Не обращая внимания на молчание собеседника, я, стараясь отвлечься от мыслей о Тове, продолжал говорить:
– Я во всём, и в вере тоже, ищу разумное начало, вот и члены высшего суда – Синедриона руководствовались разумом, почему и должны были знать все науки, ибо, знакомясь с сущностью вещей, они, насколько это возможно, постигали премудрость Всевышнего. Создание «суда семидесяти» относится ещё ко времени пребывания евреев в пустыне и освящено Всевышним, наделившим будущих судей от духа пророка: «И сказал Господь Моисею: собери мне семьдесят мужей из старейшин Израилевых… и возьми их в скинию собрания… Я сойду и возьму от духа, который на тебе…» Власть Синедриона в гражданских и уголовных делах превосходила власть раввинов. И это понятно, ибо обращение к разуму не только не преуменьшает веру и сознание справедливости, но укрепляет их.
– Скажи, ты не жалеешь, что поехал в Израиль, а не в Америку? – неожиданно спросил Давид.
– Нет! Нет, конечно!
– Ведь у тебя там сын, внук. А здесь?..
– Сюда едут в поисках смысла, и здесь мне хорошо! Иду по улице и радуюсь закату, восходу, не могу отвести взгляд от раскидистой оливы… Конечно, в любом уголке земли своя красота, но здесь меня не покидает ощущение глубинной причастности к стране, были бы силы, пожил бы в каждом городе, поселении. Радуюсь разнообразию лиц – ашкеназы, сефарды, йеменцы. Радуюсь молодой религиозной женщине с детишками – один в коляске, другой держится за мамину юбку, третий, самостоятельный, улыбается мне. Ещё и ещё раз оглядываюсь на них и прошу им счастливой судьбы. Узнаю каменистую дорогу и место, на котором когда-то строил свой дом… и тот же жар полуденного солнца, рельефы гор. Наверное, существует родовая память, я снова вернулся на место, где начиналось путешествие моей души, и как рачительный хозяин прошу Всевышнего, чтобы вовремя дал дождь и чтобы в Израиле больше не было войн и обездоленных судеб.
– Нам с тобой хорошо, – в раздумье проговорил сосед, – живём на всём готовом, а молодым тяжело, я по дочке сужу, ей трудно приходится. После работы ходит полы мыть, живёт в Кирьят-Арбе – там квартиры дешёвые, потому что рядом в Хевроне арабы.
– Арабы везде. Кирьят-Арба дальше от Хеврона, чем мы с тобой от арабской деревни в Иерусалиме. Зато там климат чудесный, а воздух – не надышишься. Наверное, поэтому считают, что именно там, в том районе, был райский сад, куда Бог поместил Адама и Еву.
– А тебе не приходило в голову, что, в отличие от нас, стариков, молодые часто страдают здесь от невостребованности?
– Такое случается по многим причинам и не только здесь. Кого ты имеешь в виду?
– Например, художника, который не знает, кому предложить свои картины.
– Это везде бывает. Картины Ван Гога тоже не покупали. Кажется, ему удалось продать одну, и то не продать, а выменять на мешочек фасоли. Творческие люди нередко расплачиваются за свой талант нищетой и одиночеством.
– Ну да… – соглашается Давид. Он поднялся, пожелал мне спокойной ночи и направился в свою комнату. Оглянувшись, сказал: – На всякий случай подай заявление на получение хостела для стариков. Если я уйду первым из этого мира, тебе там будет не хуже, чем со мной.
– Надеюсь на твоё кавказское долголетие и потому уверен, первым уйду я. Так что у меня не будет необходимости в доме для престарелых, где время от времени появляются объявления о чьей-то смерти.
– В хостеле есть и преимущества…
– Нет, не надо. Знакомый, что живёт там, рассказывал, что он старается не думать о кончине соседей, а при моей способности вживаться в чужие судьбы только и буду думать об ушедших в лучший мир. Опять же, по его рассказам, не придают оптимизма объявления по местной связи, например, о том, что кто-то забыл в вестибюле костыль или челюсть.
Давид промолчал. Затем извинился, что нет у него сил вымыть оставшуюся после нашей трапезы посуду.
– Не беспокойся, завтра придёт мой метапелет и ему, кроме мытья посуды, нечего будет делать.
Ночью долго не мог уснуть, представил бедного художника, который приходит в магазин, берёт батон самого дешёвого хлеба, пакет молока и уходит, минуя кассу. Охранник его не останавливает. А что ждёт моего внука? Оказаться бедным художником не самая плохая участь, потому как живёт он своим творчеством и никакое богатство не может сравниться с чувством вдохновения… Уже два года прошло с тех пор, как Арик окончил школу и всё не определится в своих занятиях. Вот если бы учителя были озабочены не только передачей знаний, но и думали о выявлении способностей подростков, тогда дорога поисков себя стала бы короче. В себе, в своей увлечённости можно найти опору, и тогда неважно, кого мальчик полюбит, на ком женится. Главное – не зависеть от отношений с женщиной: любит – не любит. Я это испытал. Увлечённость историей, хоть и не имела для меня практического значения, стала спасением.
Чем я могу помочь своему мальчику? Есть счастливые случаи, когда с детства проявляется предрасположенность к каким-либо занятиям. Однако такое бывает нечасто, как правило, мы находим своё дело методом проб и ошибок. Все хотят заинтересовать своих детей тем, чем сами мечтали заниматься, однако внешнее сходство между родителями и детьми проявляется чаще, чем устремления ума и души.
Я рассказываю Арику о Филоне Александрийском, о его описании родины: «Жители Иудеи бесчисленны, телом крепки, а душой отважны, готовы отдать жизнь за древние свои законы…»[229]
– И почему же их римляне разгромили, если они такие отважные? – перебил меня внук.
– С одной стороны, – объясняю я, – у них была готовность умереть ради исполнения своих законов, с другой – беспричинная вражда друг к другу, люди забывали, ради чего они воюют с римлянами.
Последовало молчанье, затем Арик только и сказал:
– Ну да… – и положил трубку.
Уже несколько дней прошло с того разговора; всё время думаю: чем бы заинтересовать мальчика, которого я ни разу не видел? На что откликнется его душа? Как сделать человека счастливым? Ну хотя бы в какой-то степени самодостаточным, независимым от случайности: повезёт – не повезёт. Вот и Тове хочу помочь, однако только и могу, что перед её приходом самому вымыть туалет и стараться приготовить что-нибудь вкусное. Случается, приходит голодная и ест с таким аппетитом, что не налюбуюсь на неё. Сориентировать бы молодую женщину в жизни; любая работа хороша, если она по душе и нужна людям. Об этом говорил Илья-пророк, когда его спросили: «Есть ли на базарной площади кто-нибудь, кому отведено место в будущем мире?» «Да, – ответил пророк, – вон тем двум шутам, которые веселят людей».
А отношения с мужчинами, равно как и с женщинами, – это поиск себя. Партнёр – часто случайный человек – не защищает нас от кризисов и метаний. Не помню, у кого я читал о том, что «сценарий нашей судьбы настолько связан с личностным развитием, что его можно назвать пьесой для одного актёра».
Никак не могу вылезти из простуды: уже несколько дней болит голова, горло и, конечно, спина, она у меня всегда болит, особенно если прицепится какая-нибудь хворь. Когда небо закрыто тучами, холодно, только и остаётся замереть в зимней спячке. Ночью привиделось, будто кто-то меня любит, и так стало хорошо… но и тревожно, ибо женщина во сне начала отгораживаться от мира – закрывать окно тяжёлой тёмной шторой… Я поспешил проснуться и посмотреть в окно – увидел в свете выныривающей из-за туч луны сосну, сгибающуюся под сильным ветром-ураганом. И как ей удаётся уцелеть? Может быть, оттого, что сызмальства росла под ветром – привыкла, приспособилась… Так же и люди, недавно слышал статистику по телевизору – оказывается репатрианты, пережившие Катастрофу, живут на семь лет дольше, чем коренные израильтяне. Согласно такой информации, стоит ли стараться создавать детям идеальные условия? Например, молодой человек в нашем доме, отец которого каждый год меняет машину, говорит: «Зачем мне учиться, работать? Ведь всё есть!» Однако безделье ведёт к атрофии мозгов – деградации.
Утром, ещё не было восьми часов, прибежала Това. Своё раннее появление не в назначенный день и время объяснила тем, что нашла новую работу и у нас ей удобно появиться именно сегодня и сейчас. Давид ещё не выходил из своей комнаты, но, чтобы приготовить обед на кухне, не требуется его присутствия. Я же, как всегда, не упустил случая пообщаться с милой девушкой, приключения которой восполняют недостаток собственных впечатлений.
– Понимаете, – говорит Това, доставая из сумки принесённые овощи для борща, – трудно долго сидеть на одном месте и делать одну и ту же работу. Вот я и устроилась в фирменный ювелирный магазин на Мёртвом море рядом с роскошными гостиницами, где останавливаются иностранцы. Сосед Авигдор уговорил. Он очень положительный семейный человек. В том элитном магазине чуть ли не директором служит. Помимо зарплаты обещал проценты от продажи, сказал, что девушки в его самом дорогом отделе получают до восьми-десяти тысяч шекелей в месяц. И подвозка – если моя смена с утра, ровно в девять часов у подъезда будет ждать машина. И домой машина отвезёт, если работа выпадет на вечернюю смену. От дома до гостиничного комплекса на Мёртвом море, где расположен этот шикарный фирменный магазин, всего двадцать минут езды. Плюс талоны на обед. От меня только и требуется быть любезной с покупателями, никогда не выказывать раздражения и всегда следить за собой – без макияжа за прилавком не появляться.
Первый день в том элитном магазине драгоценностей я была ослеплена блеском золота, бриллиантов, разноцветных камней. Всё это великолепие, освещённое нестерпимо ярким светом неоновых ламп, лежит на белом атласе под пуленепробиваемым стеклом. Потребовалось несколько дней, чтобы у меня перестали дрожать руки и я, подобно напарницам, стала небрежно выкладывать перед покупателем украшения, цена которых за пределами здравого смысла. Покупатели – иностранцы, много богатых людей из России, расплачиваются валютой. Наверное, поэтому почти все продавщицы – русскоязычные из моего Арада. Я, хоть и родилась в Израиле, свободно говорю на русском, ведь родители разговаривали со мной только по-русски, иврита не знали.