Подготовленный Ф. Э. Дзержинским проект постановления Комиссии В. Куйбышева по активной разведке. 18 февраля 1925 г.
[РГАСПИ]
Подготовленный Ф. Э. Дзержинским проект постановления Комиссии В. Куйбышева по активной разведке. 18 февраля 1925 г.
[РГАСПИ]
Письмо Ф. Э. Дзержинского из Мухалатки А. Я. Беленькому с просьбой подготовить материал для его доклада о международном положении. 24 апреля 1926 г. [РГАСПИ]
Но вот сегодня Феликс явно не в форме, чувствует себя крайне усталым и не очень здоровым, что откровенно помечает даже в своём карманном дневничке. Тянет плечи, тупо давит за грудиной, вялая, будто ватная голова… Вспомнились даже строки последнего врачебного заключения: «Если пациент сам себя не будет беречь и его не будут беречь, то припадки вновь возобновятся». А бережность у нас, как правило, специфическая, проявляется регулярными сочувственными вопросами о здоровье и несбыточными пожеланиями поменьше нервничать и побольше отдыхать.
Здоров не здоров, а деваться некуда. Слишком тема важная – хлебозаготовки. Первым на вечернем заседании с докладом выступал нарком внутренней и внешней торговли Каменев. Затем должен Феликс. Текст он тщательно подготовил.
Письмо Ф. Э. Дзержинского И. В. Сталину о подготовке Польши к нападению на СССР. 11 июля 1926 г. Автограф. [РГАСПИ]
Письмо Ф. Э. Дзержинского И. В. Сталину о подготовке Польши к нападению на СССР. 11 июля 1926 г. Машинописная копия.
[РГАСПИ]
Записка Ф. Э. Дзержинского в ЦК РКП(б) с возражениями против смягчения ответственности за уголовные преступления на основании пролетарского происхождения. 17 февраля 1924 г.
[РГАСПИ]
И уже первые слова Каменева сразу сняли всю вялость и спокойствие. Дзержинский тут же стал карандашом лихорадочно перекраивать своё выступление, добавлять в него исправления и ответные реплики. Их разногласия по поводу экономики носили давний и принципиальный характер. Каменев всегда упрекал Дзержинского за чрезмерную заботу о частнике, за уклон в сторону стихии рынка, что было явным лукавством. Просто Дзержинский, в отличие от Каменева, собирался регулировать рынок не командами и окриками, а изобилием товаров и уже на этой основе возможностью диктовать цены.
Чем дальше, тем больше речь Феликсу активно не нравилась. Да и не могла понравиться ни содержанием, ни духом. Даже на первый взгляд она была странной – нарком подвергал сомнениям деятельность правительства, к которой как-никак имел прямую причастность. Но как раз самокритики там не было ни на грош. Этакая милая поза прохожего, этакие «заметки постороннего».
Записка Ф. Э. Дзержинского Я. Х. Петерсу о влиянии на работу трибуналов и судов. 21 сентября 1924 г. [РГАСПИ]
Зато была откровенно явлена точка зрения оппозиции, каковую к пленуму как раз они и формировали вместе с Троцким, Крупской, Мураловым, Лашевичем и Зиновьевым.
То, что к ним примкнул и Пятаков, Дзержинский, конечно, знал. Однако вот то, что ему почему-то вне регламента предоставили слово перед Дзержинским, оказалось сюрпризом. Феликс даже опешил, недоуменно обвел взглядом президиум. Пятаков был его заместителем в ВСНХ. Но почему-то с самим председателем это выступление никак не согласовали. Ни текст, ни тезисы, ни сам факт. А в результате по времени Пятаков говорил почти столько же, сколько Каменев, будто подменяя содоклад давно уже ёрзавшего на своём стуле Дзержинского.
Ф. Э. Дзержинский и С. М. Киров на заседании 23-й чрезвычайной Ленинградской губернской конференции ВКП(б).
10—11 февраля 1926 г. [РГАСПИ]
Поэтому получив наконец слово, Феликс решил не деликатничать, а сразу поставить своих оппонентов на место:
– Товарищи, я должен сказать, что в докладе Каменева и в дополнении к этому докладу Пятакова я поражён в величайшей степени тем обстоятельством, что один из них, будучи наркомторгом…
Но Каменев с места перебил:
– Я выступал докладчиком Политбюро…
– …а другой, – бросив презрительный взгляд на Каменева и повысив голос, продолжил Дзержинский, – заместителем председателя Высшего совета народного хозяйства, проявили полное незнание и незнакомство с теми вопросами, о которых они здесь трактовали.
Дальше он спокойно и размеренно разложил по порядку подтасовку выводов и данных, допущенных обоими, негодность методики их подсчетов. Показывал нарочитую неверность исчисления некоей общей прибыли частных предпринимателей без учета их количества и их затрат, включая на обеспечение собственных семей:
– Мы частника зажали в бараний рог, когда он должен был переплачивать, когда он должен был нанимать безработных, ставить их в хвосты, оплачивать их, когда он должен был окупать всю бесхозяйственность в наших торговых организациях.
Теперь с места закричал Пятаков:
– Я говорю в среднем…
– Пятаков своё невежество уже обнаружил, и поэтому ему позволительно кричать, – отреагировал Феликс.
– А вы всегда пользовались молчанием, товарищ Дзержинский? – с места вставил Троцкий в попытке своей иронией сорвать назревающее разоблачение единомышленников. Но добился обратного эффекта. Феликс жестко посмотрел на него и обратился к залу:
– Я думаю следующее. Вы – свидетели уже не один день, как меньшинство желает вывести из равновесия большинство, и я не буду на такие реплики обращать внимания, ибо чем мы больше обращаем внимание на эти выходки, тем больше мы даём возможность оппозиции нашу деловую работу дезорганизовать.
Запись Ф. Э. Дзержинского в блокноте о своем распорядке дня и о состоянии здоровья. 16–18 июня 1926 г. [РГАСПИ]
И перешел к цифрам и фактам, сопровождая анализ следующими комментариями: «Область, в которой народным комиссаром состоит Каменев, является больше всего неупорядоченной, больше всего поглощающей наш национальный доход»; «Метод, который предлагает Пятаков, – представлять дело так, что у промышленности все благополучно, а только давайте побольше деньжат».
– А где частник силён? В хлебозаготовках, в заготовках кожи, то есть в той области, которая находится в ведении Каменева. А он приходит сюда и плачет, что всё у нас скверно: мужик богатеет, благосостояние у него увеличивается. А Пятаков говорит, что деревня богатеет. Вот несчастье! Наши государственные деятели проливают слёзы о благосостоянии мужика. А какое благосостояние: 400 миллионов мужики накопили по 4 рубля на брата.
Все рассмеялись. Кто-то из представителей провинции крикнул: «И того меньше!»
Дзержинский, несмотря на постоянные реплики противников, продолжал и продолжал вскрывать недостатки в их работе, говорил о том ужасе, который вызывает у людей труда неслыханный бюрократизм аппарата. Рассказал, что не раз приходил к председателю СТО и Совнаркома и говорил: дайте отставку или передайте мне Наркомкомторг и кое-что из Госбанка, чтобы не было столько согласований.
Тут председательствующий Рыков понял, что Феликс, кажется, доходит и до него, объявил, что время истекло. Но с мест закричали: «Без ограничения!»
А Каменев, опасаясь продолжения, предпочел свести дело к миру. С дружелюбной улыбкой вставил:
– Вы четыре года нарком, а я только несколько месяцев…
Но получил мгновенный ответ, снова вызвавший общий смех:
– А вы будете сорок четыре года и никуда не годны, потому что вы занимаетесь политиканством, а не работой. А вы знаете отлично, моя сила заключается в чём? Я не щажу себя, Каменев, никогда.
– Правильно! – раздалось с мест.
Дзержинский отвернулся от Каменева к залу и чуть дрогнувшим тихим голосом добавил:
– И поэтому вы здесь все меня любите, потому что вы мне верите. Я никогда не кривлю своей душой; если я вижу, что у нас непорядки, я со всей силой обрушиваюсь на них. Мне одному справиться трудно, поэтому я прошу у вас помощи…
Он ещё минут десять говорил о производительности труда, заработной плате, о рынке, бюджете, товарообороте города с деревней, необходимости паритета цен, не обращая внимания на продолжающиеся реплики. Лишь на очередное ехидное замечание Троцкого не сдержался, ответил:
– Конечно, всё хорошее исходит только от последователей Троцкого, а всё дурное исходит от того, кто с ним не соглашается.
Он договорил. Тяжело опустился на своё место рядом с Микояном. Тот, почувствовав неладное, налил ему стакан воды из графина. Спустя несколько минут Дзержинский вышел в соседнюю комнату и потерял сознание. Его положили на диван, вызвали врача. Он дал Феликсу что-то понюхать, послушал сердце, сделал укол и посоветовал немного полежать.
– Скоро будет перерыв, – с явным трудом произнес Дзержинский, едва очнувшись. – Все выйдут, а я тут… Нехорошо это…
И попросил проводить его домой. Благо квартира здесь же, недалеко. Жизненных сил хватило ровно настолько, чтобы достигнуть этой последней цели.
Феликс Эдмундович Дзержинский умер 20 июля 1926 года.
К. Е. Ворошилов, В. В. Куйбышев, И. В. Сталин, М. Ф. Шкирятов несут гроб с телом Дзержинского на Красную площадь.
22 июля 1926 г.
[РГАСПИ]
Обращение секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина ко всем ЦК нацкомпартий, крайкомам и окружкомам ВКП(б) о кончине Ф. Э. Дзержинского, о всемерном содействии ЦК ВКП(б) органам ОПТУ, об укреплении их рядов и авторитета. Печатный текст, подпись – факсимиле.
5 августа 1926 г.
[РГАСПИ]
Вместо эпилога
Письмо Ф. Э. Дзержинского сестре, 1901 год:
«Думаете, я снова стал католиком? Нет! Я не католик! Я только христианин, я верю только в учение Христа, в Его Евангелие, в любовь Его неизмеримую к несчастным людям. Я верю, что для нашего избавления Он оставил нам свое учение, в завершение скрепленное печатью такой позорной смерти, верю, что Он живет только в наших сердцах, в сердцах тех, кто исполняет Его заветы, но не в зданиях, картинах, в железе, в дереве, верю, что Он живой для добрых и мертвый для злых, что хвалить Его можно только в делах, в правде и в духе, что сегодня исповедующим Его может быть только преследуемый за любовь к ближнему и готовый отдать за них и за себя свою душу и тело; я верю, что Бог Иисус Христос – это любовь. Иного Бога, кроме Него, у меня нет.