– Эт Майкл Уоррен. Мы Мертвецки Мертвая Банда. Можно подняться на Ультрадук и поговорить с Пылким Филом?
Зодчий всмотрелся в призрачную девочку в жутком шарфе и на мальчишку в сорочке рядом. Его серые глаза блеснули, и он поджал губы, словно еле удерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Вмерд ушду приддраж нунр?!
Майкл начинал привыкать к тому, как говорили зодчие. Сперва они произносили абракадабру – свою версию слова или предложения, потом эта чепуха разворачивалась в голове слушателя в длинную речь, полную громовержных и звонких фраз. В нынешнем случае расширившийся монолог начинался с «В зарнице Большого Взрыва мы стоим с тобою, о дитя прихоти…», а затем продолжался в таком духе целую вечность. Наконец, как понимал Майкл, если прислушаться к их речи и уяснить ее как можешь, в итоге сам собой получается собственный перевод. Если он правильно расслышал зодчего, то развеселившийся мужчина только что сказал: «Мертвецки Мертвая Банда? Ну надо же, я читал вашу книгу! Так, значит, это со мной вы встречаетесь возле Ультрадука в двенадцатой главе, «Загадка Духа Задушенного Малыша», а потом еще раз в конце главы? Какая честь. Так, посмотрим, ты, должно быть, Филлис, с кроличьим шарфом, а это брат Альмы Майкл. Полагаю, за вами стоит мисс Дрисколл. Да, конечно же, вы можете встретиться с мистером Доддриджем. Я провожу вас лично. Ну и ну! Не терпится рассказать остальным!»
Чуть не лопаясь от гордости, зодчий ласково повел их к стремянке, приставленной к возвышенной дороге, хотя вблизи Майкл увидел, что она накрыта ковром и на самом деле была узкой секцией того, что называли лестницей Иакова. Кучка призрачных детей послушно шагала вперед, как приказано, без обычных выкрутасов. Более того – всех слишком сразило то, что сейчас сказала серорясая оглобля, чтобы даже пискнуть. Хоть Мертвецки Мертвая Банда любила притворяться знаменитостями, они не скрывали своего замешательства при новости, что даже зодчие зачитывались их приключениями. Но где они их вообще читали? О банде не было настоящих книжек, за исключением той, что видел во сне Реджи Котелок, – а она явно не считается. И что еще за мисс Дрисколл? Подойдя к основанию лестницы-стремянки, Майкл слышал, как где-то позади возбужденно перешептываются Билл и Филлис.
– Он че-то грил про «Запретные миры», када мы с Реджи нашли его в многоквартирнике на Банной улице, но я че-то все равно не въезжаю.
– Ну а я сразу его узнала, как встретила на Чердаках Дыхания. Ток не могла дойти, откуда узнала, но терь вспомнила. На выставке, в одной улице отседа. Ну. Эт все меняет.
Казалось, что обсуждают они его, но Майкл ничего не мог понять. Кроме того, он уже стоял у начала лестницы Иакова, пока остальные выстроились в очереди позади, так что пришлось сосредоточиться на подъеме. Как обычно, лезть было неудобно из-за ступенек, слишком маленьких даже для ножек Майкла, но все же помогала общая невесомость призрачной стежки. Уже скоро он перевалился на сияющий молочный тротуар Ультрадука.
Он остолбенел, подсвеченный снизу белыми хрустальными досками незавершенного моста, из-за чего его фигура почти растворялась в воздухе, словно человек на испорченной фотографии. Пока сзади на доски поднимались пятеро товарищей и услужливый зодчий, Майкл окидывал завороженным взглядом изменившийся ландшафт, открывавшийся с новой точки обзора – пролета, построенного, по словам Филлис, на тропе, проторенной в самом времени.
Вокруг от горизонта до горизонта шли сразу несколько эпох. Прозрачные деревья и здания стояли в перехлест в бредовом потоке образов, которые менялись, росли и перетекали друг в друга, видные насквозь постройки осыпались и исчезали, только чтобы возникнуть вспять и заново прожить ускоренную жизнь, – кипящее пятно черного и белого, словно безумный оператор наложил в жужжащем и мерцающем аппарате сразу несколько старых пленок на разной скорости. Взглянув на запад с высокой дороги, Майкл видел, как норманны и их работники строили Нортгемптонский замок, который спустя полтора тысячелетия сносили согласно указу Карла Второго. Несколько веков травы и руин сосуществовали с пузырящимся ростом и флуктуациями железнодорожного вокзала. Носильщики из 1920-х, убыстренные, как в немой комедии, толкали нагруженные багажом тележки через саксов-охотников. Женщины в нелепо коротких юбках, сами того не зная, накладывались на пуритан-круглоголовых, ненадолго превращаясь в помесь чулок в сетку с древками пик. Конские головы росли из крыш машин, и все это время замок воздвигался и разрушался, рос и падал, рос и падал, как великое серое легкое истории, выдыхавшее крестовые походы, святых, революции и электрички.
Замок, очевидно, был не одинок в непостоянном разливе одновременья. Небо над ним было расписано светом и погодой тысяч лет, а западный мост города под сияющей постройкой сменял вид с бобровых плотин на деревянные сваи, от подвесного моста Кромвеля к знакомому Майклу кирпично-бетонному переезду. Вставая рядом, Филлис бросила на мальчика странный взгляд, словно увидела того в новом свете. Наконец она улыбнулась:
– Ну, че думаешь? Как те видок? Я те так скажу: если че не понимаешь – спрашивай, не боись. Знаю, я ток и твержу без умолку, чтоб ты заткнулся и не задавал лишних вопросов, но вот передумала я. Такшт, уточка моя, валяй.
Майкл только моргнул. Поворот как в книжках, и он понятия не имел, чем его заслужил. Но все же решил воспользоваться удачей с новообретенным Филлис духом панибратства, пока та сама плыла в руки.
– Ну ладно. Будешь моей подружкой?
Теперь пришел черед Филлис глупо уставиться на Майкла. Наконец она положила ему руку на плечо в утешающем жесте и ответила:
– Нет. Прости. Я для тя старовата. Да и не такие вопросы я имела в виду, ты че. Я имела в виду – про Ультрадук и все такое.
Майкл посмотрел на нее и на миг задумался:
– А. Ладно, почему отсюда видно разные времена?
Вся ватага и зодчий, вызвавшийся быть их проводником, теперь неторопливо направлялись к рваному незаконченному краю моста. Филлис – судя по виду, безмерно благодарная за смену темы, – отвечала на вопрос с энтузиазмом, шагая рядом с Майклом.
– Так время выглядит, если смотреть на него сверху вниз. Эт как када ты в большущем городе, ходишь по улицам – и видишь ток кусочек, где стоишь сам. А вот ежли взлететь в небо – мож смотреть вниз и увидать все улицы с домами в один присест. Ультрадуком по большей части-то ходют зодчие, дьяволы, святые и прочие из их компании, когда перемещаются по когдате меж Нортгемптоном и Иерусалимом. Они привыкли видеть время так, им все едино, но обычным привидениям эт странно. Глянь-ка на церковь вот в том краю, если не веришь.
Майкл перевел взгляд от Филлис к торчащему и незавершенному концу-пирсу, куда они подходили. Сразу за точкой, где обрывался мост, стоял невероятный визуальный шум: кипящие образы, смесь рекламы стройпромышленности на промотке и зрелищного фейерверка в Ночь Гая Фокса. Майкл видел голый доисторический склон, где будет Замковый Холм, а над ним – наложение внешних построек норманнского замка, растущих и опадающих: окруженное узким рвом единственное здание, одинокая башенка, рассыпающаяся в пыль, пока канаву рядом осушают и заполняют, чтобы курган сжало кольцо из утрамбованных грунтовых дорог. На пустой травке расцвела и зачахла деревянная часовня, рядом сновали отягощенные чумные телеги, доставлявшие человеческую засыпку в ненадолго появляющиеся братские могилы. Сараи и амбары, которые он видел совсем недавно в 1670-х, промелькивали за мгновения, а среди них стало обретать форму овальное сооружение из тепло-серого камня.
Сперва оно было лишь стенами, что собирались снизу вверх, оставляя разрывы в полотне для трех окон на южном фасаде и двух высоких дверей там, где камни выгибались пристройкой на западе – похоже, для каких-то погрузок. Майкл заметил, что сиятельный белый путь, на котором он стоял, похоже, вел прямиком в верхнюю половину левой двери, но потом мальчик отвлекся из-за грохота навалившейся черепичной крыши, расстелившейся от карнизов, пока на южной стороне громады, прямо под тремя окнами, продавилось крыльцо с такой же черепицей и собственным кирпичным дымоходом. В паре ярдов от владения взошла ограда, замкнув его известняковыми стенами, которые сперва обросли по четырем углам необычными высокими округлостями, но тут же растаяли до более приземистых и острых форм, уже знакомых Майклу. Одновременно – а все это происходило одновременно, от древнего травянистого бугра до норманнской башни и следом сараев вразвалку и вразброс, – мальчик увидел, как крыльцо с одинокой трубой и крутой черепичной крышей разваливается и становится широким и величественным церковным фасадом с викторианским мощеным двором за железными воротами. Снова взглянув на ближайшую, западную сторону, Майкл наблюдал, как высокие двери зарастают, оставив крошечный вход на середине стены пристройки, точно совпадающий с окончанием Ультрадука. Ранее незаконченный мост в эти секунды становился целым и впритык сходился с часовней, приводя к висящей над землей двери. И в пространстве и времени взорвалась теперь совершенно узнаваемая церковь Доддриджа, пока горизонт позади кирпичными языками лизали современные многоквартирники.
Между тем над переменчивыми контурами здания происходило что-то еще. Штрихи бледного света вырисовывали возвышающуюся схему лесов и балок, гигантскую сложную сеть люминесцентных штрихов, воспаривших квадратной колонной к сгущающимся небесам, причем верхний ее край был за пределами даже призрачного зрения Майкла. Эти то вспыхивающие, то угасающие линии мимолетного сияния, ажурные белые решетки на фоне круговерти веков в небесах, туманящихся и проясняющихся, говорили о чем-то огромном – для чего церковь земная была лишь краеугольным камнем. Он обескураженно взглянул на Филлис, ответившую гордой улыбкой.
– А ты думал, эт небоскребы в пятом-шестом большие, а? Да они и в подметки не годятся жилищу Пылкого Фила. Оно уходит до самой Души и еще выше – до конторы Третьего Боро, если верить слухам.