященник был запуган пытками, а все воображаемые и действительные соперники, в числе которых тиран видел своих сыновей и любимую жену, – казнены.
Я часто возвращаюсь к вопросу: кто был исполнителем этих кровавых расправ? А кто был исполнителем воли такого же параноика Сталина, установившего режим диктатуры? И Ирода, и Сталина называют «великими»: Сталина – за «великие стройки коммунизма», Ирода – за стоящие по сей день дворцы и крепости.
В конце старого и начале нового летоисчисления в Иудее было множество партий, течений. Наряду с бандитом Иродом, развратившим царский двор подкупами, безнаказанными преступлениями, в народе неоспоримым авторитетом обладали верные закону справедливости судьи из фарисеев; «если какой-нибудь судья примет подношение, наказание ему будет – смерть».[205] Строгая нравственность судей, скромность, благочестие, неприятие никаких компромиссов с властью сохраняли в народе верность нашим законам.
И конечно, особенным авторитетом пользовался милосердный Гиллель – законоучитель эпохи царя Ирода; он учил «судить ближнего с хорошей стороны, любить мир, искать примирения; лучше самому страдать, чем причинять страдания другому». При всей своей любви к ближнему и сознании, что человек стоит перед лицом Создателя, Гиллель не разделял воззрений живших в то время ессеев – их аскетизм и отшельничество, считал, что нужно бороться со злом, а не уходить от него.
Вот и Иешуа, подобно Гиллелю, ратовал о любви к ближнему… Мои размышления были прерваны звонком Арика. Мы часто думаем об одном и том же, иначе чем объяснить вопрос моего мальчика о зачинателе христианства:
– Скажи, христиане не любят евреев потому, что евреи не считают Иисуса Богом?
– Не вина Иисуса в том, что в дальнейшем христиане увидели в евреях врагов своему учению. Не он ли говорил о том, что пришёл не нарушить, а исполнить Закон. Закон является не только юридически обязательным минимумом нравственных поступков, но и предполагает откровение, которое, равно как и вдохновение, нисходит к ищущему, идущему навстречу Вседержителю. Вот только в отличие от кроткого, смиренного Гиллеля, Иешуа, вопреки своему наставлению «когда тебя ударят по одной щеке – подставь другую», был нетерпим…
– И в чём же выражается его нетерпимость?
– Например, в понедельник – в установленный день, когда на Храмовой горе в специально отведённом месте меняли деньги паломников на местную валюту, выгнал менял.
– И всё?
– Необъективен по отношению к книжникам и фарисеям; именно фарисеи – выходцы из народа, знатоки и толкователи Святого Писания, подобно своему наставнику Гиллелю, исходили не из буквы Закона, а руководствовались милосердием и любовью к ближнему. При этом Иисус во многом разделял учение фарисеев, например, проповедовал веру в бессмертие души.
– А ещё что ты можешь сказать о нём?
– Судьбоносной для Иешуа стала встреча с отшельником Иоанном Предтечей, или Крестителем, который для очищения от грехов и покаяния окунал иудеев в воду реки Иордан – практиковал старинный еврейский обряд «очищения» с помощью проточной воды. Наставление Иисуса: «Птицы небесные не жнут, не сеют» – заимствовано у него же.
Мой внук молчал, и я продолжал:
– Знаешь… я ведь тебе рассказывал об Иосифе Флавии, так вот – он и Иешуа, который стал для половины человечества «сыном Бога», жили в одно и то же время. Оба причастные к учению ессеев, они, должно быть, давали клятву о том, что «будут почитать Бога, исполнять свои обязанности по отношению к людям, никому не причинять зла, ненавидеть несправедливость, защищать правых, говорить правду и разоблачать лжецов».[206] У каждого из них было чувство избранности. Не принял, да и не мог всесторонне образованный, из священнического рода Иосиф принять Иешуа за Машиаха, хотя бы потому, что после его появления ничего в мире не изменилось, не восторжествовало добро. «…Скорее Бог мог стать человеком, нежели человек Богом».[207]
– Но Иосиф, о котором ты мне сто раз говорил, не страдал, подобно Иисусу, или, как ты говоришь, Иешуа.
– Верно. Иосиф, задавшийся целью оставить в веках историю Иудейской войны, не был распят, подобно Иисусу. При этом Иосиф, презираемый соотечественниками, не имел сторонников. Иешуа же в его мессианской роли поддерживали ученики, о чём можно судить из его разговора со своими приверженцами. Подожди, зачитаю… Минутку… вот, нашёл, слушай: «За кого люди почитают меня, сына человеческого?» – спросил Иисус. Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков. Иисус спрашивает их: “А вы за кого почитаете меня?” Симон же, Пётр, отвечая, сказал: “Ты – Христос, сын Бога живого”. Иисус подтвердил своё мессианство, похвалив проницательность Петра».[208] Когда же несколько дней спустя Симон-Пётр, Иаков и Иоанн заметили, что приходу Мессии должен предшествовать пророк Илия, Иешуа возразил, что Илия уже явился в лице Иоанна Крестителя, но не был признан.[209]
– Ты говорил, что первыми христианами были евреи.
– Так и было. Те язычники, которые присоединились к ним, должны были принять иудаизм, ну да и христианство поначалу существовало как еврейская секта. В дальнейшем приверженцев новой религии стало больше, во многом потому что апостол Павел упростил приобщение к новой вере, отменив еврейские законы о разрешённой и запрещённой пище и обряд обрезания.
– А что ещё известно о жизни Христа и Иосифа Флавия, о последнем ты говоришь чаще, чем о ком-либо.
– Иешуа был окружён учениками и последователями, Иосиф же мог полагаться только на себя, на свою интуицию и веру в своё предназначение; о чём можно прочесть в его обращении к Всевышнему: «Так как Ты решил смирить род иудеев, которых Ты создал, так как всё счастье перешло теперь к римлянам, а мою душу Ты избрал для откровения будущего, то я добровольно предлагаю свою руку римлянам и остаюсь жить. Тебя же я призываю в свидетели, что иду к ним не как изменник, а как Твой посланник».[210]
Арик молчал, и я продолжал:
– Должно быть, Промысел Божий и спасал его от многих напастей.
– Ладно, – откликнулся мой мальчик, – а почему ты говорил, что Бог дал Закон «не убей, не укради…» евреям первым? Ведь ты же говорил, что сначала Закон получили потомки Ноя после потопа, когда ещё не было евреев.
– Дело в том, что просветление народов происходит постепенно. Верно, сначала Закон был дан потомкам Ноя. В несколько изменённом виде примерно в восемнадцатом веке до нового летоисчисления Закон был записан властителем Месопотамии Хаммурапи на чёрном базальтовом столбе, который нашли археологи в 1902 году. В четырнадцатом или пятнадцатом веке до нового летоисчисления на пятидесятый день после выхода евреев из Египта Закон был дан Моисею как божественное наставление, вечный диалог человека с Богом. При этом, в отличие от Закона Хаммурапи, по Закону Торы имущественные преступления не наказывали смертной казнью, которая предусматривалась только за убийства; это подчёркивало ценность человеческой жизни. Главное, для евреев на горе Синай была добавлена заповедь: «Я – Бог всесильный твой… Да не будет у тебя других богов…» Евреи оказались первым народом, сделавшим Закон правилом своей жизни, на все перечисленные заповеди ответили: «Исполним!»
– Я слушаю, – подал голос мой мальчик, когда я замолчал.
– Я говорил, что в религии, подобно всякой культуре, имеет место преемственность. Иисус не появился вдруг; в Пятикнижии сказано: «Не одним хлебом жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Бога».[211] Сравни со словами Иешуа: «Не хлебом единым жив человек». В книге Царств Елисей оставил волов и побежал за Илией, так же в Новом Завете Пётр оставил свои сети и побежал за Иисусом. Илия воскресал, Елисей воскресал, воскресал и Иисус. Елисей накормил сто человек несколькими ячменными хлебами и сырыми зёрнами в шелухе.[212] Накормил толпы народа двумя рыбами и пятью хлебами Иисус.
При чтении Нового Завета обращает на себя внимание и то обстоятельство, что Иисус подталкивает на предательство своего самого понятливого любимого ученика: «Один из вас предаст меня», а на вопрос: «Кто же?» – отвечает: «Кому я, обмакнув, хлеб подам». Подал Иуде и тут же торопит его: «Что делаешь, делай скорей». И конечно, не ради тридцати сребреников, а ради доказательства, что Иисус, будучи божественного происхождения, тут же воскреснет и сойдёт с креста, Иуда предал своего учителя на казнь. Тридцать сребреников ни при чём, Иуда не был бедным человеком, он поверил в чудо. Не потому ли он был любимым учеником Иисуса, что поддерживал его веру в необычайные способности? Но Иисус не сошёл с креста, умер как человек. Очень уж чудовищным оказалось средство даже ради такой высокой цели, Иуда не выдержал – покончил с собой.