на сторону врага! А рабочие сражались – путиловские да уральские.
К. Блюхер
Побывали вместе на собрании Вятского батальона войск ВЧК. Эта часть порадовала. Хорошо укомплектована и вооружена, с боевым настроением. В резолюции красноармейцы батальона ЧК записали: «Мы все, как один, готовы в любой момент выступить на защиту нашей пролетарской революции и на защиту своих интересов, завоеванных в Октябре. Мы все, как один, готовы пойти на фронт против наших угнетателей – капиталистов всего мира…» При этом почему их мало задействовали до сих пор, тоже было неясно. Батальон тут же получил предписание о незамедлительной отправке в распоряжение командующего 3-й армией.
Разобравшись с удручающей, во многом панической ситуацией в Вятке, поздним вечером следующего дня уже на бронепоезде выехали в Глазов. Фронт здесь был всего в тридцати верстах. В вечерней тишине отчетливо слышались разрывы снарядов, а небо то и дело озарялось дальними всполохами.
В здании мужской гимназии, где размещался штаб армии, собрали командиров основных частей. Их было не так уж и много. После падения Перми осталось две дивизии с 17 тысячами штыков и сабель – вместо 35, при 323 пулеметах – вместо 571 и 78 орудиях – вместо 115.
Первым в комнату, прихрамывая, вошел геройский командир 30-й стрелковой дивизии бывший сормовский рабочий Василий Гуров, некогда взявший фамилию знаменитого германского фельдмаршала Блюхера. Впрочем, теперь и у него самого слава, пожалуй, не меньше – на кожанке орден Красного Знамени под номером один. Он только накануне падения Перми вернулся из отпуска по ранению, обнаружил разброд и шатание, но все же смог спасти своих бойцов, разделив на три отряда.
За ним прибыли командиры Стального кавалерийского полка Прокопьев, полка Красных орлов Емельян Бабкин.
Выглядели недавние бравые краскомы угрюмо. Морально-боевое состояние отступающей армии сами оценили как плачевное. Резервов никаких. Тыл совершенно не обеспечен. Бойцы вынуждены драться голодными, плохо одетыми, едва не падая от усталости. По сообщению комдива, Камышловский полк 29-й дивизии после отражения атаки противника был неспособен «даже двигаться от холода и голода». Перчаток, тёплых портянок нет, сапоги у многих развалились, и чинить их нечем, ходят в лаптях. Нет ни снабжения, ни пополнения.
При этом ещё месяц назад командарм Лашевич обращался к командованию фронта с требованием резервов, объяснял безнадежность положения, но Смилга отвечал: «К сожалению, подкреплений не будет». Ещё через неделю член Реввоенсовета 3-й армии Трифонов уже предупреждал Смилгу по прямому проводу: «Весьма вероятно, что мы в ближайшие дни вынуждены будем оставить Пермь. Достаточно двух-трех крепких полков. Попытайтесь вытянуть из Вятки или из ближайшего пункта». Ответ Смилги был: «Подкреплений не будет. Главком отказал помогать».
Дзержинскому пришлось констатировать и слабость местной ЧК, не предупредившей целый ряд контрреволюционных выступлений и офицерских заговоров во главе с белогвардейцами Любашевым, Симоновым и Белобродским. Тылом будто и вовсе не занимались. Засевшие в комитетах бедноты кулаки собирали налог не по имущественному признаку, а по душам, что вызывало естественное недовольство крестьян. Вспомнилось слышанное недавно от Свердлова: «Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримо враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах, если нам удастся восстановить деревенскую бедноту против деревенской буржуазии, только в том случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне делаем то, что смогли сделать для городов». На деле всё это выглядело иначе.
Чем больше комиссия знакомилась с обстановкой, тем больше убеждалась, что Реввоенсовета армии фактически не существует, что штаб оторван от своего боевого участка, не имеет представителей в частях и не знает поэтому реального положения на фронте. Вместо работы по укреплению стыков между боевыми единицами вечная отговорка об их слабости. Политическая работа в частях также практически отсутствует.
После встречи с комиссарами частей Сталин в сердцах сказал Феликсу:
– Да какие там комиссары! Мальчишки сопливые! Никто им не помогает, а сами ничего не знают и не могут. Кто ж за ними пойдет?
В общем, картина пермского поражения была ясна. Необходимые документы, донесения и объяснения собраны. Теперь важно не допустить повторения.
Сталин и Дзержинский сообщили Ленину, что без серьезных перемен в армии не обойтись, и поделились своими соображениями: «Усталость и измотанность армии к моменту наступления противника, отсутствие у нас резервов к этому моменту, оторванность штаба от армии, бесхозяйственность командарма, недопустимо преступный способ управления фронтом со стороны Реввоенсовета Республики, парализовавшего фронт своими противоречивыми директивами и отнявшего у фронта всякую возможность прийти на скорую помощь III армии, ненадежность присланных из тыла подкреплений, объясняемая старыми способами комплектования, абсолютная непрочность тыла, объясняемая полной беспомощностью и неспособностью советских и партийных организаций».
В ответ Ленин телеграфировал 14 января:
«Получил и прочел первую шифрованную депешу. Очень прошу Вас обоих лично руководить исполнением намеченных мер на местах, ибо иначе нет гарантии успеха».
Работы по оздоровлению фронта и тыла оказалось больше, чем можно было предполагать. Стало ясно, что с отъездом торопиться уже не придется.
Решено было всю власть в городах, уездах и волостях губернии централизовать и сосредоточить в руках военно-революционных комитетов, ввести всеобщее воинское обучение и вооружение жителей прифронтовых территорий, мобилизацию коммунистов и комсомольцев на фронт для спасения остатков 3-й армии и предотвращения захвата Вятки. Проведя тщательную фильтровку частей, влив в них коммунистов, Сталин и Дзержинский к 15 января направили на фронт 1200 надежных бойцов, 17 января – 2 эскадрона кавалерии, 20 января – 62-й полк 3-й бригады. На самый опасный участок определили батальон губернской ЧК и сводный отряд жителей Вятки и Глазова.
Затем Иосиф с Феликсом вернулись в Вятку. Здесь они созвали совещание представителей от Наркомата путей сообщения, отдела военных сообщений штаба армии, Уральского областного совета, Уральского и Северного округов путей сообщения по вопросу разгрузки Вятского узла. Постановили запретить принимать у себя какие бы то ни было склады, все грузы, направляемые с востока, не оставлять в Вятке, а отправлять на запад.
Тут же был сформирован экспедиционный отряд лыжников, который должен прикрыть фланг армии, чтобы предотвратить маневр, который использовал враг для овладения Пермью. Командованию армии была дана директива снабдить отряд несколькими легкими орудиями-скорострелками.
Однако оно, несмотря на наличие скорострелок, затягивало их выдачу. Сталину и Дзержинскому пришлось вновь приехать в Глазов и самим взять под контроль выполнение своего распоряжения. Орудия были переданы. Но теперь отряд задержали в Вятке руководители Окружного военкомата, решив, видите ли, передать его в распоряжение 4-й армии и затеяв дискуссию о правах комиссии Сталина и Дзержинского. Пришлось создать в Вятке Военно-революционный комитет как высший орган советской власти и настоять на своем.
Попутно оказалось, что Наркомат продовольствия упорно не переводил свои наряды для армии из Пермской на Вятскую губернию. Исправить это помогло только новое обращение к Ленину. Ещё ранее они информировали РВСР об аресте и предании суду начальника военных сообщений 3-й армии Стогова за полный развал работы. В результате Сталин и Дзержинский сами перерыли все склады и эшелоны, и в течение нескольких дней армия получила продовольствие, теплую обувь и даже кухонные принадлежности.
– Ну что ж, некоторую устойчивость фронта на ближайшее время мы с тобой обеспечили, – констатировал Сталин, когда они выехали обратно в столицу. – Но ты же заметил, что мы их просто вынудили исполнять распоряжения. Они нас побаивались, но знали, что мы тут на время, можно и потерпеть. Уедут, мол, и снова будем сами с усами.
Феликс, конечно, тоже ощущал эти настроения. Невыполнение распоряжений, тихий саботаж, факты откровенного предательства, халатности, круговая порука, контрреволюционная агитация навели его на мысли о необходимости создания особых чекистских формирований непосредственно в войсках. Сталин согласился и как член комиссии по проверке чрезвычайных комиссий обещал свою поддержку. Но, немного подумав, задал вопрос:
– А тебе не кажется, что надо не лукавить, а просто слить ВЧК с Нарковнуделом? И кроме борьбы с преступностью возложить на него обязанность следить за правильным и своевременным исполнением Совдепами декретов и распоряжений, обязать губернских депутатов регулярно отчитываться перед ним, а его снабжать их необходимыми указаниями? Ведь всё, что мы видели, все недочеты объясняются не только расхлябанностью, небрежностью, отсутствием ответственности, но и элементарным незнанием, неопытностью части работников.
Им ещё пришлось немного притормозить в Ярославле по просьбе председателя местной губчека.
Едва поезд остановился, в вагон чуть раскачивающейся матросской походкой вошёл кряжистый, широкоскулый Михаил Лебедев. И Феликс, и Иосиф были знакомы с этим отважным балтийцем, некогда бежавшим с каторги, воевавшим, а затем получившим ранение всего полгода назад при подавлении восстания у себя на родине, в Ярославле. Выглядел он мрачно и обиженно. Оказалось, что ЧК получила неопровержимые сведения о новом контрреволюционном заговоре, в котором замешаны скрывшиеся при первом мятеже офицеры и работники управлений военного округа.
– Ну вот сами посмотрите! – разложил он на столе перед Сталиным и Дзержинским документы, донесения и протоколы допросов.
Из них следовало, что заговорщики специально комплектовали части Красной армии из антисоветски настроенных элементов, местного кулачества, ставя во главе белогвардейских офицеров. Такие части по прибытии в действующую армию должны были переходить к белым, оголяя фронт.