Все пошло одно за другим, как комически сложная машина в мультфильме: ребенок схватился за болтающуюся домотканую скатерть, тем подтянув миску с фруктами к краю стола, а потом и через него. Сама миска пролетела мимо малыша и покатилась по половику, но одно из скачущих яблок угодило испуганному бутузу в глаз, и он тут же заревел. Встревоженная сутулая старушка, которая казалась бабушкой младенца, оторвалась от стряпни, чтобы посмотреть, что случилось, и тут круглодонная сковорода слегка накренилась, плеснув раскаленным жиром на пылающий очаг, отчего содержимое сковороды тут же занялось. Шипящий столб пламени из-за секундной неосмотрительности рванулся вверх и подпалил тряпки, висевшие с кастрюлями и горшками под каминной полкой, и перепуганный и сбитый с толку божий одуванчик начала охаживать их черпаком, сбив опасные пылающие тряпки со стены на кирпичный пол – и, к сожалению, один из пыльных половиков. Через пять секунд все, что могло загореться, уже горело. Женщина в остолбеневшем изумлении на несколько мгновений уставилась на дело своих рук, потом обежала стол, чтобы подхватить завывающего карапуза, и выскочила в двери, оглашая воздух улицы Святой Марии криками «Пожар!».
Сестры захлопали в ладоши от возбуждения, скакали и визжали, пока возгорание распространялось по комнате. Майкл заметил, что только мандариновые языки, лижущие головы Саламандр, имели цвет. Прочие огни, ревевшие в заставленной хибаре и взбиравшиеся, как процессия муравьев, к балкам потолка, были ярко-белыми снаружи, с насыщенными серыми сердцами. Филлис схватила Майкла за опаленный и обесцвеченный воротник ночнушки.
– Айда, побегли отсюда. Не стоит толкаться с ними в горящей двери.
Старшая из вспыльчивых и искрометных девушек вскочила на стол и исполняла что-то вроде канкана, тогда как ее младшая сестра смеялась и кокетливо позировала за тлеющими занавесками. Дети-привидения высыпали через дверь фонтаном игральных карт – сплошные валеты и дамы, пики и крести без единого красного пятнышка.
Улицу Святой Марии охватила безобразная сутолока. Туда и сюда носились люди и собаки, а лай, крики и панические вопли оглушали даже вопреки притупляющему слух эффекту призрачной стежки. Двое-трое мужчин отчаянно торопились к пострадавшему дому с плещущими бадьями воды в руках, но не успели подойти и на пять метров, как зрелищно сбылось то, что предсказала Филлис: Саламандры выскочили из двери на улицу под аккомпанемент громкого трезвона смеха и великого порыва белого пламени, как из горна, отбросившего несостоявшихся пожарных с бесполезными ведрышками. Было почти десять часов утра 20 сентября 1675 года.
Майкл спрашивал Джона, почему двух огненных волшебных хохотушек называют Саламандрами, когда младшая, худая, без труда вскарабкалась по передней стене горящего домика, всего на секунды опередив у соломенной крыши грузную и внушительную старшую сестру, помчавшуюся следом за ней. Ни та ни другая не двигались по-человечески, увидел Майкл. Скорее, они напоминали насекомых или, наверное…
– Ящерицы. – Это сказал Джон. – Саламандра, с маленькой буквы, – это как ящерица или тритон. Но когда-то люди верили, что саламандры живут в огне, так что если мы говорим о Саламандрах с большой буквы, то имеем в виду, как говорится, элементалей, духов огня.
Здесь перебила Марджори, у которой в очках отражался свет пожара.
– Те, кто повелевает водой, зовутся Ундинами. Ненская Бабка, которая чуть не схватила меня во время моего несчастного случая на Лужке Пэдди, – одна из них. У нее вместо глаз улитки. Потом блесть те, кто правит ветром, их зовут Сильфами, хотя из таких я слышала только про ужасных стариков в милю высотой. Духов земли официально зовут Гномами, но тут мы их зовем Урками или Урчинами – так еще раньше называли ежей. Над землей их не встретишь, но они катаются по ходам в глубине на здоровых черных зверях, похожих на собак, под названием… о, погоди. Похоже, они уже побежали.
Утонувшая девочка показывала на соломенные крыши, где пара Саламандр исполняла на коньках домов потусторонний вальс. Горячие красотки прижались друг к другу, ослабев от смеха, и вращались в сопровождавшем их огненном торнадо, поднимавшемся от сухой соломы под ногами, пока они перемещались с крыши на крышу. Десятки людей, вываливших в переулок, беспомощно наблюдали, как хибару за хибарой поглощает невидимая хореография духов. Толпа, сама того не зная, следовала за ослепительным выступлением сестер, что летели с западным ветром вдоль улицы Святой Марии к Конному Рынку и оставляли за собой оголтелый шум. Слышались проклятия, стенания, отчаянные крики и плач на все лады. Старик с бельмами на глазах перекрывал истошным и пронзительным голосом гвалт, объявляя, что пожар – кара Господня за то, что паписты в парламенте отменили «Декларацию веротерпимости» Карла Второго. Сердитый юнец рядом с бредящим стариком толкнул его в грязь и тут же схлопотал от двух ражих и еще более сердитых мужчин, которые видели, что он сделал. В и без того безнадежной сутолоке завязалась драка, пока Саламандры наверху танцевали среди дымоходов, а у их голых ног клубились и колебались завесы огня, словно пышные бальные платья. Когда парочка приблизилась к Конному Рынку, люди на восточном конце улицы Марии уже эвакуировались из обреченных жилищ, извлекая жалкий скарб на охваченную паникой и исступлением улицу.
Майкл бежал с Филлис рука об руку сквозь толпу, иногда буквально, чтобы Мертвецки Мертвая Банда не отставала от безудержного балета Саламандр. Когда обнаженные зажигалки достигли широкой грунтовки Конного Рынка, скатывающейся с севера на юг, уже обе стороны улицы Марии стали злыми стенами огня, а горящую солому от проваливающихся крыш несло ветром дальше через дорогу. Вдоль по склону до самой Золотой улицы зазмеились новые очаги возгорания, в то время как другие сияющие ручьи потекли наверх, к Мэйорхолд. Замерев, только чтобы присесть по очереди над трубой последнего дома в ряду и помочиться струями золотых искр в ее черноту, обе сестры нырнули головой вниз со стены, хихикая, как трещащие поленья.
Скача с одной горящей вихляющей телеги на другую, они пересекли Конный Рынок и весело понеслись на восток по улице Святой Катерины, пока перед ними рассыпались горожане, а позади нагоняли призрачные проказники и их остаточные образы, не желая ничего упускать. Приближаясь к улице Колледжа, рыжие девицы остановились у ворот предприятия, казавшегося со стороны семейной дубильней. Роскошные чудовища посмотрели на двор, потом переглянулись, пытаясь при этом сохранять серьезный вид. Фамильярно закинув друг другу руки на плечи, две хихикающие сестры вошли в уже загоревшиеся ворота, скрывшись из виду на огороженном дворе. Прежде чем Майкл, Филлис и банда успели за ними последовать, все заведение взлетело на воздух. Оно не просто с ревом заполыхало, как остальные дома: оно взорвалось, и башня огня вознеслась в пасмурное сентябрьское небо, и опилки обломков с дымными хвостами просеялись дождем на сотни ярдов во всех направлениях, падая сквозь призрачных детей, разинувших рот.
Майкл заговорил первый:
– Это шторм еще блесть за разгрохот?
Джон покачал головой, пораженно наблюдая, как две Саламандры выходят из геенны разметанной по досточкам мастерской со струящимися по серебристым щекам вулканическими слезами цвета лавы, держась друг за друга, чтобы не повалиться сотрясающейся хохочущей кучей.
– Не представляю. Жахнуло как артиллерийский снаряд. Всегда хотелось знать, как Великий пожар так быстро дошел от улицы Марии до Крайних Ворот всего за двадцать минут, но, если попутно были такие взрывы, в этом нет ничего удивительного.
Лунный лик Утопшей Марджори избороздили морщины, словно она решала какую-то задачку, поворачивая в голове разные альтернативы так и эдак. Над чем бы она ни задумалась, девочка в очках не пришла к выводу, каким бы стоило поделиться. Марджори так и держала свои измышления при себе, пока Филлис вела банду по ревущему коридору вслед за огненными девицами, а они уже беззаботно надвигались на трутницу улицы Колледжа – или переулка Колледжа, как в то время назывался склон, заметил Майкл по табличке, которую прочитал, уже даже не удивляясь своим новым умениям. За сестрами распускались пиротехнические следы, покатившись в обоих направлениях по кривому переулку, превращая все, чего касались, в очередной пылающий факел. Набрав обороты, восторженные существа прошествовали через обугленные ворота на противоположной стороне улицы Колледжа и скрылись в длинном темном проходе, который, как знал Майкл, позже будет известен как джитти Джейса и ведет напрямик к Швецам. Щебеча и чирикая развеселую чепуху, два очаровательных вестника разрушения ушли в сумрак проулка, пока за ними развевались рыжие пряди и спешили серые дети-привидения.
Только когда они выбрались на Швецов, Майкл осознал весь масштаб бедствия. Люди сотнями рыдали и завывали, бежали в смертельном страхе или бессильно бросались по всей оживленной центральной улице с бесполезными проливающимися ведрами, пытаясь спасти свои заведения. Большие стаи вспугнутых птиц меняли в полете абстрактные формы под клубами дыма, превращавшими солнечное утро в сумерки. К югу от въезда полыхал верхний конец Золотой улицы, и по улице Моста неумолимо потекла медленная река испепеляющего света, обращая в бегство солдат, овец и лавочников. Огонь охватил полгорода, а не прошло и десяти минут с тех пор, как малыш опрокинул со стола миску с фруктами.
Через дорогу пылали деревянные колонны, державшие дощатую версию церкви Всех Святых. Сестры понаблюдали с мгновение, пока не убедились, что здание занялось как следует, а затем продолжили путь по Швецам, прогуливаясь среди лотков шляпников и сапожников и время от времени задерживаясь над каким-нибудь товаром в поисках чего-то конкретного, словно придирчивые дамочки в походе за покупками. На грубых булыжниках у прилавка с сапогами и ботинками они нашли то, что искали. Замерев как вкопанные, сестры взглянули на бочки, стоявшие в ряд у восточной стены улицы, затем подбросили руки и взвизгнули от удовольствия. Хватаясь за бока, они бродили огненными кругами, сгибаясь пополам от веселья и содрогаясь от какой-то шутки, понятной только им двоим.