Упорное сопротивление оказали анархисты из группы «Братство» в доме на Донской улице в Замоскворечье, сложившие оружие только в середине дня. Там тоже пришлось применить артиллерию.
Остальные особняки сдавались после нескольких выстрелов, а то и вовсе без оных. Словом, в течение одной ночи «черная власть» в Москве была ликвидирована, около шестисот человек арестовано. Идейных, как и ожидалось, среди них было мало, а вот людей с уголовным прошлым, завзятых налетчиков и убийц, которых опознали граждане, и бывших офицеров довольно много. Десятки из сопротивлявшихся были убиты и ранены. Не обошлось без жертв и среди красногвардейцев. Легкое ранение в руку получил и непосредственно руководивший штурмами Дзержинский.
О событиях этой ночи разнеслось немало враждебных слухов, которые подхватила, а то и инициировала меньшевистская и эсеровская печать. Их стоило спокойно опровергнуть. Дзержинский пригласил к себе журналиста газеты «Известия» и с самого начала твердо заявил:
– Мы ни в коем случае не имели в виду и не желали вести борьбу с идейными анархистами. И в настоящее время всех идейных анархистов, задержанных в ночь на 12 апреля, мы освобождаем, и если, быть может, некоторые из них будут привлечены к ответственности, то только за прикрытие преступлений, совершенных уголовными элементами, проникшими в анархические организации. Идейных анархистов среди лиц, задержанных нами, очень мало, среди сотен – единицы. А остальные о Кропоткине и Бакунине слыхом не слыхивали.
Подождав, пока интервьюер аккуратно запишет сказанное, Дзержинский не торопясь, размеренно, словно диктуя, продолжил:
– Но мы имеем сведения, что вожди контрреволюции хотят воспользоваться преступными элементами, сгруппировавшимися вокруг групп Федерации, для выступлений против советской власти. Подтверждением этого являются даже мотивы, которыми руководились анархические группы при выборе особняков. Они занимали стратегические пункты – как раз против наиболее важных советских учреждений. Поэтому мы имели основание предполагать, что этими якобы анархическими организациями руководит опытная рука контрреволюции. В инструкциях точно указано, в каком именно районе следует занимать особняки. Подобные инструкции были отпечатаны во многих экземплярах и найдены у многих лиц. Вот полюбуйтесь…
Чтобы не быть голословным, Феликс протянул руку за одной из бумаг и едва удержался, чтобы не скривиться от боли. Только прищурился. Но это было не так заметно. Не привык ещё. Рана была не глубока, но покой все же требовала. Воспользовался другой рукой и зачитал:
«1. Найти особняки в районе Мясницкой улицы и переулков Гудовского, Малого или Большого Харитоньевского.
2. Найти особняк в районе Неглинного проезда, против Государственного Банка.
3. Моховая улица, № 6. Тут пометка – разузнать все насчет дома.
4. Пречистенская набережная, особняк найти напротив А.Д.».
И, заметьте, тут даже пририсованы пушки. Другие адреса тоже снабжены характерными комментариями. Вот смотрите – «Охраны в доме нет», «охраны нет», «охрана есть немногочисленная». Это что? Это зачем? В помещении одной из групп обнаружено предписание сменить местопребывание и найти особняк, который бы находился на углу улицы, чтобы обладать лучшим стратегическим положением.
Да что там! В ту же ночь, когда мы проводили свою операцию, группа анархистов заняла ещё один особняк, а на протест хозяев, требующих разрешение от советской власти, ими было отвечено, что советская власть еле дышит. Вот и пришлось нам дыхнуть посильней! Нужны ещё доказательства? Они есть. Мы будем продолжать с должной энергией довершение начатого дела по очищению города от преступных элементов. Пусть никто не сомневается!
– Феликс Эдмундович! А что бы вы могли ответить на публикацию газеты «Вперед» о том, будто бы арестованные, числящиеся за Чрезвычайной комиссией, содержатся в ужасных условиях, в подвале, и испытывают грубое обращение?
– Ну, за нами числится в настоящее время не 126, как указано в газете «Вперед», а всего 66 человек, и сидят они не в подвале, а в сухом хорошем помещении. Поверьте, я за свою жизнь научился неплохо это отличать. Большинство уже отпустили, многих поместили не к нам, а в уголовно-разыскную милицию на Знаменке и на гауптвахту Кремля. Следствием выяснено, что 70 человек были ранее уголовными каторжанами, судившимися неоднократно за грабежи и убийства, и несколько десятков белогвардейцев. Все допрошены и всем предъявлено обвинение. Некоторые уже опознаны лицами, потерпевшими от ограблений. Между прочим, один пострадавший артельщик узнал преступника, ограбившего его на триста тысяч рублей.
Проводив журналиста, Дзержинский снял телефонную трубку и попросил соединить с Совнаркомом, с Бонч-Бруевичем:
– Владимир Дмитриевич, приветствую! Вы интересовались делом американского подданного Бари? Он обвиняется в финансировании целого отряда ударников, отправляющихся на Дон к Каледину и Корнилову. Ну почти так же, как «Союз земельных собственников» Родзянко… Тут тоже крупные суммы денег. Да. Это первое. А ещё хранение оружия без разрешения и несдача его властям. А также покупка и хранение подложных документов. По этому же делу проходят несколько бывших офицеров и графиня Ланская… Да, я сегодня же пришлю официальный ответ… Конечно, всё доказано. Готовим к передаче в трибунал.
Глава 17ВЧК вместо «Якоря»
Войдя в зал заседаний коллегии, Феликс удовлетворенно осмотрелся. Светло, просторно. Никому, как прежде, не надо пристраиваться где-то с краю, на стульчиках. Все поместились за одним большим столом.
Перед каждым лежал блокнот. Дзержинский просил сотрудников вести регулярные рабочие записи, своеобразный дневник для записи поручений, текущих и завершенных дел. Он к этому пришел давно: бумага надежно хранит, ничего не теряет, можно проанализировать логику, связь событий, фактов и четче планировать будущее. Не сразу, но оценили. А теперь это вошло в привычку.
Трёхэтажный особняк, прежде принадлежавший страховому обществу «Якорь», на углу Большой Лубянки и Варсонофьевского переулка, куда перебралась ВЧК, был куда удобнее прежнего по многим причинам. Красивый и сам по себе, он привлек внимание Дзержинского, конечно же, не лепниной, пилястрами и медальонами, а расположением, размерами и планировкой – и руководство, и следователи, и оперативные сотрудники, все отделы и службы получили теперь нормальные помещения. И есть где собраться увеличившейся коллегии. На нижнем этаже пока наскоро оборудовали камеры для задержанных. Чуть дальше по переулку в этом же здании расположился гараж.
Здание страхового общества «Якорь».
[Из открытых источников]
Феликс только что вернулся из Петрограда и решил не откладывая доложить товарищам о результатах работы Ликвидационной комиссии, выявленных недостатках и состоянии дел принявшей их эстафету местной Чрезвычайной комиссии. Тем более что накануне в Совнаркоме пришлось выслушать очередные нарекания. Прямо с этого, пожалуй, и стоит начать:
– Надо ли кому-то в этом зале пояснять, что задача переезда любой работающей государственной структуры даже из одного здания в другое решается совсем не просто. Так что ж говорить о перемещении из города в город? В новую обстановку? Мы с вами не имели права прерывать никаких начатых дел и не снижали, а скорее наращивали ритм и слаженность работы. Некоторые издержки были и есть. Мы с революционной принципиальностью их не скрываем и не замалчиваем. Но ложные обвинения тоже принять не готовы. Например, о содержании в Петрограде под арестом до сих пор еще не допрошенных граждан.
Мы выяснили, что касаются они не столько ВЧК, сколько комиссии Урицкого. Причем в ходе разбирательства всплыли странные факты освобождения Петроградской комиссией преимущественно лиц состоятельных, в то время как бедняки сидели под арестом. И только с приездом Ликвидкомиссии освобождено было около тридцати из них.
Другое обвинение, возводимое на ВЧК, что она занималась и вела дела маловажные и как бы «негромкие», объясняется исключительно различием в тактике и способах борьбы с преступностью. В то время как комиссия Урицкого едва ли не намеренно допускала сначала совершаться преступлениям, а после чего уже проявляла активность. ВЧК ставила всегда, как ставит и теперь, своей целью предупреждение преступления. Это, разумеется, в смысле внешнего эффекта производит меньше впечатления, но, по существу, дает несравненно большие результаты.
Единственным более или менее основательным укором ВЧК может быть признано некоторое несовершенство в техническом смысле построения обвинений и в самом учете обвиняемых. Это объясняется недостатком юридических познаний работников комиссии. В этой связи предлагаю привлечь в ВЧК опытного юрисконсульта из лиц, вполне пользующихся нашим доверием. А пока надо подготовить циркуляр во все отделы: всем следователям о каждом арестованном составлять постановление с формулировкой обвинения. Копия непременно должна быть в тюрьме. Причем с подпиской арестованного, что ему прочитано.
Затем Дзержинский предоставил слово Ивану Полукарову, доложившему, что работа Контрреволюционного отдела идет по двум направлениям: борьба с внутренними и внешними врагами. По первому – поступают сведения с мест, что при участии разложившихся военных отрядов, а также отрядов охраны железных дорог происходит организация пьяных бунтов и погромных выступлений. По второму – стало известно о концентрации контрреволюционных сил около немецкого посла Мирбаха. Приходится сознаться, что для наблюдения и разведки за контрреволюцией, надвигающейся извне, нет соответствующего аппарата. Необходимо произвести коренную ломку всей организации разведки по специальностям и улучшение следственного аппарата.
Выслушав Полукарова и согласившись с тем, что кадровый состав пока не позволяет наладить работу по всем направлениям и на высоком уровне, Дзержинский предложил для начала сосредоточить борьбу с контрреволюцией, главным образом идущей со стороны Германии, и во вторую очередь с союзнической. Завершая заседание, подчеркнул: