«Кончить войну истинно демократическим, не насильническим миром нельзя без свержения капитала»? Безусловно. «Переход от первого этапа революции, давшего власть буржуазии, ко второму, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства». А как иначе? Пора! Пора! «Никакой поддержки Временному правительству». И это верно! Оно себя уже слишком дискредитировало и продолжает это делать. Соответственно – «Работа по переходу всей государственной власти к Советам рабочих депутатов». Логично и воодушевляюще звучала и основная цель – «не парламентарная республика, а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху. Устранение полиции, армии, чиновничества, конфискация и национализация всех земель в стране… Переход к контролю за общественным производством и распределением продуктов… Слияние всех банков страны в один общенациональный банк и введение контроля над ним…».
Вроде бы ничто не вызывало возражений, а к созданию нового, III Интернационала и сам Дзержинский призывал на Московской конференции. И предложенное слово «коммунистическая» в названии партии более определенно. Знаменем социал-демократии нынче кто только не прикрывается.
Может быть, хотелось прояснить отдельные тактические детали, но обсуждать их вот так, на ходу, в людной и говорливой гостиной он был не готов. Приехал Феликс сюда не столько говорить, сколько слушать. Многое упустил за время сидения. Потому решил быть кратким. Полушутливый тон вождя давал такую возможность:
– Конечно, Владимир Ильич. Но в Женеве альтернативой моей шляпе и костюмчику могли служить только, извините, российские каторжные одеяния. А теперь другие времена! Теперь вот Красную гвардию в Москве готовлю.
– Да, другие, совсем другие… И действовать надо по-другому. Совсем по-другому! – уже серьезным тоном произнес Ленин. – Вот об этом и будем говорить. Для этого и собрались. Кстати, как ваше здоровье-то после приснопамятной Бутырки? Вижу, палочка у вас в руках вовсе не из франтовства. И бледность, батенька, мне ваша не нравится. Может, сейчас, после конференции, самое время подлечиться чуток?
Таким же «подлечиться чуток» он и за границей провожал Феликса, который по совету знатока Мархлевского выбрал для отдыха и лечения остров Капри. Там кроме благостного климата обитала и большая русская колония. Туда раз в сутки из Неаполя ходил маленький пароходик.
Не последнюю роль в этом решении играло и соседство с Горьким. Дзержинскому удалось снять скромную комнату в пансионе неподалеку от прилепившейся к скале подобно осиному гнезду виллы «Спинола», в которой жил Алексей Максимович. Понравилась не столько комната, сколько балкон с видом прямо на море и скалы. Будто иллюстрация к любимому Мицкевичу:
Тем скалам – остаться здесь вечно,
Тем тучам – лить дождь бесконечно…
И молньям на миг разгораться…
Ладье моей – вечно скитаться.
Впрочем, дома он и не сидел, практически всеми днями пропадал у Горького на вилле или с ним же на берегу. Как-то Алексей Максимович повел Дзержинского посмотреть закат солнца с вершины горы Монте-Соляро. Теплый морской воздух и столь же теплые, продолжительные разговоры со знаменитым писателем тогда действительно быстро вернули его в строй.
Многие слова из тех бесед он вспоминал и обдумывал и в заточении, и сейчас? Говорили, что «Буревестник революции» нынче смотрит на происходящее в России без прежней романтики и, удивляя многих, посреди революционной стихии всерьез уповает исключительно на культуру и науку. Будто только они смогут спасти страну от гибели. Дзержинский пока ещё во многих делах «на новенького», надо вникать и разбираться, послушать, что говорят товарищи и в первую очередь Ленин.
Буквально через минуту разговора к ним присоединились Ногин и Смидович. Речь тут же зашла о положении в Москве и настроениях на фронте.
Ленин, чуть склонив голову, внимательно слушал, желая знать обо всем подробно, из первых уст. Задавал короткие вопросы. Затем заговорил о резолюции только что прошедшей Московской конференции. Поблагодарил за поддержку его идей. Но были и замечания, о которых он сказал прямо:
– Характеристику правительства как контрреволюционного я бы считал неправильной. С точки зрения буржуазной революции этого сказать нельзя. Но она уже окончилась. С точки зрения пролетарско-крестьянской – говорить это преждевременно. Выражать свою уверенность в крестьянстве теперь, когда оно повернуло к империализму и к оборончеству, по-моему, неосновательно. Сейчас оно вошло с кадетами в целый ряд соглашений. Поэтому я считаю этот пункт вашей резолюции политически неправильным.
А в третьем пункте вы прибавляете контроль. И кем он представлен? Чхеидзе, Стекловым, Церетели и другими руководителями мелкобуржуазного блока? Нет, дудки! Контроль без власти – пустейшая фраза. Ну, представьте, как я буду контролировать Англию? Для того чтобы ее контролировать, надо захватить ее флот. Что такое контроль? Если я напишу бумажку или резолюцию, то они напишут контррезолюцию. Не-ет, для того, чтобы контролировать, нужно иметь власть. Если это непонятно широкой массе мелкобуржуазного блока, надо иметь терпение разъяснить ей это, но ни в коем случае не говорить ей неправду. А если я заслоняю это основное условие контролем, я говорю неправду и играю в руку капиталистам и империалистам. «Пожалуйста, ты меня контролируй, а я буду иметь пушки. Будь сыт контролем», – говорят они. Они знают, что отказать народу сейчас нельзя. Без власти контроль – просто мелкобуржуазная фраза, тормозящая ход и развитие русской революции.
Беседовали уже с полчаса. Все это время рядом этаким кудрявым Санчо Панса нетерпеливо переминался Зиновьев, а с другой стороны от вождя неподвижно стоял, широко расставив ноги в тщательно начищенных сапогах незнакомый Дзержинскому худощавый, низкорослый человек в кожаной куртке, со спрятанной в черную бородку улыбкой и цепким взглядом сквозь пенсне. Почему-то пришла на ум слышанная в Сибири присказка «С черным в лес не ходи, рыжему пальца в рот не клади, лысому не верь, а с курчавыми не вяжись».
Владимир Ильич, спохватившись, отрекомендовал человеку в куртке москвичей по именам, а того представил как отважного и проверенного главу уральских большевиков товарища Якова Свердлова: «Мы с ним в переписке уже несколько лет, а встретились вот впервые».
Я. М. Свердлов за рабочим столом. 1918 г. [РГАСПИ]
Эти слова, пожалуй, можно было отнести к большей части собравшихся. Кто-то где-то с кем-то когда-то встречался, вместе боролся в подполье, создавал рабочие кружки, устраивал стачки и демонстрации, строил баррикады в 1905-м, виделся на тюремных прогулках, в ссылках, на этапах, в эмиграции, знал по партийным кличкам. Кто-то кого-то читал в партийной печати, о ком-то слышал.
Конечно, Феликс рад был встрече с давними соратниками – своим свояком Юзефом Уншлихтом, женатым на двоюродной сестре Софье, и Юлианом Лещинским. А вот, к примеру, нынешний посланец Грузии Филипп Махарадзе создавал марксистские кружки в Польше и сидел в той же Варшавской тюрьме, когда Феликс ещё был гимназистом. Встреч и разговоров было немало. Феликс понял, что при всем уважении к Ленину его нынешний план многие не одобряют или сомневаются в реальности, своевременности предлагаемых мер.
Конференция открылась не во дворце Кшесинской, а в более просторном и удобном зале расположенных неподалеку Стебутовских женских курсов, женского медицинского института. В президиум избрали Ленина, Зиновьева, Каменева, Сталина, Свердлова, Федорова.
Ленин предварил обсуждение краткой вступительную речью о том, что предвидение великих основателей коммунизма оправдалось – мировая война привела к революции. Честь начать её выпала на долю российского пролетариата, но русская революция – только часть великой международной революции.
Затем в докладе «О текущем моменте» Владимир Ильич дал расширенную и подробную трактовку уже знакомых собравшимся тезисов, обосновал и конкретизировал курс партии на подготовку и проведение социалистической революции. Говорил он живо, уверенно, по своему обычаю, всем корпусом разворачиваясь то влево, то вправо, постоянно следя за реакцией зала и как бы упреждая возможные вопросы, на некоторых моментах своих предложений останавливался подробнее, приводил дополнительные аргументы.
Встречали его слова одобрительными кивками, выкриками и аплодисментами. Но все ли были искренне убеждены? Не увезут ли с конференции свои сомнения? Не затаят ли разногласия, недоумения, которые затем непременно проявятся в делах? Они должны быть готовы четко и убедительно передать услышанное своим товарищам на местах. Причем утаить от них мысли, звучащие в кулуарах, тоже не совсем честно. Надо принципиально и открыто обсуждать все мнения.
Об этом наверняка думал не один Дзержинский, и едва докладчик закончил, он решительно поднял руку и внес предложение по порядку ведения:
– Из частных разговоров выяснилось, что многие не согласны принципиально с тезисами докладчика. Я вношу предложение выслушать доклады, выражающие и другую точку зрения на текущий момент, выслушать товарищей, которые вместе с нами пережили революцию и которые находят, что она пошла несколько по иному направлению, чем это обрисовано докладчиком.
Феликса поддержали. А Ногин тут же внес предложение заслушать Каменева в качестве содокладчика.
Лев Борисович встал. Начал, как бывалый оратор, с самого проверенного, надежного и универсального приема, с лести:
– Товарищи! Вы – самое авторитетное собрание. Вы представляете собрание, ответственное за всю будущность нашей партии, и я призываю вас наметить линию нашего поведения столь строго, столь определенно, чтобы дальнейших колебаний уже не происходило, и не надо было бы зарываться вперед и отдергивать назад.
Каменев стремился в очередной раз зафиксировать свою точку зрения, доказать, что буржуазно-демократическая революция у нас ещё не закончена, что не надо спешить – Россия никак не созрела для социалистической революции.