Я ничего не понял, но передал его слова госпоже Стилиани, и мы вместе с ней пошли к нам. Войдя к старцу, мы нашли его сильно взволнованным. Он созвал нас всех: монахиню Евпраксию, Стилиани, Елевферия, Елену, Иоанна и меня и стал говорить нам со слезами:
– Я вижу, как я плох. Если Бог сподобит, доживу до воскресенья. Я созвал вас, чтобы дать последние наставления. Стилиани, прошу тебя считать монахиню Евпраксию своей матерью и сестрой. Перебирайся на Эгину, живите там вместе как сестры, но считай ее старшей.
Старец каждому что-то сказал и умолк. Мы не могли сдержать слез, и все плакали, кто тихо, а кто и навзрыд. В первый раз старец поделился с нами своими сокровенными мыслями и указал время своей кончины. Мы начали сознавать, что близок час, когда навсегда расстанемся с этим небесным человеком, который для всех нас был любящим отцом, искренним другом и святым духовником. Мы больше ничего уже не могли сделать, чтобы удержать его в этой жизни. Все указывало на то, что для старца наступил момент перехода к вечной жизни, ко Господу, Которого он возлюбил всем сердцем и всей душой. Всю жизнь он провел в подвигах ради этого момента. И теперь, когда он почувствовал, что этот момент наступает, он хотел во всем себя приготовить.
Он не хотел оставить после себя никакого неразрешенного вопроса и уладил все, относящееся к дальнейшему существованию его скита и храма святых бессребреников, что были его собственностью. Теперь ему нужно было найти помощницу монахине Евпраксии, служившей ему верой и правдой сорок семь лет. Многие выражали свое горячее желание остаться жить и подвизаться рядом со старцем, но он никогда не открывал своих мыслей о будущем. И вот теперь он избрал для этого служения монахиню Евпраксию, и она до сего дня продолжает жить в его скиту.
На следующий день состояние старца резко ухудшилось. За весь день он почти ничего не съел и почти не говорил. К вечеру, чтобы его развлечь, мы включили ему магнитофонную запись византийской музыки. Старец слушал внимательно и с душевным трепетом. Когда пленка кончилась, он сказал:
– Как чудесно! Это напомнило мне Константинополь, патриархию. Как красиво там пели. В наше время первым псаломщиком Великой церкви был Яков Навплиотис. Какой у него был голос и сколько благочестия! И когда пел, плакал. Где сегодня такие псаломщики? Слушая, я хотел остановить запись и запеть сам, но плоть немощна. И он попробовал сам пропеть, однако голос его сильно изменился и был еле слышен.
Позже, вечером его посетил один знакомый архимандрит, который несколько раз приходил его причащать в больницу.
– Ты станешь владыкой,– сказал старец.
– Я стану владыкой, старче? Но я этого не хочу, и никто меня не сделает.
– Ты можешь и не хотеть, но Тот, Кто хочет, тебя сделает.
Много лет спустя после смерти старца этот архимандрит стал епископом.
Три дня состояние старца было без изменений. Он почти ничего не ел, кроме нескольких глотков молока и пары ложек супа. Почти совершенно перестал разговаривать, говоря лишь о самом необходимом. Он непрестанно молился и часто крестился, говоря: «Слава Тебе, Боже», «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Он хотел, чтобы его ум был все время с Богом. Лишь изредка он говорил с нами, давая последние наставления или благодаря:
– Я – грешный человек. Добра никому не сделал. И однако нашлись люди, которые мне служат в моей немощи. Господь да воздаст вам в этой жизни и в будущей.
В пятницу утром его состояние совсем ухудшилось. Он почти перестал есть, говорить и двигаться. Мы решили оповестить его ближайших родственников и близких духовных чад, чтобы они приехали и успели взять у него последнее благословение.
В субботу с самого утра дом наполнился его родными и знакомыми, приехавшими попрощаться со старцем. Нас удивило то, что, хотя мы поздно вечером оповестили лишь самых близких, утром следующего дня собрались целые толпы людей. Казалось, весть разнеслась, как молния.
На лицах всех были скорбь и боль. Все напоминали людей, подходящих в Великую Пятницу к Плащанице. Все рассказывали о благодеяниях старца, его дарах прозорливости и исцеления. Для всех он был настоящим святым. И вот теперь все эти люди, его «малое стадо», плакали и о том, что теряют своего ангелоподобного молчальника, в келье которого они обретали утешение.
Один рассказывал о решении старцем безвыходной проблемы, другой – об избавлении по его молитвам от операции, третий – о семейной трагедии, улаженной старцем. Каждый мог рассказать удивительный случай из своей жизни, связанный со старцем, и никто не хотел с ним расставаться. Шли часы, и приближалось время его переселения в небесные обители.
После обеда мы спросили, не хочет ли он причаститься. Получив утвердительный ответ, мы позвонили о. Нифонту, который пособоровал и причастил старца.
Как только ушли посетители, старец лег и больше не говорил. Прошла спокойная ночь, на протяжении которой старец непрерывно молился, что было видно по движению его губ.
В воскресенье число посетителей резко возросло. Дом был переполнен. Видя, что старец доживает последние часы, все плакали. Люди приходили и уходили. Рассказы о старце сменялись один другим и, если все их собрать, можно было бы написать целые тома.
А старец лежал молча, погруженный в молитву, в ожидании Жениха, Которому служил всю свою жизнь.
Около 12 часов дня его посетил архиерей, прочел разрешительную молитву, а затем спросил:
– Как ты, о. Иероним?
Старец уже не мог говорить и лишь пошевелил рукой справа налево, как бы говоря «так себе».
Он продолжал креститься, его губы шевелились, было ясно, что он молится. Вся его жизнь была непрестанной молитвой и служением братьям. И молиться он не прекращал до своего последнего вздоха. С молитвой он жил и с молитвой отошел ко Господу.
Перед самой кончиной его лицо наполнилось неземной тишиной и светом Преображения или Воскресения. Это была «радость спасения», предвкушение блаженства, какое испытывают все боголюбивые души в эти минуты перехода от тления к нетлению, от временной жизни к вечной.
Он перекрестился, улыбнулся, произнес «Слава Тебе, Боже» и закрыл глаза. Было 12 часов 33 минуты, воскресенье, 16 октября.
Было трогательно видеть, как взрослые люди плакали, словно малые дети, и открыто исповедовали, что старец спас их от отчаяния или спас им жизнь. Два священника рассказали, как еще весной старец их предупредил, что они ему понадобятся в октябре. Другой кто-то рассказал, что в первый раз, когда увидел старца, тот сказал ему о том, что когда этот человек был в Иерусалиме, он там совершил большой грех, и теперь ему необходимо опять туда пойти – его исправить. Это было нечто такое, чего сам рассказывавший не осознавал ранее. И рассказам не было конца.
Тем временем два священника с помощью двух юношей приготовили тело, и к пяти часам вечера гроб в сопровождении многочисленной толпы повезли на Эгину, где старец для непрестанного напоминания о смерти уже приготовил себе могилу.
Приблизившись к Эгине, мы увидели множество людей, ожидавших святого духовника, благодетеля и молитвенника. Люди ждали его и со слезами проводили до скита. Для поклонения останки старца поместили в храме Благовещения.
Всю ночь, и особенно с утра, чтобы поклониться старцу, стали стекаться тысячи людей: пришли монахини из монастыря св. Нектария, св. Мины, св. Екатерины, приезжали епископы, священники, монахи. Особенно умилительно было видеть плачь вдов и сирот, потерявших своего благодетеля. Мы увидели, скольких людей питала «сума любви», которую старец всегда носил на своих плечах. Пока он жил, то запрещал тем, кому оказывал помощь, рассказывать о ней. Но теперь они почувствовали себя разрешенными от этого запрета и начали со слезами на глазах рассказывать о его многочисленных благодеяниях. Плакали не только вдовы и сироты. Умершему поклонились все местные власти во главе с Эгиниским димархом, администрация эгинской больницы. Когда люди заполнили не только всю церковь и двор, но и все пространство вокруг скита, началось отпевание. В половине шестого его тело были предано земле с южной стороны храма, на месте, где им самим была вырыта могила. Завершилось прощание с человеком, прожившим в сем мире лишь для того, чтобы помогать и благотворить, хотя ум его всегда был «вне мира сего», всецело устремлен к Богу. И теперь его душа возлетела к вожделенной родине, в Горний Иерусалим, к которому она стремилась на протяжении всего своего земного странствования.
Эпилог
(от переводчика)
Любое душеполезное чтение без его исполнения ведет лишь к возношению ума, говорил старец Иероним. Да не будет сего с нами, дорогой читатель. Увы, куда нам до чистоты преподобных, до мужества мучеников, до дерзновения исповедников! Все святые воистину являются столпами Церкви, крепкими и непоколебимыми, о них и опереться не боязно и надежно. Но этим мы познаем немощь свою и окаянство. Ведь святые Божии были такие же люди, как и мы, грешные. И все же, победив немощь, распяв плоть, они всецело посвятили себя Богу и, как светильники горящие, источали вокруг себя любовь и кротость, которыми и врагов Божиих и своих превращали в сынов Света.
Братья, ведь все мы созданы для райской сладости, для блаженства и унаследования Царствия Божия! Доколе же будем пребывать во мраке суеты и страстей? Доколе же не решимся мы, наконец, решительно и бесповоротно стать рабами Христа, освободившего нас от рабства миру и греху?
Придите же, припадем ко Христу и восплачемся пред Господом, сотворившем нас, о всех беззакониях наших, о напрасно прожитой жизни, о загубленной душе, о растраченных талантах, о подорванном нашей неразумностью здоровье. Восплачем о том, что весь наш внутренний мир, все помыслы и чувства устремлены к суетному и страстному, что мы данные нам от Господа блага обратили во зло себе и в своем окаменении даже не ощущаем безобразия душ своих. Омоем же слезами всю скверну, налипшую от пристрастия к миру, и положим себе на сердце более не стараться обрести «земной рай» – все забавы мира, которые обещают счастье своим последователям, но вместо него дают лишь горечь и ненасыщаемую жажду.