Мимо заметно присмиревшей банды детей-привидений, торопясь куда-то по шепчущему собору мастерской, прошел один из зодчих – худощавый благочестивый тип со слегка вытянутым лицом и тугими пепельными кудрями редеющих волос. Только что вынырнув из призрачной стежки, Майкл сперва удивился, что за целеустремленным работником не тянулись дубликаты, но потом вспомнил, что он уже в совсем другом месте. Длиннолицый строитель прервал свой путь по широким и замысловато украшенным плитам пола, чтобы изучить сборище мертвых беспризорников, обводя их бесконечными и сверкающе-бриллиантовыми глазами.
– Ммызд пввретст ас наш самистр! Внего сплутегах!
Эти слова (если их можно так назвать), озвученные безразличным, как бриз, голосом в оборках эха, как будто взвалили на разум Майкла Уоррена тяжелые угловатые чемоданы, которые тут же принялись распаковываться во все более компактные и затейливые бандерольки значений.
– Мы, златые, мы, труженики в сей дали дольней доли, мы, кто топчет винтаж великих виноградников вековечного всеведения, мы, серые стражи сего стремления, рады приветствовать вас, рады приветствовать в нашем свете, нашей славе, нашей строгости, нашей самости, где страстно сияет наша Стройка! Внемлите, ибо нам угодно – если угодно вам – даровать сей план и проспект наших пажитей испокон веков и присно, до нескорого скончания вечности, дабы служил он вам верой, правдой, советом и избавлением в сих хоромах, сих чертогах, сих палатах, сих священных домах бескрайней души и бытия!
Как понял Майкл, все это сводилось к «Мы приветствуем вас на Стройке. Возьмите путеводитель». А рабочий извлек из неровной стопки бумаг под мышкой полдюжины брошюр в одной папке, раздал буклеты каждому из шести покойных детей, коротко кивнул и продолжил путь по оживленному помещению к стене, которая стояла слишком далеко, чтобы разобрать ее в подробностях, пока его роба цвета дождевой тучи сверкала красками роз и мальв, волнуясь у лодыжек.
Майкл вместе со спутниками опустил взгляд на брошюры. Напечатанные золотыми чернилами на толстой сливочной бумаге, все четыре страницы были покрыты тесным текстом, состоящим из мелких кривых знаков чужого алфавита. Будучи трехлетним и едва ли зная больше пары слов и на письменном английском, Майкл был уверен, что придется просить кого-нибудь прочесть вслух, но он ошибся. При ближайшем рассмотрении карликовые незнакомые символы как будто передавали значения такими мыслями и словами, которые он мог понять – по крайней мере, сейчас, в нынешнем состоянии. Он отметил, что после смерти становится все умнее, словно душа продолжала развиваться, даже когда разум и тело прекращали. Он пригляделся к крохотным ползучим буковкам обостренным призрачным зрением и приступил к чтению.
Стройка
Стройка заложена в нижнем мире в 444 году н. э., когда был создан Первый Боро. Первоначальное материальное проявление Стройки – веховой камень в конце тропы, ведущей к колодцу красильщиков. Однако во Втором Боро четыре мастера-англа умело развернули единственный неотесанный гранитный блок в могучую крепость для чудесных трудов своих. Ее вывеска и печать провозглашают, дабы известно было всем, Правосудие Над Улицей, и се есть главное кредо предприятия, обозначенное так:
Стройка полагается в центральной точке Первого Боро, хотя и слегка к востоку от нее, дабы вернее представлять пересечение диагональных линий, написанных на квартале для соединения его углов. Четыре угла сии – окончания конфигурации, транслирующие четыре энергии, и каждый отмечен своею эмблемой. Так, юго-восточный угол означен Крестом, будучи яростной четвертью духа, тогда как юго-западный угол несет знак За ́мка как воздушный квадрант, ведающий материальным великолепием. Северо-западный угол украшен грубым Фаллосом, хотя сие водяная и женская доля, ибо он суть место пенетрации и вторжения. Наконец, северо-восточный угол выражается черепом, ибо это земная часть всего устройства и ей причисляется гибель. Изначально символы были выбиты на гранитном краеугольном камне, каждый – своим мастером-англом в полном соответствии с их характерными темпераментами и гуморами. Да будут известны их вотчины под глифами сими:
Ныне сие предприятие посвящено возведению Портимот, сиречь «Первого упора, или портала, бесспорно отмеряющего пропорции лимитов и периметров иммортальной психики, и се имя нашей теме, нашей мо ́чи, нашему пути», повсеместно известного как четырехмерный замковый камень, который камень надлежит установить на пике великого хронологического сооружения для приведения воедино всех моральных линий и балок обстоятельств, составляющих великую архитектуру Времени. Покуда не окончены труды, Начальство с прискорбием извещает, что зодчие не смогут сопровождать посетителей на турах по цехам, и почтенно просит иметь при себе в качестве подручного источника информации путеводитель сей.
На первом этаже находится главный вход, ведущий на Чердаки Дыхания над современной Мэйорхолд. В каждом конце колодезной тропы V века лежат квадривиумные стыки, или же «глюки», также открывающие путь на сей нижний этаж, где происходит сборка некоторых элементов строительства и где назначаются и принимаются уроки. Посетители заметят, что пол сложен из семидесяти и двух больших плит, каждая в сто шагов длиной и шириной и уложенных в порядке девять на восемь. При ближайшем рассмотрении на поверхности камней сих можно разглядеть мозаичный узор – такое свойство обусловлено…
Майкл удивленно оторвался от увлекательного буклета, чтобы обнаружить, что его пять призрачных товарищей сдвинулись скопом в направлении ближайшей стены, что стояла где-то в четверти мили к востоку. Скатав информативную брошюрку в рулон и сунув в клетчатый карман халата, он заторопился за ними так быстро, как только позволяли хлопающие тапочки. Он сам себя перепугал, когда сбежал от них в начале улицы Алого Колодца, и больше не хотел отделяться.
Это, думал Майкл, была большая глупость. Все из-за шока, когда он вдруг увидел дорогу Святого Андрея такой: пустая полоса травы на месте, где была его терраса. Все так неправильно. Хуже того – вид как будто говорил, что ничто не обернется так, как все надеялись; что мечты его мамки и папки кончатся среди деревьев, дерна и проволочных тележек на колесах. Он не хотел с этим мириться и не смирится. Он не хотел видеть эту голую землю и голые факты, потому сбежал в полуночный район, который больше не узнавал.
Пока остальные дети смотрели на плачущее привидение в пиджаке в клетку, бредущее к гадкому одинокому дому на углу, Майкла переполнили странность и обреченность его обстоятельств, и он больше не мог ни секунды терпеть это жуткое и жестокое посмертие с кошмарным развороченным будущим. Он тихо ускользнул в уютно знакомые складки многоквартирника «Серые монахи», хотя и задумался на миг из-за черных железных ворот – зачем это закрывать бывшую неофициальную игровую площадку местных детей во дворе «Серых монахов»? Но это не помешало ему протечь сквозь прутья, как пар от чайника, в тихий и тенистый прямоугольник.
Внутренний двор «Серых монахов» был почти таким же, каким он помнил его по коротким маршрутам на коляске в 1950-х, – хотя, очевидно, раньше он никогда не видел его в ночной час. Единственной заметной разницей, не считая ворот, стала какая-то усталость и неопрятность, словно это место просто махнуло на себя рукой, запустило себя. Он прошел по тропинке в нижней части двора, проплыл через очередные запертые ворота в другом конце и выбрался на Банную улицу. Только тогда он осознал, что понятия не имеет, куда попал.
Всегда казавшийся заботливым уклон красных кирпичных домиков на параллельной стороне улицы, включая лавку сладостей миссис Коулман с пыльными и сладкими банками, убрали долой. Привычный вид заменил уродливый многоквартирник с бетонными ступеньками и ржавыми перилами, прямоугольными черными окнами, холодно глядящими c панельных стен, когда-то давно покрашенных в белый, чтобы лучше отобразить грязь Боро.
Майкл безутешно крался по холму, пока за ним по-индейски равно скрытно пробирались его дубликаты. Только когда он дошел до Малой Перекрестной улицы, где ряд домов, подпиравших друг друга, словно пьяные драчуны, тоже заменили современными белостенными зданиями, Майкл наткнулся на знакомое место в виде удивительно утешавшей громады многоквартирника на Банной улице.
При ближайшем изучении даже он оказался не тем, что прежде. Двойные двери под портиком в стиле кинотеатра там, где кто-то выбил стекло, заколотили дешевыми досками, шершавыми и пестрыми. Он присел за низкой кирпичной стенкой у тропинки, убегавшей от постаревшего подъезда, заплакал и попытался понять, что же делать дальше. Тогда-то он и заметил Билла и Реджи Котелка, поднявшихся по асфальтовому косогору на месте бывшей улицы Фитцрой, а вскоре после этого и они заметили его.
Не закричи они и не кинься к нему через дорогу с лишними глазами, руками и ногами, он бы так и сидел на месте и отдался им в руки. А так они его спугнули, и он бросился бежать куда глаза глядят, через заколоченную дверь внутрь. Как же это было страшно – столько странных комнат, где жуткие люди занимались чем-то непонятным. Когда он вырвался на открытую центральную дорожку со ступеньками, его охватило огромное облегчение, несмотря на плывущие повсюду в воздухе странные огни.
В этот раз, когда Билл и Реджи просочились из унылых красных кирпичей и подошли к нему, с него уже было довольно, он даже был рад их видеть. Сам себя наказав в безуспешной попытке обрести призрачную независимость, он позволил взрослым мальчикам взять его под руки и провести к кошмарной призрачной дыре наверху Банной улицы и к двум сногсшибательным башням, где они воссоединились с Джоном, Марджори и Филлис. Пусть начальница Мертвецки Мертвой Банды выговорила ему за дезертирство, Майкл уже начал достаточно разбираться в Филлис, чтобы понять, как она рада его найти и видеть, что он в порядке. Он задумался, а не втюрилась ли она в него втайне – так, как, похоже, он в нее. Прав он или нет, но Майкл не хотел больше упускать из виду ни ее, ни банду, и теперь торопливо семенил за ними по оживленному рабочему пространству, стараясь скорее догнать.