. В какой-то момент виднелось по меньшей мере тридцать пальцев, и он догадался, что владелец рук наверняка сам призрак, как и он, что послужило поводом для осторожного оптимизма.
Разгребая дрожащие полоски в виде конфет «Ликорис Оллсорт» движениями копательных лап крота, таинственные руки очень быстро сладили достаточно широкий портал, чтобы можно было протиснуть и другие части тела. Так он – с ладонями в земле, хлопающими щеками и слезящимися на беспощадном ветру глазами – оказался лицом к лицу с маленькой девочкой, чьи голова и плечи неожиданно высунулись из пустыря в паре футов от него. На ее шее была фреза из кроличьих шкурок, из-за чего казалось, будто она вынырнула из бочки с дохлым зверьем. Ее стриженные под горшок волосы хлестали по лицу в бушующей буре, и каждая прядка волокла за собой завесы остаточных копий, скрывая хмурые черты маской спутанного пара. Так он впервые повстречал грозную, сквернословную, смелую, несносную Филлис Пейнтер.
Всю дорогу оскорбляя его словесно и обращаясь с ним как с идиотом, Филлис умудрилась дотянуться и схватить его за запястье, как только он извлек одну руку. Благодаря, как оказалось, ее пареньку Биллу, который держал девочку за лодыжки внизу, она ухитрилась втянуть Реджи и его раздавленную шляпу через прокопанное отверстие и стащить в поблескивающую проглядную тьму туннеля, ведущего от церкви Петра к церкви Гроба Господня – по крайней мере, в тысяча трехсотых, а именно в этом периоде Филлис копалась на свежий воздух, когда наткнулась на Реджи. Все кучей-малой приземлились на Билла, пытаясь найти свои руки и ноги на утоптанном земляном полу среди потерянных саксонских монет и норманнских собачьих костей, хихикая и визжа, словно вся лютая опасность была лишь развеселой игрой. После несчетных лет знакомства со сломленными стариками, боявшимися жить даже в смерти, Реджи вновь познал духоподъемное удовольствие от существования неразумным оболтусом, которого не тяготит раскаяние. Наконец они прекратили хохотать и сели во мраке четырнадцатого века, чтобы пожать руки и представиться, как положено.
С тех пор они с Биллом и Филлис были более-менее неразлучны: устраивали прятки на небесах, гонялись в пятнашки, скользили на попе в пыльные века. Узнав их получше, Реджи собрал по отдельным фактам цельное понимание, что они родом из одной семьи и оба жили и умерли намного позже него самого. Узнал он, что фамилия Филлис – Пейнтер, а о других своих юных приятелях он и этого не знал. Он полагал, что Билл тоже наверняка Пейнтер, но понятия не имел о фамилиях Утопшей Марджори или Джона, которых Реджи и Пейнтеры повстречали через какое-то время после своего знакомства в средневековые времена, под захоронениями. Как и живые дети, мертвые предпочитали почти всегда пользоваться одними именами – ну или так казалось Реджи.
Билл и Филлис быстро избавили Реджи от заблуждений обреченной философии, которых он нахватался у Макси Маллинса, Кэджера Плаурайта и прочих. Сводили его в Душу – во Второй Боро этажом выше мира смертных, где Реджи пал на колени при виде зычного звука и ошеломительных красок – как и запаха шарфа из мертвых кроликов Филлис, вернувшегося, стоило им выбраться из непахнущего царства призрачной стежки. Сойдясь поближе с приземленными, но и возвышенными личностями, обитавшими в основном в верхнем мире, – вроде миссис Гиббс, старого Шерифа Перрита или Черного Чарли, – Реджи многое переосмыслил и о себе. Загробная жизнь – которая в каком-то смысле была жизнью и догробной, – оказалась вовсе не местом для высокомерных снобов, как рассказывали Бертон Тернер и остальные. Нет, это было чудо и ужас, самая увлекательная детская игровая площадка, какую только мог вообразить Реджи, и еще он понял, что все ее сияющие обитатели были всего лишь людьми, что прожили свои жизни и делали то, что до ́лжно, как и сам Реджи. А сломленных духов, с какими он слонялся по стежке раньше, обрекли на чистилище не более чем их же собственный стыд и безжалостно низкое мнение о себе.
В какой-то момент в первые дни знакомства – возможно, сразу после Приключений с Фантомной Коровой и до Тайны Снежного Города, – они втроем впервые решили, что теперь официально стали бандой. Как раз в это время Реджи припомнил свой давний сон о мисс Тиббс и предложил назваться Мертвецки Мертвой Бандой, что вроде бы всем пришлось по душе. С тех пор они держались вместе, хотя Реджи понятия не имел, как давно собралась их веселая компания или как вообще подсчитать срок в безвременном мире Души.
Из-за непростого положения со временем во Втором Боро Реджи вел учет событий по порядку, в котором их пережил, – как и большинство людей. Он догадывался, что у зодчих и дьяволов иной взгляд на вещи, но это все как-то увязано с особой геометрией, математикой и измерениями, вот он и предпочитал не морочить себе голову. У Реджи от лет и дат всегда шел пар из ушей, так что лучшее, что он мог, – держать в голове список важных событий в правильной последовательности. Например, вслед за наречением банды они довольно скоро отправились на приключение по Снежному Городу, когда все втроем путешествовали в двадцать пятый, а сразу после этого началось Дело Пяти Дымоходов. В следующем похождении – Мертвецки Мертвая Банда против Ведьмы из Нен – они подобрали Утопшую Марджори, а восемь или девять авантюр спустя повстречали Джона с его героической внешностью из комиксов для мальчиков, во время Дела о Подземном Самолете. Пусть с тех пор миновали недели, годы, десятилетия, а то и века – для Реджи это был один бесконечный день, примерно как дети представляют себе школьные летние каникулы, измеряя их в сыгранных играх и найденных лучших друзьях.
Этот период – с Загадкой Ползучей Руки, Инцидентом Бредящего Чернорубашечника и всем прочим – был для Реджи по большей части спокойным и счастливым. Но теперь, на текущей операции («Тайна Сопливого Нытика»), он начинал задумываться, не подошли ли к концу беззаботные времена, как когда-то его дни с неприкаянными. Сначала – эта неприятность с дьяволом, первым действительно знаменитым бесом, с которым Реджи столкнулся за все свое время Наверху, а потом разговоры о том, что из-за этого клопа устроили перебранку мастера. Добавь сюда пугающую призрачную бурю – и, на взгляд Реджи, их последняя эскапада начинала вырождаться в полную катастрофу. Раньше он думал, что самое худшее, что с ним могло случиться, – это смерть в ящике, а остаток вечности будет, сравнительно говоря, малиной. Но из-за дела с Майклом Уорреном, всякими демонами и опасностями такой взгляд казался избыточно оптимистичным. Про себя он придерживался мнения, что чем скорее они скинут эту белобрысую приблуду в алый колодец в пятом веке, тем лучше.
Ну только гляньте, какой переполох он учинил, когда обернулся и обнаружил, что его дома и улицы нет как нет, думал язвительно Реджи. Везучий засранец уже узнал, что скоро вернется к жизни, а теперь закатывает истерики из-за сноса пары зданий. Попробовал бы он замерзнуть насмерть в ящике. Реджи казалось, всем этим современным хлюпикам стоит разок замерзнуть насмерть в ящике. Сразу мозги вправятся.
Реджи стоял с товарищами и новеньким на перекрестке Банной улицы и Алого Колодца, где-то в пятом или шестом, в двухтысячных. Майкл Уоррен все еще лепетал и тыкал пальцем в место, где стоял его дом, пока его утешал большой Джон, а Филлис говорила не дурить. Реджи презрительно харкнул эктоплазмой в канаву. Сдвинув котелок под – как ему казалось – лихим углом, он бросил взгляд вниз по холму на дорогу Святого Андрея и одинокий дом у самого угла, откуда они только что сбежали. Справедливости к хнычущему малышу ради, Реджи тоже не нравилось так далеко забираться по лестнице десятилетий. Вот его собственный век – девятнадцатый – был ничего, хоть и обошелся с ним не по-людски, и первая половина двадцатого тоже еще презентабельна, если забыть о войнах. Но вот во временных периодах дальше все пошло наперекосяк. От места, где они были сейчас, в двадцать первом веке, Реджи старался держаться подальше с самого эпизода со Снежным Городом. Несмотря на то что Реджи сам был призраком, этот век наводил на него жуть.
Хуже всего были нынешние дома – многоквартирники. Там, где Реджи еще помнил запутанные переулки, забитые отдельными домиками, теперь стояли только большие уродливые корпуса, по сотне хозяйств, смятых в один куб, как когда давят под прессом старые машины. И, естественно, новый образ жизни изменил и людей. В эти дни семьи делились, как яйца в картонной грохотке, по одной ячейке общества в ячейке, и народ не держался вместе, как когда их грязные улицы и грязные жизни были переплетены в одном клубке. Как будто общество вдохновилось примером Реджи Котелка, и подавляющее большинство людей предпочитало жить и умирать поодиночке, в коробке. Бесцельно оглядывая сиротливое сооружение из красного кирпича, торчащее из ночной травы у перекрестка с дорогой Святого Андрея, он неожиданно осознал, что этот необычный рудимент остался последним настоящим домом во всем Боро. Остальные заменились бетонными куличиками.
Позади между всхлипами и глотками воздуха Майкл Уоррен корил Филлис за то, что она притащила его в это гадкое место. Говорил, что уже сомневается, что она за ним приглядывает, и уверен, что она просто делает, что хочет, как настоящая эгоистка, – с точки зрения Реджи, здесь была доля правды, только тыкать этим в лицо Филлис – мысль неудачная. И правда, атаманша Мертвецки Мертвой Банды тут же встала на дыбы, а потом еще и закусила удила и обрушила гневный нагоняй на шмыгающего мальчишку, громко перечисляя, как помогла ему на Чердаках Дыхания и как спасала из хватки короля-дьявола. Пропуская дискуссию мимо ушей, Реджи снова сплюнул в темноту – сгусток призрачной мокроты, полетев на мостовую, оставлял за собой бледные капли в темноте, словно пунктир. Вернув внимание к поблекшей ленте дороги Святого Андрея, распустившейся в ночь на север, к Семилонгу, Реджи наблюдал за жидким автомобильным потоком, что мелькал туда-сюда под выгнутыми шеями фонарей с болезненно-серыми венчиками света.