Хочу надеяться, что внук не останется безразличным к нашей истории. Рассказываю ему о том, что иудеи, будучи рассеянными по миру в течение веков, не забывали свою землю, жили и умирали по еврейским законам. Побывать в Иерусалиме была мечта поколений. Давид рассказывал, что в Грузии три раза в день произносили молитву: «Господи, подними знамя изгнанников наших, собери нас вместе со всех четырёх концов земли, воссоздай Иерусалим вскоре, в наши же дни, как создание вечное…» Тоска по Святой земле в стихах еврейских поэтов средневековой Испании. Рамбам был счастлив посетить Иерусалим, он же описывал запустение земли, нужду и скорбь еврейской общины.
– Ну что ты мне толкуешь о тех, кто жили тысячу лет назад! – в нетерпении заметил Арик.
– Ладно, послушай о тех, кто жил недавно, например о Льве Николаевиче Толстом, который читал Ветхий Завет, то есть Тору, в подлиннике – на иврите. Он говорил, что в основе еврейского учения – милосердие, дух истины, справедливости и любви.[230] Толстой сравнивал евреев с Прометеем, который принёс с неба вечное пламя – идею Единого Бога, и сделал её доступной всему миру.
Я для внука не авторитет, вот и ищу классиков, на которых мог бы сослаться. Говорю об Иване Бунине, у которого было чувство прошедших времён и эпох; он мог сказать о себе: «Пророки и пророчества во мне». Достало бы у Арика терпения меня слушать. В следующий раз прочту ему стихи Бунина о том, что Моисей принёс миру Закон праведности и любви, о том, что мудрость ветхозаветных пророков в памяти всех народов. Прочту отрывок из его рассказа «Иудея», где писал о том, что наша «…земля снова понемногу заселяется своими хозяевами, страстно мечтающими о возврате дней расцвета Иудеи. А пока в земле Давида, Соломона, Христа разрушение, пустыня, камни. В Хевроне дикое мусульманское гнездо; серый каменистый посёлок и старая несказанно грязная каменистая улочка. Пройдя её, поднимаешься на взгорье. Там одиноко стоит нечто вроде каменной крепости, где почиют Авраам и Сарра… Мальчишки швыряют камни в подходящих к нему поклонников немусульман, травят их собаками». Эти впечатления писателя о путешествии по Святой земле приходятся на 1907 год.
Не прошло со времени путешествия Бунина по Святой земле и семидесяти лет, как профессор Бенцион Тавгер покинул кафедру университета в Тель-Авиве и ушёл в Хеврон, где в одиночку откапывал старинную синагогу, на месте которой арабы сделали загон для овец и отхожее место. Он же восстанавливал общую могилу евреев, убитых арабами во время погромов, их разрушенные дома и древнее кладбище, где похоронены знаменитые праведники.
Я вовсе не уверен, что у внука достанет терпения слушать меня, но я всё время мысленно разговариваю с ним. Рассказываю, что в Израиле особая энергетика, отчего часто теряется представление о времени; воображаю себя то земледельцем, урожай которого зависит от наличия дождей, то скотоводом, перегоняющим отару овец в поисках пастбища, или первым поселенцем, или солдатом… Не всегда различишь врага. Я бы тоже на месте командира еврейского отряда, который шёл в Гуш-Эцион на помощь своим отбивавшимся от арабов бойцам, отпустил встретившегося пастуха-араба. Но тот привёл единоверцев, и они перебили весь наш отряд. Это плата за гуманизм. В подобной ситуации нетрудно представить психологическое состояние Баруха Гольдштейна, расстрелявшего арабов в Пещере патриархов, – то был нервный срыв. Накануне те убили его друга, и в предпогромной ситуации в мечетях распространялись массовые призывы к резне евреев, там же нашли спрятанное оружие.
Не могут арабы смириться с нашим присутствием здесь. Кроме терактов в наших городах и поселениях, есть и другой способ убийства, он состоит в заверении в дружбе и любви. Совсем недавно юноша из арабской деревни, работавший в тель-авивской пекарне, клятвенно заверял в добром отношении напарника-еврея, в конце концов уговорил его приехать к нему в гости. Там мальчика линчевали.
Суть конфликта в том, что наши братья-враги утверждают, что они являются единственными законными хозяевами Палестины, потому что мусульмане завоевали её ещё в седьмом веке. Для них наш царь Давид – Дауд, Соломон – Сулейман и Иисус – Иса являются пророками ислама. И чтобы утвердиться в праве наследия, построили мечеть на Храмовой горе. Но мы завоевали эту землю ещё в тринадцатом веке до нового летоисчисления, и с тех пор она называется Землёй Израиля; Израиль на языке халдеев означает «зрящий Бога». Здесь никогда не прекращалось еврейское присутствие. А в течение последних полутора веков евреи постоянно составляли большинство населения Иерусалима – святого города также для христиан и мусульман. Однако для нас, в отличие от других народов, Иерусалим – единственный святой город. Наше право владения записано в Святом Писании, на котором основано и христианство, и мусульманство. И только когда мы снова стали хозяевами своей страны, запущенная, давно одичавшая земля снова расцвела.
Ещё скажу своему единственному внуку, что репатрианты из России в основном правые, ратующие за решительное сопротивление арабам: мы ведь на своём опыте знаем, что зло может быть побеждено только силой. Это не воинственность, а решимость отстоять своё единственное на земле место. Еврейский национализм означает право на жизнь. Мы ещё не забыли чувство изгоя в чужой стране.
Исламисты борются с нами за право наследия, а в средневековой Испании видели в нас «Народ Книги». Тот «золотой век» связан с процветанием мусульманской цивилизации – Испания была империей поэтов, философов и просвещённых правителей. Если бы палестинские арабы не видели в нас врагов, всем было бы только лучше.
О том, что, пройдя шесть войн, Израиль живёт под постоянной угрозой терактов, не буду говорить своему мальчику, это известно из международных новостей. Не буду рассказывать и о том, что желание спокойной жизни и неподъёмные цены на квартиры нередко становятся причинами покинуть страну, уехать в другие страны, в Америку например. Что для молодых людей, не живших во времена погромов, ярого антисемитизма и не прошедших ужасов Холокоста, отвоёванный Израиль?
Скажу, что юноша, в отличие от старика, может мечтать, может поставить перед собой цель и идти к ней. Счастье – это самореализация. Легче жить со сверхзадачей: до самых последних дней будешь в пути. Хорошо бы мой мальчик эти слова сделал своей жизненной программой.
Как-то Арик обмолвился: «Вот если бы люди, озабоченные проблемой продления жизни, придумали способ стать счастливыми…» Счастье все понимают по-разному… Если бы вдруг он заинтересовался чем-нибудь, положим, биологией, я тоже старался бы вникнуть в эту науку, и мы бы читали с ним одни и те же книги.
И Това никак не определится, хорошо бы вышла замуж. Только вряд ли муж и дети успокоят её мечущуюся натуру. Семья необходима молодой женщине, но для ощущения полноты жизни нужно найти своё дело.
Она сидит передо мной и рассказывает:
– Не могла я задержаться в том бриллиантовом бизнесе, сначала игры с покупателями забавляли, потом стало противно. Не могла больше улыбаться толстопузым, изо всех сил быть любезной с ними, даже за проценты от выручки. И невмоготу стало изо дня в день, сидя перед зеркалом, накладывать макияж, и всё для того, чтобы потрошить чужие карманы. Полгода продержалась там. От денег, что заработала в роли подсадной утки, только и купила новый диван. И ещё остались деньги, которые уплатила за первый семестр двухгодичных курсов, по окончании которых обещали неплохой заработок.
– Каких курсов? – в нетерпении спросил я.
– Не помню, как они называются. По крайней мере, у меня будет специальность.
– Но чем ты будешь заниматься?
– Наверное, собирать какие-то микроскопические детальки в хайтеке.
– Что такое хайтек?
– Ну, это что-то вроде модерного производства. Девушки, что пришли на эти курсы, тоже, подобно мне, оказались неудачницами. Хотя, быть может, им, в отличие от меня, не так уж и трудно усидеть на одном месте. При этом голова у всех должна быть повязана косынкой, чтобы не упал ни один волосок. Прямо как в армии, когда работала на кухне. И стала бы я до пенсии, сгорбившись со спрятанными кудрями, собирать электронные микросхемы, а ведь распущенные волосы – моя главная красота.
– Но, – невольно вздохнул я, – можно поискать другие варианты.
– Не нашла. Заходил ко мне домой сосед, бывший начальник. Помните, я рассказывала?
– Да-да, помню, конечно.
– Звал вернуться в его бриллиантовый бизнес, обещал отдать деньги, что уплатила за обучение на курсах. Конечно, живая работа с людьми лучше, чем изо дня в день быть приклеенной к стулу. Курсы я бросила, но и в царство алмазов не вернусь, то пройденная дорога.
Я молчал, и Това продолжала:
– Случайно встретила на улице Наташу – бывшую одноклассницу. Мы когда-то вместе пели, ко мне она не могла прийти – не та обстановка была у нас в доме: всякую незамужнюю женщину или девушку отец считал проституткой. Я ходила к ней. Мы пели дуэтом, и в азарте я брала высокие ноты, пока не сорвала голос.
– А Наташа? Чем она занимается?
– Наташины способности проявились ещё в школе, она не только пела, но и рисовала лучше всех в классе. После армии сняла комнату на чердаке в Иерусалиме и поступила в художественную школу. Теперь она работает гримёром в театре «Хан». Занятость не постоянная, если есть спектакль – зовут, а нет – простаивает. Сейчас простой, денег не платят; чтобы меньше обходилось жильё, позвала меня в компаньоны. И работу мне нашла – продавать билеты в кассе этого театра. Куда как приятней улыбаться желающим посмотреть спектакль, чем растягивать рот в улыбке перед толстосумами.
– Да-да, я знаю, – перебил я в нетерпении, – я знаю театр «Хан», он недалеко от нас.
– Помещение небольшое, то бывший караван-сарай, похож на пещеру, где сцена всего лишь деревянный помост и артисты едва отделены от зрителей. Спустя минут двадцать после начала спектакля закрываю кассу и отправляюсь в зал, где по ходу игры актёров мысленно придумываю им новые слова. Сценарий в моём воображении часто отличается от того, что разыгрывается на сцене. Я пр