Подобные досадные ощущения не раз испытывал и Феликс. В итоге, как председатель избранной пленумом комиссии, он предложил резолюцию с резким осуждением Троцкого и «Заявления 46-ти». Она была поддержана 102 голосами против двух при 10 воздержавшихся.
Усталый и выжатый вернулся Феликс с пленума в свою новую кремлевскую квартиру в здании Оружейной палаты. Единство партии, точнее Центрального комитета, удалось сохранить. Но сведения, получаемые ОГПУ из регионов, из армейских парторганизаций, настораживали, сторонников Троцкого в них было вовсе не мало. Он активно ездит, много выступает. Близок к нему начальник Политического управления РККА Антонов-Овсеенко. Ему симпатизируют командующие округов: Московского – Муралов, Приволжского – Мрачковский, нарком внутренних дел Белобородов. Он всегда в военной форме, в шинели или кожанке, шлеме или фуражке со звездой. Умеет увлечь за собой. Это давний «конёк» Троцкого! Его никак нельзя недооценивать. И он вовсе не сдался. Ждет пока, как развернется ситуация в Германии.
Кстати, сегодня Дзержинскому потихоньку сообщили, что на следующем заседании Политбюро опять поднимут вопрос о его отпуске. «Не время, совсем не время… Надо это решение опередить!»
Он переместился с дивана за стол, взял бумагу и ручку… «Считаю, что давать мне сейчас отпуск вредно для дела и для меня лично по следующим соображениям». Перечислив все резоны, завершил: «Уходить в отпуск мне сейчас и психологически было бы очень трудно, и отпуск не дал бы мне того, что требуется от отпуска, тем более что здоровье моё требует не отпуска, а некоторого сокращения часов ежедневной работы, на что и испрашиваю согласия».
Подписался, задумчиво посмотрел на окно. «Сколько раз уже собирался сказать, чтобы наладили наконец эти форточки. Дует несусветно. А скоро уже холода. И двери бы обить, а то и шаги, и разговоры из коридора слышно… Будто снова в камере… Занавески грязные давно пора сменить…»
Вспомнил, что собирался написать письмо наркому труда Шмидту по поводу заработной платы. Взял ещё один лист:
«Ко мне поступают ряд сведений о том, что наши ответственные работники – коммунисты не могут свести концы с концами при том максимуме жалованья, которое для них установлено, и при тех вычетах, которые приходится делать, особенно тогда, когда в семье нет других трудоспособных и имеющих самостоятельный заработок членов.
Я лично свожу концы с концами, ибо обеды с ужинами и квартира очень дешево в Кремле расцениваются, и притом жена тоже зарабатывает при одном ребенке. Кроме того, нет расходов на передвижение. Но я знаю, что некоторые члены коллегии НКПС бедствуют.
Мне кажется, что необходимо этим вопросом заняться или поднять максимум, или запретить производить всякие сборы на Добролет и другие цели, которые поглощают немалую часть жалованья».
Надо ещё не забыть завтра попросить Менжинского составить в ЦК яркий доклад о положении с бандитизмом, нападениях на поезда, разборке путей, всей этой уголовщине, которая терроризирует население. Особенно беспокоило положение на Кавказе. Там надо принимать самые решительные меры, а на линии Северо-Кавказской железной дороги впору объявить чрезвычайное положение. Не стесняясь указать на полную беспомощность уголовного розыска, особенно в деревне, которая попадает полностью в плен хулиганам. При формализме и либерализме наших судебных и прокурорских структур надо возложить на ОГПУ руководство по борьбе с бандитизмом, как политическом, так и уголовным, равно как и с хулиганством, и дать особую директиву обратить внимание на деревню, разработать план освобождения населения от бандитов и конокрадов.
А Троцкий и впрямь не остановился. Когда стало ясно, что «германский козырь» не сработал и до мировой революции по-прежнему далеко, опубликовал в «Правде» статью «Новый курс» В ней кроме своей позиции, отличной от ЦК, сразу обозначил и главный адресат: «Молодежь – вернейший барометр партии – резче всего реагирует на партийный бюрократизм».
И не ошибся: его мысли, выраженные в яркой, категоричной манере нашли отклик в этой среде. Дзержинскому доложили, как на собрании высших технических курсов Наркомата путей сообщения вызвала аплодисменты фраза: «У нас в партии 40 000 членов партии с молотками и 400 000 – с портфелями», а на заседании ЦК комсомола почти половина выступила в защиту Троцкого, прокатилась целая волна по учебным заведениям. Даже на собрание в ОГПУ пришел Преображенский с группой московских студентов-коммунистов и стал склонять сотрудников к поддержке. Пришлось Дзержинскому расставить все точки над «i»:
– Железною метлой будем выметать из органов ОГПУ всех выступающих против линии Центрального комитета нашей партии. Этим людям не место в наших рядах. Уходите!
За несколько дней до Нового года начальник Политуправления РККА Антонов-Овсеенко осмелился написать угрожающее письмо в Политбюро:
«Знаю, что этот мой предостерегающий голос на тех, кто застыл в сознании своей непогрешимости историей отобранных вождей, не произведет ни малейшего впечатления. Но знайте – этот голос симптоматичен. Он выражает возмущение тех, кто всей своей жизнью доказал свою беззаветную преданность интересам партии в целом, интересам коммунистической революции. Эти партийные молчальники возвышают свой голос только тогда, когда сознают явную опасность для всей партии. Они никогда не будут «молчалиными», царедворцами партийных иерархов. И их голос когда-нибудь призовет к порядку зарвавшихся «вождей» так, что они его услышат, даже несмотря на свою крайнюю фракционную глухоту».
Они давно были знакомы с Феликсом, и потому он попытался пояснить свою позицию Дзержинскому ещё и в личном письме. И получил столь же искренний, но твердый ответ:
«…Я отношусь к переживаемому нами кризису гораздо серьезнее и вижу величайшую опасность. Но причина опасности не в дискуссии нашей, а в составе нашей партии и в том, что удержать диктатуру пролетариата в мирной обстановке – в крестьянской стране, при массовом напоре поднять уровень своей жизни и при нашей некультурности – требует от партии величайшего идейного единства и единства действий под знаменем ленинизма. А это значит, надо драться с Троцким».
Когда сердце Ленина остановилось, Троцкий был на отдыхе в Абхазии, в том самом дворце-санатории князя Смецкого, где так понравилось Феликсу.
Дзержинский был назначен председателем комиссии Президиума ЦИК по организации похорон вождя. Этот выбор не выглядел неожиданным. В мае прошлого года на похоронах убитого в Швейцарии советского полпреда Воровского из-за ошибок в организации были многочисленные жертвы. И тогда именно комиссия под руководством Дзержинского расследовала все обстоятельства и огрехи.
Ф. Э. Дзержинский и К. Е. Ворошилов у временного мавзолея В. И. Ленина на Красной площади. 27 января 1924 г. [РГАСПИ]
Для прощания с Лениным было решено построить на Красной площади временный мавзолей. Заказ на это получил известный архитектор Щусев. На работу ему дали всего три дня, отметив, что сооружение должно быть торжественным, но не вычурным, вписывающимся в архитектурный ансамбль Красной площади.
Опытный Щусев продумал проект всего за одну ночь и приступил к строительству. Это была ступенчатая пирамидальная конструкция с лаконичной надписью: «ЛЕНИН». В качестве основного материала использовали архангельскую сосну, а для декоративных элементов – черный дуб. В двух отдельных пристройках оборудовали вход и выход. Основную площадь внутри мавзолея занимал Траурный зал, куда и положили тело Владимира Ильича. Стены затянули красной тканью с черными полосами, на фоне которых расположили серп и молот.
Пропуск Ф. Э. Дзержинского на право беспрепятственного прохода в Мавзолей В. И. Ленина. 1924 г. [РГАСПИ]
Почти сразу же стало понятно, что Траурный зал слишком мал, чтобы вместить всех желающих проститься. К тому же постоянное скопление людей существенно повышало температуру в помещении и негативно влияло на состояние тела. Мавзолей ведь строили не только для прощания, но и для дальнейшего захоронения вождя.
Дзержинский отдал по телеграфу распоряжение об одновременных минуте молчания и траурном салюте по всей стране. Но народ всё шёл и шёл к мавзолею. Благо стояли морозы, и тело могло ещё выдержать какое-то время. А дальше у группы врачей возникла мысль о бальзамировании. Предложение одобрили. Появился новый проект: мавзолей должен был стать не только усыпальницей, но и архитектурным памятником, и трибуной для выступлений.
Параллельно с траурными мероприятиями, естественно, шли и кадровые. Председателем Совнаркома был избран Рыков. А его место в Высшем совете народного хозяйства с подачи Сталина предложено занять Феликсу. Это была громадная по масштабу и ответственности работа. Но одновременно и лестная оценка его организаторских талантов, заслуг в восстановлении и развитии транспорта, который теперь, как отмечалось, «без особых затруднений способен удовлетворять все предъявляемые к нему народным хозяйством требования».
Выписка из протокола № 14 заседания пленума РКП(б) от 31 января 1924 г. о назначении Ф. Э. Дзержинского председателем ВСНХ. 31 января 1924 г. [РГАСПИ]
А что же Троцкий? Председатель Реввоенсовета всё это время провёл на юге, к прощанию с Лениным как бы не поспевал, а когда собрался возвращаться, был обеспокоен слухами о возможном покушении на него. Дзержинский не стал исключать такую возможность и потому посоветовал: «Возвращайтесь не через Батум и не в своем вагоне, пусть он идет без Вас, а через, скажем, Новороссийск, в другом вагоне. Такая мера обманула бы врагов и дала бы максимальную гарантию. Прошу согласия… и уведомления на 3 недели вперед о сроке выезда для подготовки парохода и поезда». Конечно, Феликс знал, как дорог Льву Давидовичу его комфортный персональный вагон, как тяжело ему будет с ним расстаться.
Глава 30Курс на индустриализацию
– Ну что, Феликс Эдмундович, поздравляю, вы идете все дальше и дальше в историю, – такими словами встретил его Менжинский сразу после назначения.