– Мне еще извещать о буре покойный люд в Беллбарне и у церкви Святого Андрея, потому мешкать не след. Не лезьте на рожон и берегите мальчика. На кону стоит что-то очень важное.
На этом целеустремленное привидение наступило на поднятую педаль, и велосипед с прицепом покатил вверх по улице Алого Колодца, оставляя позади блекнущие подобия белых колес, словно длинную череду олимпийских колец. Черный Чарли уезжал от них навстречу уже явно растущему ветру, игравшему призраками волос присутствующих. Майклу цветной старик странным образом показался героическим, пока тот крутил педали повозки с шинами-веревками, словно черный буревестник. После его отбытия Мертвецки Мертвая Банда стояла как вкопанная, переглядываясь выпученными беспокойными глазами. Над ними пронесся чирикающий узор статических помех из темных полос – возможно, фантом попугайчика, – а также призрачный цилиндр гробовщика с сизой лентой, развевающейся потоком остаточных образов. Наконец Филлис Пейнтер нарушила молчание паническим, но властным возгласом:
– Призрачная буря! Сами слыхали! А ну все по-кроличьи подрали наутек, в дом на углу!
Со внезапностью – если честно, немного напугавшей Майкла, – Филлис упала на четвереньки и помчала по холму на самый обескураживающий манер. Пользуясь студенистостью, отличавшей воздух призрачной стежки, Филлис могла легко скользить по склону, задевая поверхность дороги одними сверкающими костяшками, пока вперед толкали ноги, которым тоже не приходилось касаться земли. Пожалуй, в этом было что-то от кроличьих повадок, откуда и пошло название маневра, хотя Майклу это больше напоминало бег бабуинов, за исключением хвостов из репродукций, из-за которых Филлис была похожа на длинный локомотив с колесами из тощих девчачьих ног. К великой озабоченности Майкла, примеру Филлис последовали сперва Марджори, затем Билл и Реджи – присели, а потом дали деру по холму с удивительной скоростью. Он уже начал переживать, что мертвые дети бросят его позади, когда заметил Джона, который задержался, чтобы приглядеть за ним и чтобы поторопить мальчика самому бежать по-кроличьи.
– Давай, это просто. Скоро освоишься. Просто становись на четвереньки, а потом подыми ноги, будто идешь на руках.
Майкл прищурился навстречу собирающемуся ветру. Небо над Мэйорхолд над вершиной Алого Колодца было испещрено, вдруг осознал с приливом ужаса Майкл, призрачным мусором, который отчасти составляли трепыхавшиеся звери и люди, и все это быстро мчалось на них. Других уговоров не понадобилось. Упав на корточки, а потом задрав ноги, как велено, Майкл вскоре обнаружил, что вовсю катится, как полосато-фланелевое перекати-поле. Только его руки шаркали по шершавой поверхности дороги, пока он шпарил по холму за остальными детьми, направляясь к углу у основания, где дорога Святого Андрея встречалась с улицей Алого Колодца.
Джон оказался прав. Этот метод передвижения был не только прост, но и приносил море удовольствия. Он казался самым естественным способом перемещения – без труда нестись через улицы, пока ноги месят сзади воздух, как серые вращающиеся фейерверки, взбивая призрачную пыль фонтаном сварочных искр. Майкл наловчился так быстро и нашел этот вид бега таким удивительно знакомым, что не мог не спросить себя, что, если в нем заложен к этому инстинкт. Не так ли ходила его семья в те времена, когда якобы «жила на деревьях» – наверняка в парке Виктории? Но спуск по Алому Колодцу определенно стал увлекательным аттракционом, пока с одной стороны мелькали белесые многоквартирники с закругленными балконами, напомнившими о зале кинотеатра, а с другой стороны размазывалась угрюмая школьная площадка.
Только он начал получать удовольствие, как все испортило кубарем пролетевшее над головой привидение старого поломанного кресла, а вслед за ним – два очевидно сконфуженных фантомных монаха и целый ливень из призрачных птичьих гнезд, разбитых шезлонгов, карандашей, окурков, муравьев, книг с картинками с голыми тетями, отбитых кафельных плиток и прозрачных брусков мыла, причем каждый воздушный объект дымил хвостом изображений, похожих на рой злых горящих пчел. Перспектива того, что его накроет волна загробной шрапнели, мигом напомнила Майклу о бушующем позади призрачном шквале, от которого они пытались убраться подальше. Он решил отнестись к кроличьему бегу серьезней, удвоив усилия, пока рвался вниз к остальным мертвым детям, собиравшимся у нижнего угла улицы Алого Колодца.
Замедлившись и остановившись рядом с ними, пока над ушами свистела призрачная зола, фантики конфет и парусиновые туфли, он отметил, что они столпились не на перекрестке с дорогой Святого Андрея – террасой, где он жил и умер, – а в здании или двух от угла, сгрудившись у длинной кирпичной стены заднего двора, принадлежавшего одному из домов в коротком ряду между входом в джитти и большим проездом. Волосы и одежда мертвой банды хлопали и полоскали, как серые сигнальные флажки, а сами они цеплялись за джемперы друг друга, чтобы их не подхватило и не унесло.
Над ними кувыркались кадки и канотье; туча загробной угольной сажи, что затмила солнце, хотя за ней по-прежнему можно было разобрать спокойный и солнечный день смертных. Сквозь миазмы Майкл видел десятки оторванных от земли обитателей призрачной стежки, что причитали или чертыхались, сопротивлялись или вяло и безвольно отдавались свирепому духу-ветру, задувавшему с Мэйорхолд и тащившему их через потемневшие небеса, пока они волокли за собой свои последние мгновения, словно рекламные баннеры, причем дешевые, потому что не могли позволить себе цветных. Он видел несколько монахов, державшихся за руки и скользивших кружком, и сварливую старуху в костюме участковой медсестры, которая пыталась прервать полет, схватившись за мелькнувшую под ней телевизионную антенну последнего дома. Нематериальные пальцы лишь прошли сквозь металлическую букву «Н» без всякого эффекта, и ее подхватило эфирным ураганом навстречу передержанной фотографии железнодорожной станции и отзеленевшего парка. Стоя перед Майклом в нити прогнивших кроликов, которых бросало в невозможной мешанине повторяющихся ушек, хвостов и глазок, Филлис пыталась перекричать мертвую акустику призрачной стежки и завывающий плач бурана:
– …сквозь стену! Нужно спрятаться в угловом доме, чтоб залезть повыше, подальше от ветрилы!
Неистовая мощь позади толкала Майкла в направлении Филлис, его клетчатые тапочки скользили по брусчатке. Слепо потянувшись, он схватился за что-то твердое, не сразу осознав, что это рука Джона – высокий паренек закрывал Майкла со спины от разыгравшейся метели. Прекратив таким образом скольжение, Майкл изумленно уставился на Филлис. Сразу за ней он видел Утопшую Марджори – очкастая пухлая девочка бросилась головой в стену, возле которой они укрылись, и исчезла в – или за – жемчужной патиной кирпичной кладки, скрывшись из виду. Следующим был младший брат Филлис Билл, а затем нескладный веснушчатый Реджи, крепко прижимая шляпу к груди, чтобы ее не вырвал тайфун, пока он нырял сквозь стену на задний двор, предположительно скрывающийся за ней. Майкл все еще был сбит с толку и окликнул Филлис через призрачный шторм.
– Но это не углотвой дом. Это чей-то зрядний вор. Пугол дальше по склоуну за тобой.
Филлис сверкнула на него взглядом – то ли прищуренным, то ли пронзительным, – стоя лицом к мерцающей грозе из отчаянных видений, летящих к ним на порывах ветра над древним холмом.
– Там угол блесть счас. А мы лезем туда, где угол блесть через десь-двацть лет – надеюсь, повыше от этой погоды. А терь лезь с нами в стену или лети в парк Викки с остальными балбесами. Мне недосуг стоять тут с тобой и рассусоливать.
На этом она прыгнула в мозаику серых кирпичей и беловатого цемента, растворившись в стене. Майкл даже тогда мялся мгновение, прежде чем Джон схватил его за обожженный дьяволом загривок халата и поторопил к очень твердой на вид преграде.
– Для разнообразия сделай, как она говорит, сынок Томми, а? Тебе же блестет лучше.
Джон пихнул Майкла в стену. Хотя тот инстинктивно закрыл глаза за самый миг до ожидаемого столкновения, это не скрыло краткое зрелище кирпичей изнутри, с их короткими цилиндрами пустот на месте сквозных отверстий. Вынырнув с другой стороны, отплевываясь и захлебываясь, пока сзади из стены тут же неторопливо показался Джон, Майкл обнаружил, что оказался в большом, но довольно простом и голом дворе, где были только садовый сарай, единственная узкая клумба и бельевая веревка с деревянными прищепками и висящими простынями, которые и занимали большую часть мощеного пространства. Высокие кирпичные стены, простоявшие на этом месте от восьмидесяти до ста лет, сдерживали какую-то долю силы разъяренного призрачного торнадо, бурлящего в Боро, но ни в коем случае не всю. В уголках двора паническими завихрениями крутились посмертные пыль и сор, а сопровождающие их изображения сливались от вращения в плотные фигуры в виде пончиков.
Филлис Пейнтер уже организовала Мертвецки Мертвую Банду для каких-то невообразимых для Майкла действий. Реджи стоял посреди двора с Филлис, балансирующей у него на плечах, словно оба участвовали в цирковом номере. Утопшая Марджори держала шляпу-котелок Реджи, пока тот сомкнул руки на лодыжках Филлис для дополнительной ее устойчивости. Смелая мертвая девочка с шарфом из зловонных кроликов покачивалась, задрав над головой обе руки в кардигане, и быстро загребала ладонями, словно пыталась прокопаться в пустоту, как заблудившийся крот. Приглядевшись, Майкл заметил, что воздух возле ее царапающих пальцев словно изгибался и дрожал. Он мог разглядеть сдвигающиеся полосы черного и белого, напоминающие телевизионные помехи, и как поблескивающие полосы уплотнялись, спихивались в сторону отчаянными движениями ребенка-привидения. Из того, что Филлис говорила за пару мгновений до этого, Майкл смутно понял, что она лезет через время туда, «где угол блесть через десь-двацть лет», и предположил, что полоски дрожащих белизны и черноты – дни и ночи, через которые она бурилась, пергаментные утра, проложенные копиркой темноты. Расчищая минуты, часы и годы, словно слои луковой кожицы, ее мелькающие руки превратились в серые анемоны пальцев. Майкл заметил