Дзержинский просит подобрать ему весь имеющийся материал о фашистах – об истории их возникновения, идеологии, вожаках, системе организации, силе и средствах, распространении, вооружении, связи с армией, жертвах их террора. Эта партия, уже начавшая побеждать в Италии, может стать конкурентом социалистам и коммунистам по всей Европе. Кое-кто сравнивает их не только с эсерами, но и с большевиками, поскольку они привлекательными и решительными лозунгами ведут за собой бедные слои общества.
Работа не прерывается и в отпуске, на Черном море, куда Дзержинскому удалось отправиться в середине осени. Кстати, по дороге он удивил составившего ему компанию Ягоду своими регулярными записями трат вплоть до самых мельчайших – минеральной воды, яблок и газет. Ягода благоразумно последовал примеру начальника.
Их приезд в Сухуми предупредила телеграмма Орджоникидзе председателю Совнаркома Абхазии Лакобе: «Тебе, наверное, уже сообщили о том, что тт. Дзержинский, Ягода и другие едут в гости к тебе на два месяца. Надо их поместить в лучшем (чистом, без насекомых, с отоплением, освещением и т. д.) особняке у самого берега моря. Быть во всех отношениях достойными абхазцу гостеприимными хозяевами, в чем у меня нет никакого сомнения».
Сомнений и быть не могло. Дзержинского разместили в Гульрипше, во дворце фабриканта князя Смецкого, состоявшем из нескольких корпусов и 365 комнат. Князь строил этот дом, похожий на замок с башенками, балконами и галереями, для больной туберкулезом супруги. По преданию, врачи советовали ей не ночевать в одной комнате дважды, чтобы воздух оставался чистым от инфекции. А вокруг князь насадил прекрасный большущий сад из множества благоухающих, привезенных отовсюду растений. И жена выздоровела. Князь подарил один из корпусов государству для лечения инвалидов войны, другой – для учителей и учащихся. Год назад здесь устроили санаторий.
Феликс был очарован этим местом: «Тут солнце, тепло, море безбрежное и вечно живое, цветы, виноградники, красиво как в сказке… Кругом пальмы, мимозы, эвкалипты, кактусы, оливковые, апельсиновые и лимонные деревья, цветущие розы, камелии, магнолии – повсюду буйная растительность, вдали же цепи покрытых снегом гор, а ниже огромные леса».
А когда он узнал, что устроитель всего этого чуда князь Николай Николаевич с супругой продолжают тихо жить там в скромных апартаментах на первом этаже, нанес визит. Как выяснилось, у них было немало общих тем для разговоров и даже добрых знакомых, включая Горького и его первую супругу Пешкову, занимающуюся теперь вопросами Красного Креста.
Выписка из протокола № 50 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 12 июля 1921 г. о лечении Ф. Э. Дзержинского и рабочем графике. 12 июля 1921 г. [РГАСПИ]
Выслушав очередные рекомендации врачей по лечению и соблюдению режима, отдышавшись первые дни, Феликс, как всегда, решил совместить приятное с полезным. Поехал посмотрел состояние портов в Сухуми и Батуми, озаботился железными дорогами Кавказа, сделал ревизию всего подведомственного ему хозяйства на Северном Кавказе. Уже подумывал о возвращении, как пришла телеграмма Сталина, что ЦК посылает его в Тифлис для разбора конфликта руководства Закавказья в лице Орджоникидзе и ЦК КП Грузии по поводу образования союзного государства.
Тема эта была Дзержинскому знакома, хотя в состав специально созданной комиссии он и не входил. Казалось бы, ещё к весне проект, подготовленный Сталиным, ни у кого не вызывал ни сомнений, ни возражений. Вхождение национальных республик в РСФСР планировалось в качестве автономных. Всё было одобрено и в ЦК, и в Киеве, и в Минске, и в Баку, и в Ереване. А вот летом ЦК Компартии Грузии неожиданно проголосовал против. Их не смогли переубедить даже специально приезжавшие Орджоникидзе и Киров.
На отдыхе в Сухуми с Г. К. Орджоникидзе.
Ноябрь 1922 г. [РГАСПИ]
Причина этого афронта, как многие полагали, заключалась в недавнем инциденте. Грузинский ЦК разрешил Оттоманскому банку открыть отделение в Тифлисе. Однако Госбанк РСФСР внес в ЦК РКП(б) возражение, и тот сделку запретил. Подобное содействие турецкому банку, за которым стояли западные банкиры, привело бы к вытеснению и ослаблению позиций советских денег. В ответ в грузинском ЦК поднялась волна протестов. Они договорилась с Украиной и выдвинули своё предложение – о союзе республик без создания единого надгосударственного центра. Председатель Совета народных комиссаров Украины Христиан Раковский тоже считал сталинский подход к созданию единого государства опасным. По его мнению, в случае реализации этого плана враги «будут возбуждать национально-демократическую стихию против Советской России». Но его переубедить удалось.
Двадцать второго сентября секретарь ЦК Молотов провел заседание комиссии. При голосовании представлявший Грузию Мдивани воздержался. Протокол отправили выздоравливающему Ленину.
Ф. Э. Дзержинский в кабинете разговаривает по телефону.
Фото В. Буллы. 1922 г. [РГАСПИ]
Для согласования Оргбюро создало комиссию под председательством Куйбышева в составе Сталина, Раковского, Орджоникидзе, Сокольникова и представителей республик. Вывод Сталина был прост: «Необходимо завершить процесс все усиливающегося сближения республик объединением их в одну федерацию, слив военное и хозяйственное дело и внешние сношения (иностранные дела, внешняя торговля) в одно целое, сохраняя за республиками автономию во внутренних делах». Эту позицию разделял и Дзержинский. Её ранее одобрял и Ленин.
Но в конце сентября выздоравливающий вождь неожиданно выступил против. Он пригласил Сталина в Горки. Разговор был долгим и непростым. Тот упорно отстаивал свою позицию:
– Одно из двух: либо действительная независимость и тогда – невмешательство центра, свой НКИД, свой Внешторг, свой Концессионный комитет, свои железные дороги, причем вопросы общие решаются в порядке переговоров равного с равным, по соглашению… Либо действительное объединение советских республик в одно хозяйственное целое с формальным распространением власти СНК, СТО и ВЦИК РСФСР на СНК, ЦИК и экономсоветы независимых республик, то есть замена фиктивной независимости действительной внутренней автономией республик в смысле языка и культуры, юстиции, внудел, земледелия и прочее.
В результате полемики генеральный секретарь ЦК, он же нарком по делам национальностей, пошел лишь на одну уступку, заменив слово «вступление» на «объединение вместе с РСФСР в Союз Советских Республик Европы и Азии».
Но на этом Владимир Ильич не успокоился, встретился с Мдивани, подключил Каменева, Зиновьева, Троцкого. В свою очередь не бездействовал и Сталин. Он вместе с Орджоникидзе инициировал переизбрание грузинского ЦК и отозвал своих противников, этих «тифлисских социал-духанщиков», как он их называл, в Москву. Началась заочная тактическая борьба. Вопрос ведь, как любил говаривать Ленин, «архиважный».
Были у Сталина и другие аргументы. Всего полтора года назад, до введения советских войск, Грузия при меньшевиках занимала крайне враждебную позицию и даже пыталась захватить Сочи. Она инициировала антисоветские восстания в Чечне и Дагестане. В Грузии был единственный нефтеналивной порт для вывоза за границу бакинской нефти. Изначально Грузия должна была входить в РСФСР в составе объединенной закавказской автономии наравне с Арменией и Азербайджаном. Это надежнее.
Масло в огонь подлил неутомимый вестник мировой революции Троцкий: а если победит рабочий класс Германии и она захочет войти в наш Союз, то не на уровне автономии же! И этот простенький, далекий от жизни довод тем не менее влияет на многих, даже на Ильича.
Дальнейшие перипетии были уже менее известны Дзержинскому. До Сухуми всё доходило отголосками. Но эта ситуация во многом напоминала уже некогда бывшую со Свердловым. Очнувшийся Ленин снова ощущает некую потерю прежней власти. Да, он сам сделал Сталина генеральным секретарем, но его авторитет поднялся за лето слишком высоко. Своей бурной активностью и решительностью Коба, по мнению вождя, видимо, нарушает сложившийся комфортный баланс. Он явно переигрывает двух ленинских заместителей по Совнаркому Рыкова и Цюрупу.
Это и немудрено. Сталин – не просто человек дела. Феликс видел его в деле. Этим он ему и близок. Правильно говорить и писать научились уже все. А вот работать… Тот же Троцкий постоянно отказывается от назначений на хозяйственную деятельность. Так что ничего удивительного. Рычаги власти за время болезни подзабыли тепло ленинских рук. Ильич хочет все вернуть на место.
И вот теперь поручает ЦК направить в Грузию комиссию во главе с Дзержинским. Но при этом, не доверяя мнению одного Феликса, просит своего заместителя по Совнаркому Рыкова тоже поехать в Тифлис.
Г. Е. Зиновьев за рабочим столом. 1924 г. [РГАСПИ]
На Кавказе главные дела часто решаются не за столом заседаний в засушенной регламентом атмосфере, а за неторопливым домашним. Особенно после окончания сбора винограда.
Казалось бы, в квартире Орджоникидзе всё уже шло к песням, когда в присутствии известного приверженностью к напиткам Рыкова и его жены один из членов грузинского ЦК Акакий Кобахидзе начал жаловаться на своё материальное положение и в конце концов обвинил Орджоникидзе в получении взятки от горцев – белого коня, на котором тот выезжает на парады и которого кормит за казенный счет. Серго ответил, что отказаться от подарка, по обычаю, просто не мог и передал его армейской конюшне. Но два разгоряченных грузина всё более повышали голос, активно используя жесты и мимику. В итоге Акакий оскорбил Серго, назвав «ишаком Сталина». Тот отвесил ему пощёчину. На этом, собственно, изысканная «политическая дискуссия» и закончилась.
Дзержинский, вернувшись в Москву, представил Ленину доклад о командировке, в котором поддержал точку зрения Орджоникидзе и Сталина. Об оскорблении и пощечине даже и не упоминал, посчитав это вовсе не относящимся к делу.
Но болезнь, а скорее её последствия, явное снижение работоспособности сделали Ленина еще более раздражительным, подозрительным, а временами и капризным. Ему всё время казалось, что от него по-прежнему что-то скрывают. О рукоприкладстве партийного начальника по отношению к низшему по должности партийцу ему кто-то донес. Он поручил перепроверить все материалы комиссии Дзержинского «на предмет исправления той громадной массы неправильностей и пристрастных суждений, которые там несомненно имеются».