С кухни доносился запах еды, и что-то скворчало на сковородке. Маша повернулась к двери, но вынуждена была остановиться и прикусить губу – в плече запульсировала боль. Будто в свежей ране гвоздем заковыряли.
Дождавшись, пока острый приступ боли утихнет, Любимова, еле волоча ноги, зашаркала на кухню, гадая по пути – кто там решил покашеварить: Стас или Толя?
Оказалось – Толя. Он стоял у плиты, колдуя над скворчащей сковородкой. Глянул на Любимову через плечо и пробасил:
– А, встала наша Маша. Топай в душ, а потом милости прошу к столу.
Мария машинально пригладила волосы руками, стараясь создать хоть какую-то видимость порядка. А потом нахмурилась и спросила с напускной строгостью:
– Ты что здесь делаешь, Волохов?
– Завтрак готовлю, – ответил он. – Где у тебя соль?
– На полке, прямо над тобой. А почему ты готовишь завтрак на моей кухне?
Здоровяк криво ухмыльнулся.
– Ну ты даешь, мать. Нравится мне твоя кухня. Вот и готовлю.
– Подожди… – Мысли Марии вновь стали рассыпаться, и она попробовала собрать их воедино. – Ты здесь ночевал, что ли?
– В точку! – кивнул Толя.
– А как же твоя жена? Толь, как же Галя?
– С ней сиделка. Да не волнуйся ты. – Он взял со стола банку с рассолом, оставшимся от маринованных помидоров, и протянул Маше: – На-ка вот, полечись.
– Нет. Я лучше кефиром.
Маша проковыляла к холодильнику, открыла дверцу, достала тетрапак кефира, свинтила дрожащими пальцами крышку и хорошенько к нему приложилась.
– Завтрак на столе, – услышала она голос Толи. – А мне пора бежать.
Маша отняла тетрапак от губ и облизнулась. Ей немного полегчало.
– Толь, ты даже не позавтракаешь со мной?
– Надо перед работой домой забежать, – ответил Волохов. – Сама понимаешь.
– Возьми что-нибудь на дорогу.
– Уже! – Волохов показал Маше завернутый в салфетку бутерброд. – Ну, бывай!
Он повернулся и зашагал к двери.
– Постой! – окликнула его Маша.
Волохов оглянулся:
– Ну?
Маша показала рукой на маленькую хрустальную конфетницу, стоявшую на столе:
– Здесь лежало мое лекарство. Где оно?
– Ты про кодеин? Я его выбросил. Слил в унитаз.
Некоторое время Маша ничего не говорила, лишь смотрела на Волохова взглядом, полным недоверия и изумления. А потом сжала кулаки и гневно проговорила:
– Ты сволочь.
– Знаю, – спокойно сказал Волохов.
– Я тебя ненавижу!
– Ненавидишь, – согласился он. – Но потом сама мне скажешь спасибо.
Еще несколько секунд Мария стояла оцепенев, потом медленно подняла руку, указала рукой на дверь и произнесла подрагивающим от гнева голосом:
– Пошел отсюда вон.
Волохов, однако, вместо того чтобы уйти, развернулся к столу и спокойно произнес:
– Не пойду. Нам надо поговорить.
Мария взяла со стола нож и взглянула на Волохова глубоко запавшими, холодно мерцающими глазами.
– Я сказала: убирайся вон.
– А то что – зарежешь меня?
Маша так крепко сжала рукоять ножа, что у нее побелели костяшки пальцев. Они долго смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвел Волохов.
– Твоя «дурь» – в нише, под хлебницей, – пробасил он. – Наслаждайся.
Затем резко повернулся, прошел в прихожую, распахнул дверь и громко захлопнул ее за собой. Маша вздрогнула. Еще несколько секунд она стояла неподвижно, потом положила нож на столешницу и опустилась на стул. На глазах у нее выступили слезы. Но плакать она себе не позволила. Вытерла слезы рукавом толстовки, после чего придвинула к себе тарелку с омлетом. Она чувствовала голод. Звериный голод.
…Когда полчаса спустя Мария вышла из душа, вытирая волосы мягким полотенцем, на тумбочке затрезвонил телефон. Маша с опаской посмотрела на него, словно подозревала его в предательстве, потом повесила полотенце на спинку стула и сняла трубку.
Звонил Данилов.
– Марусь, привет! Как ты?
– Еще жива, – вяло ответила она. – А ты?
– А мне-то что будет, я шампанское не пил, – весело сказал Стас.
Маша усмехнулась:
– А водка?
– А от водки у меня похмелий не бывает. Чистый продукт. Марусь, у меня новость.
– Какая?
– Удалось установить личность второй убитой девушки.
Маша почувствовала, как учащенно забилось сердце у нее в груди.
– Кто она?
– Татьяна Кострикова, двадцати трех лет. Училась на третьем курсе филфака РГГУ. Зарегистрирована на Сущевском Валу. Снимала однокомнатную квартиру. Живет… то есть жила… одна. Подрабатывала в подтанцовке у рок-групп.
– В какой подтанцовке?
– Ну, знаешь… когда со сцены под музыку голыми сиськами трясут.
– Стас!
– Прости, Маш, но по-другому не скажешь. Кстати, год назад она перевелась в РГГУ из Московского университета. Угадай, на каком факультете она там училась?
– На факультете антропологии?
– Точно!
Веки Марии дрогнули.
– Вот и связь с первой жертвой, – хрипло пробормотала она.
– Чего?
– Я сказала: теперь есть связь с первой жертвой.
– А, ну да. Что думаешь делать?
– Надо ехать в университет.
– Хочешь, я сгоняю?
– Нет. Я сама.
– Уверена? Голос у тебя какой-то тусклый.
– Уверена, Стас. Спасибо, что позвонил.
– Не за что. Не теряйся.
Маша положила трубку на рычаг.
3
Возле дома Маша неожиданно для себя встретила бывшего мужа. Он стоял возле ее «Тойоты», хмурый, обозленный, однако, как всегда, ухоженный и одетый с иголочки (благо финансы позволяли).
Маша остановилась, посмотрела на него сердитым взглядом и спросила:
– Ты что здесь делаешь?
– Тебя жду, – мрачно ответил бывший муж и поежился. Маша вдруг заметила, что его некогда густые черные волосы (предмет великой мужниной гордости) стали редеть, и этот факт доставил ей мстительное удовольствие.
– Тебе запрещено общаться со мной без адвоката, – сказала она.
– Знаю, – сказал бывший.
– А раз знаешь, тогда повернись на раз-два и топай туда, откуда пришел.
Маша хотела пройти мимо, но бывший преградил ей путь. Маша нахмурилась.
– Я не поняла, ты что, хочешь, чтобы я милицию вызвала?
– Во-первых, не милицию, а полицию, – занудно проговорил бывший. – А во-вторых, никого вызывать не надо, поскольку ты уже здесь.
– Пусть так. Но мы не можем стоять здесь вечно. Чего ты хочешь?
– Я хочу сказать, что Митька останется со мной. Ты ничего не сможешь сделать.
– Посмотрим.
– Ни при каких условиях! Суд примет мою сторону. Врачи будут свидетельствовать в мою пользу.
Мария долго смотрела на своего бывшего, а потом проговорила с мрачной задумчивостью:
– И все-таки не понимаю.
– Не понимаешь что?
– Когда ты успел превратиться в такую сволочь?
Он усмехнулся:
– После того, как ты превратилась в психопатку и наркоманку.
Мария слегка побледнела.
– Любишь бить ниже пояса? – сипло спросила она.
– Я научился этому у тебя, – с усмешкой ответил бывший муж.
– Я всегда была хорошей женой. По крайней мере, старалась ею быть. А ты… я ведь знаю, что ты мне изменял.
– С чего ты взяла?
– Какой смысл отпираться? Мы ведь почти разведены.
Некоторое время он молчал, потом неприятно ухмыльнулся и развязно проговорил:
– Ты права. Нет смысла врать. Да, я тебе изменял.
– Сколько раз это было?
– Уже и не вспомню. Помнишь ту артисточку-блондинку, которую ты обозвала дурой? Так вот, в постели эта «дура» выделывала такие фортеля, что я чуть спину себе не сломал. Потом я еще долго представлял ее в постели, когда занимался любовью с тобой.
– Мерзавец, – сказала Маша.
Она занесла руку для удара, но бывший муж перехватил ее.
– Потише, милая. – Он сжал ее запястье крепкими, сильными пальцами. – Ты ведь знаешь, что я спортсмен. Могу и сломать ненароком.
– Пусти.
Глядя ей в глаза, бывший муж сильнее сжал ее руку. Мария побледнела от боли. Он усмехнулся.
– Прости, милая. Давно мечтал это сделать. Знаешь, в чем твоя ошибка, Любимова?.. Ты часто переоцениваешь свои силы.
Глаза Маши, полыхающие огнем, угрожающе сузились.
– Все сказал? – спросила она.
Бывший муж кивнул:
– Да.
– Ну а теперь моя очередь.
И Маша резко ударила его коленом в пах. Бывший взвыл, выпустил руку Марии и схватился за низ живота.
– Ах ты… дрянь… – просипел он, бешено вращая глазами.
Маша улыбнулась:
– Прости, милый. Давно мечтала это сделать. Постарайся больше не попадаться у меня на пути. Попадешься еще раз – убью!
Маша поправила на плече сумку и прошла к «Тойоте».
– Сумасшедшая… – прохрипел за спиной бывший. – Психопатка чертова!
4
В этом корпусе университета Мария никогда прежде не была, хотя в студенческую пору у нее было много друзей-эмгэушников. Предъявив охранникам удостоверение, она прошла в большой холл с огромными стеклянными окнами. У всех студентов России подобные холлы называются «сачками» или «стекляшками». На панелях, расположенных вдоль окон-витрин, сидели студенты. Кто-то читал, кто-то болтал с друзьями, кто-то трепался по мобильнику, кто-то просто жевал бутерброд, глазея на снующий туда-сюда молодняк. В холле стоял тихий гул от множества голосов.
Стараясь не смотреть на студентов, Мария прошла к лифту. С недавних пор молодые люди вызывали у нее странное чувство – смесь неприязни, зависти и грусти. Грусти по утраченной юности, по нереализованным возможностям, по потерянному времени, которое пролетело слишком быстро, превратив ее во взрослую женщину (а в перспективе уже маячила старость, которая, конечно же, наступит раньше, чем ее ожидаешь).
В лифте была толкотня – студенты набились под завязку. Пока лифт поднимался на четвертый этаж, юноши и девушки беспрестанно трепались, не стесняясь в выражениях, не стараясь говорить тише и не обращая внимания на гражданку совсем не студенческого вида.
Впрочем, нет. Парни с интересом поглядывали в ее сторону, и Маша отметила это не без тайного удовольствия.