– Да-да, понимаю. – Директор откинулся на спинку кресла. – Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?
– Я хотела бы узнать об одной вашей… клиентке.
Слово «клиентка» пришло Марии в голову непреднамеренно, и она тут же почувствовала себя глупо, однако директора это ничуть не смутило.
– Имя, фамилия, дата кремации? – деловито уточнил он, повернувшись на вертящемся кресле к черному стеллажу с толстыми папками.
– Двенадцатое ноября прошлого года. Имя – Эльза Маратовна Багирова.
Директор выбрал нужную папку, снял ее со стеллажа, взгромоздил себе на колени, раскрыл и принялся листать.
– Сейчас поищем ваш фитилек…
Мария озадаченно приподняла бровь:
– Не поняла.
– Фитилек, – повторил Вострецов, не отрывая взгляда от папки. – Так мы называем наших клиентов. Что-то вроде профессионального жаргона.
Машу передернуло.
– Оказывается, у работников крематория тоже есть чувство юмора?
– А куда ж без него? Без него никуда. Ага, вот, нашел. Кремацию производил Вася Каткевич. – Директор поднял на Машу взгляд. – Вы его сегодня уже видели.
– Тот парень с чекушкой?
– Да.
– Могу я с ним побеседовать?
Директор улыбнулся:
– Да без проблем. Сейчас я его вызову.
– Можно я поговорю с ним наедине?
– Наедине? Да легко.
Пять минут спустя Василий Каткевич сидел в кабинете начальника, в его вертящемся кресле, а сам Илья Игнатьевич удалился по делам.
Маша решила не тратить время на долгое вступление и сразу перешла к делу:
– Василий, год назад вы кремировали тело девушки по имени Эльза Багирова.
Парень, сидевший напротив, посмотрел на Машу исподлобья.
– Я много кого кремировал, – сказал он. – Хотите, чтобы я запомнил всех?
– Эту вы должны были запомнить.
– Это почему же?
Мария пошла ва-банк.
– Потому что в тот день случилось чрезвычайное происшествие, – отчеканила она, пристально глядя парню в глаза. – И вы не стали докладывать о нем директору. Если вы сейчас подробно мне обо всем расскажете, я тоже ничего ему не скажу.
Некоторое время парень сидел неподвижно, словно громом пораженный. Потом зашевелился, промычал что-то невразумительное, после чего нагнулся вдруг к мусорной корзине, достал ополовиненную чекушку, свинтил крышку и приложился к горлышку.
Сделав пару глотков, он отнял бутылку от губ, вытер рот рукавом и сказал:
– Уф-ф… – Потом посмотрел на Марию хмурым взглядом и проговорил с угрюмой усмешкой: – Надо же… Значит, все-таки пронюхали. Если хотите знать, я ни в чем не виноват. Я не сторож и не охранник. Мое дело тихое и мирное – сжигать людей.
– Звучит неплохо. Итак, что произошло с телом Эльзы Багировой?
Парень хотел снова приложиться к бутылке, но передумал.
– Оно пропало из бальзаматорской за четыре часа до кремации.
– Как пропало? – проговорила Мария, удивленно моргнув.
– Да вот так. Исчезло. С концами. Словно его и не было. – Работник посмотрел на Машу подозрительным взглядом. – А вы разве не знали?
Любимова, уже полностью оправившаяся от удивления, сдвинула брови и строго сказала:
– Продолжайте.
– Ну… – Парень пожал плечами. – Я тогда сильно запаниковал. Случай-то экстраординарный. Ни раньше, ни потом такого не бывало. Терять работу из-за пропавшего тела мне не хотелось. Ну, я и решил это дело затихарить.
– Значит, вы сожгли пустой гроб?
– Ну да. А что еще мне оставалось?
Маша нахмурилась.
– У вас разрешено родственникам присутствовать на кремации?
– Да. Для них есть специальная комнатка за стеклом.
– Кто присутствовал на кремации Эльзы Багировой?
– Только ее брат.
– Он пришел заранее?
Парень подумал, помотал головой:
– Да нет. Пришел впритык, даже опоздал на пару минут. Но я его дождался.
– Кто, по-вашему, мог похитить тело?
– Да какие-нибудь извращенцы. В наше время этой швали полно развелось.
– И зачем извращенцам мог понадобиться труп?
Василий усмехнулся:
– А вы не понимаете? Красивая, молодая… Охотников пруд пруди.
Мария прищурила недобро замерцавшие глаза:
– Вам самому не омерзительно то, что вы говорите?
– Нет. А должно быть? – Он снова усмехнулся. – Мария… как вас по батюшке?
– Александровна.
– Мария Александровна, я каждый день сжигаю в этой печи по десять человеческих тел. И вы думаете, что я способен испытывать чувство брезгливости или омерзения? Вы ведь там у себя работаете с патологоанатомами. Много среди них брезгливых людей?
Маша молчала. Столкновение с ничем не прикрытым цинизмом всегда выбивало ее из колеи. Парень посмотрел на ее лицо и сказал:
– По-моему, вам надо выпить. Хотите? Здесь еще остался глоток.
– Спасибо, не хочу. Скажите, как отсюда можно вынести тело? Разве крематорий не охраняется?
– Охраняется. Но есть масса разных способов и лазеек. Покойников никто особо не сторожит. Они ведь не могут сбежать. Хотя… как выяснилось, могут.
Маша молчала, покусывая фильтр дымящейся коричневой сигаретки и о чем-то размышляя.
– Это все? – спросил парень.
– Что?
– Это все вопросы?
– Да.
– Тогда я пойду. Вы обещали не рассказывать ничего Вострецову.
– Да, я помню.
– В таком случае: всего доброго. Надеюсь, вы никогда не станете моей клиенткой.
– Я тоже на это надеюсь, – сказала Маша с хмурой рассеянностью. – Если вы понадобитесь, я с вами свяжусь.
Едва Мария покинула мрачные чертоги крематория, как в сумке у нее зазвонил телефон. Звонил Глеб Корсак.
– Я проверил алиби Багирова, и оно трещит по швам, – раздался из трубки его мягкий, спокойный голос.
– А конкретней?
– Девушка, с которой он проводил время, сильно увлекается алкоголем. И обожает Багирова.
– Неприятное сочетание.
– Смотря для кого. Она не помнит даже того, что было сегодня утром, зато готова сделать все, что ей прикажет ее возлюбленный.
– И как вам удалось добыть такую ценную информацию?
– Я умею втираться в доверие к людям. Кстати, Маша, вы сейчас не слишком заняты?
– А что?
– Мне дали номер телефона одного специалиста по мифологии народов мира. Фамилия – Милетинский. Он работает в фонде «Доверие через океан», а офис фонда расположен в двух шагах от Петровки. Время от времени фонд проводит открытые лекции для всех желающих, и сегодня как раз очередь Милетинского. Я записался. И вас записал.
– Вот как. Значит, решили за меня.
– А вы против?
– Еще не знаю. Во сколько начинается эта лекция?
– Она уже идет. Если поторопимся, можем успеть к ее окончанию.
– Хорошо. Диктуйте адрес.
3
Когда Мария и Глеб вошли в офис, где проходила лекция, слушатели уже вышли, а Милетинский, чернявый и носатый, как старый грач, сидя за лекторским столом, собирал в портфель бумаги и слайды.
– Здравствуйте, Давид Арсеньевич! – поприветствовала его Маша.
Он вскинул голову, посмотрел на вошедших и картаво проговорил:
– И вам того же. С кем имею честь?
– Меня зовут Мария Александровна Любимова. Я – майор уголовного розыска.
– Вот как? – Милетинский иронично хмыкнул. – И что я натворил?
– Надеюсь, что ничего. Я пришла к вам за помощью.
– Хотите, чтобы я повесил на себя какое-нибудь дело, чтобы улучшить статистику по «глухарям»?
Мария слегка опешила.
– Откуда такая прекрасная осведомленность о методах нашей работы?
– Кино люблю смотреть.
– Кино – плод воображения сценаристов и режиссера.
– Вот как? Ну хорошо, верю. Итак, вот он я, перед вами. Подсаживайтесь и излагайте!
Маша и Глеб уселись за переднюю парту.
– Давид Арсеньевич, вы – один из лучших знатоков мировой мифологии в нашей стране, – начала Любимова.
Милетинский одобрительно кивнул.
– Начало разговора мне нравится, – сказал он. – Надеюсь, продолжение будет не хуже.
– Мы столкнулись с убийцей, который действует очень нестандартно.
– И как именно?
– Перед тем как убить жертву, он вырезает у нее из тела фрагмент какой-нибудь кости, потом пишет на нем маркером послание и отправляет…
– Кому?
– Он выбрал в качестве адресата меня, – сказал Глеб.
Милетинский перевел взгляд на Глеба Корсака и близоруко прищурился:
– Вы тоже работаете в уголовном розыске?
– Нет. У меня работа мирная и противная.
– Травите клопов?
– Скорей, они меня. За то, что ворошу грязное белье. Я журналист. Зовут меня Глеб.
– Глеб. Отличное имя. В детстве у меня был черепашонок с таким именем. Он упал с балкона, и его переехала машина.
Корсак хмыкнул:
– Всегда догадывался, что с моим именем что-то не так.
– И вы не ошиблись. Имя определяет судьбу человека, так как за каждым именем тянется длиннющий шлейф контекста. Но не буду забивать вам голову этой чепухой. Итак, убийца вырезает людям кости.
– Да.
– И посылает их вам.
– Совершенно верно.
Милетинский задумчиво нахмурился.
– Гм… Очень интересно. А что он пишет на костях?
– На первом фрагменте он написал «se». На втором «da». Мы предполагаем, что это первые два слога слова «sedation».
– Успокоение. Гм… Задачка интересная. В большинстве культур скелеты воспринимаются как символы смерти, так как кости сохраняются дольше мягких тканей и при благоприятных условиях не разрушаются на протяжении сотен лет. На картинах Страшного суда часто изображаются поднимающиеся из своих могил скелеты, которые и в алхимическом мире символов обещают возрождение и обновление изменяющейся материи. Так сказать, materia prima! Некоторые народы, в которых существует культ шаманов, уверены, что душа человека находится в его костях, и поэтому можно надеяться на воскрешение существ из их костей.
Поняв, что Милетинский сел на своего любимого конька и что лекция может затянуться надолго, Маша решила направить диалог в нужное русло.
– Давид Арсеньевич, мы считаем, что все это может быть связано с культурой Древнего Китая, – сказала она. – Как по-вашему, тут может прослеживаться какая-то связь?