Лишившись языка от ярости, Филлис треснула Билла по уху.
– Ай! Ты че, сдурела к хренам, маразматичка чокнутая? Ты че дерешься?
– А ты че свистнул все Паковы Шляпки, дрянь ты такая? И че эт за бред про чертей за рулем?
– А мне откуда знать? Ваще крыша съехала? Я ж все эт время стоял рядом с тобой. Это блесть не мы с Реджи. Они ток на нас похожи.
– Похожи! Счас бушь у меня похожий! Эт блесть ты! Че я, кровину родную не узнаю? Это ты дальше по когдате, из момента, где мы ищо не блесть! Ты пророешься сюда и приделаешь ноги безумным яблочкам, пока мы не успели их обобрать, – ты и твоя дубина стоеросовая, – Филлис обожгла взглядом Реджи. Билл тщетно пытался ее вразумить.
– Ну а как мне-то знать, что все это такое, если мы туда еще не добрались? Я жмурик, а не ясновидящий. Джон, друг, растолкуй хоть ты ей? Когда ей так климакс в голову ударит, с ней как со стенкой.
Привлекательный парень одарил шальной дуэт леденящим взглядом пронзительного презрения.
– Даже не пытайтесь ко мне подмазываться, парочка нацистов. Пошли, Филл. Давай с тобой и Майклом насобираем то, что нам соизволили оставить эти два бандита.
С этими словами Джон и Филлис взяли Майкла под руки и увели малыша в сторону рощи, качая его между собой в немощной гравитации призрачной стежки. Марджори почувствовала разочарование из-за того, что ее походя оставили с ренегатами, но решила, что внешняя обида, скорее всего, была незавуалированным оправданием остаться наедине Джону с Филлис, нежели чем личным афронтом. Кроме того, она всегда лучше ладила с Биллом и Реджи, чем с Филл Пейнтер и большим Джоном. На Филлис находило самодурство, тогда как Джон иногда переигрывал роль военного героя. Билл же, с другой стороны, если перетерпеть скабрезные шутки про сиськи и письки, был удивительно начитанным и знающим мальчиком, а к бедняжке Реджи Марджори уже давно дышала неровно. Реджи в правильном свете казался почти красавцем, хотя она втайне соглашалась с оценкой Филлис его умственных способностей: дубина дубиной.
– И что это было? Вы задумали умыкнуть Паковы Шляпки и поделиться с новыми друзьями-чернорубашечниками?
Реджи принялся было оспаривать свою невиновность, но Билл горько ухмыльнулся.
– Ну, вот терь – да, прямо скажу. Если старая корова бут лупцевать меня по башке за то, что я еще не сделал, то уж я постараюсь это хотя бы заслужить. Не знаю насчет дружбы с нацистами – хотя мне частенько казалось, что в берцах я стану прост рок-н-ролл. Нет, Мардж, эт и правда хрень какая-то, увидеть себя со стороны. Интересно, че эт я отмочил про дьявола за рулем?
Реджи задумался – по крайней мере, настолько, насколько в его случае это было возможно.
– Небось, это какой-то фокус с зеркалом.
Билл насмешливо фыркнул.
– Реджи, друг ты мой хороший, а ты и правда не самый яркий костюмчик на витрине «Бертона», а? Ну че еще за фокус с зеркалом? Они волокли целое знамя Паковых Шляпок, а мы, очевидно, нет. И вообще, как зеркало блестет с нами разговаривать? Оно ток свет отражает, а не голос. Лан, погнали, поднимемся в глазах Филлис, надыбаем для нее побольше фейри-фруктов. Вот пусть тогда выкаблучивается, стерва.
Теперь они уже хохотали над Филлис, пока втроем обходили рокированные и перетасованные здания лечебниц, вглядываясь под желоба сточных труб в поисках скрытных деликатесов. Внезапно в заплаточных небесах из-за ближайшего сарая или флигеля брызнул фонтан почти флуоресцентной кислотно-зеленой краски, из-за чего они вздрогнули, а потом посмеялись от облегчения, когда он улегся и затих.
На отрезке, напоминающем часовню больницы Святого Андрея, они отыскали сочную гроздь зрелых Паковых Шляпок, которую, должно быть, проглядели другие Билл и Реджи, – она росла в тенистом углу под подоконником. Реджи предложил в качестве лукошка собственную шляпу, пока Марджори и Билл принялись собирать обильные гиперовощи, или 4D-грибы, или чем на самом деле были эти необычные плоды. Запустив руку под особенно чудесный полуметровый образчик, Марджори сощипнула его с толстого стебля эфирным ноготком и услышала обрывок пронзительного писка, словно вдали заглох мотор: из тех звуков, которые и не замечаешь, пока они не прекратятся. Она подняла великолепный трофей в обеих пухлых ладошках и изучила его взглядом писателя.
Фигурки фейри, распускающиеся в кружевном узоре, словно колечко бумажных куколок, в этом случае оказались светловолосыми. Золотистый султан общих волос рос из пушистой точки в центре, где браслетным кольцом соединялись крошечные головки, золотистыми были миниатюрные клочки эрзаца лобковых волос, торчащие на пересечении ножек-лепестков. Даже в бесцветном царстве призрачной стежки на крошечных щечках проглядывал алый румянец, а в круге невидящих глаз-маковинок – небесно-голубые блики. Вот только Пакова Шляпка на самом деле не букет из отдельных фей-красавиц, верно? Так только казалось, чтобы привлечь призраков – чтобы те их съели и сплюнули хрустящие голубоглазые семечки. На самом деле Пакова Шляпка была единой формой жизни с собственными непостижимыми целями. Пытаясь отвлечься от смазливых девичьих мордашек, Марджори попыталась разглядеть истинное лицо таинственного организма.
Если не считать отдельные части создания уменьшенными людьми и забыть о машинальной симпатии, которую пробуждало это сходство, метагриб был поистине жутким зрелищем – конфетным осьминогом с отторгающими изгибами, беспорядочными и ненужными. Вокруг противоестественности центрального медового узелка собирались в кольце пятнадцать-двадцать маленьких и нечеловеческих глазок – и многие из них пугали своим вывернутым наизнанку видом, – а снаружи находилась концентрическая пунктирная полоса розовых губок, словно воспаленных ранок. Дальше шла полоска резных псевдогрудей, затем животы с неприличными ямочками гениталий, где росли светлые хохолки, словно пятна пенициллина. Вместе же это был пугающий глазурный пирог, украшенный с тревожной симметрией бредящим шизофреником.
Прежде чем заработать отвращение к еде до конца загробной жизни, Марджори передернулась и торопливо сунула вдруг ставший жутким призрачный фрукт в перевернутый котелок Реджи. Будучи такой огромной, ее находка немедленно заняла все место в шляпе, так что мальчишкам пришлось импровизировать – снять джемпер Билла, завязать узлом рукава и превратить в более объемную емкость. Марджори понаблюдала за ними, пока те продолжали выбирать самые спелые экземпляры из теснящихся под окном, оставляя в покое несозревшие и голубоватые плоды с пришельцами. Грузная фантомная девочка даже не пыталась приглядываться к чужеродной внешности, которая таилась в худосочных зародышах. Они были слишком ужасны и на первый взгляд. В чем-то своими огромными головами они походили на неродившихся младенцев, но Марджори они всегда напоминали какую-то редкую предродовую катастрофу – сиамские восьмерняшки со сросшимися черепами, лепестки омерзительной маргаритки. Марджори по прошлому печальному опыту знала, каковы они на вкус, но всегда находила раздражающе трудным испытанием переложить их едкую горечь в слова. Это как жевать металл, если бы у металла была мягкая консистенция нуги и он портился так, что при гниении превращался в потные пенни. Она знала некоторых привидений, готовых умять и незрелую Пакову Шляпку, если под рукой нет взрослого фейри-фрукта, но, хоть оживи, не представляла, как они это терпели. Сама бы она лучше вовсе обошлась без этого до скончания времен – а именно столько продержится с ней память о том первом неосторожном укусе. Кроме того, в последнее время она получала то же сытное ощущение и духовное питание, которое дарили Бедламские Дженни, от хороших книг. Хотя справедливости ради надо сказать, что плохой книге дай хоть столетие, но она так и не станет слаще.
Билл и Реджи собрали из цветника под окном все съедобные безумные яблочки, а потом бесцельно убрели прочь, горячо обсуждая, что замыслили их дубликаты, если им понадобилось разграбить урожай призрачных фруктов раньше Филлис и банды.
– Ну, эт ж мы в будущем, так? Такого мы еще не вытворяли.
– Откуда знаешь. Вдруг это мы в прошлом.
– Реджи, тебе че, твоя шапка жмет, что ли? Если б это блесть мы в прошлом, мы б это помнили, додик. И ваще, откуда нам знать, что тут наросло сток Ведьминых титек? Мы ж это узнали ток от Филлис. Нет, поверь на слово, Редж, все, что мы счас видели, нам ток предстоит впереди. Осталось ток заморочиться, зачем и когда. А еще че имел в виду другой я, когда сказал про дьявола за рулем.
Два мальчика как будто забыли про Марджори. Увлеченные дискуссией, они блуждали в поисках свежих фруктов среди сборной солянки зданий лечебницы. Марджори, если честно, это было не столь интересно. Умудрившись отбить себе охоту и к Паковым Шляпкам, и к их сбору самое малое на несколько часов, она решила прогуляться по композитному газону в направлении кущи, куда направлялись Филлис, Джон и Майкл, когда она их видела в последний раз. Над пристройкой-галереей вдруг раскрылся дрожащий веер блестящего желтого цвета, продержавшись недолго, прежде чем угаснуть до полутонов: до разных оттенков дыма призрачной стежки. Марджори бросила взгляд через плечо, хоть за ней и следовали растворяющиеся двойники, и в последнюю секунду поймала взглядом Реджи Котелка, исчезающего за углом дурдома, упрямо споря с Биллом.
– Ну а мне невдомек, отчего это не мы из прошлого. Вдруг мы выкинули какое коленце да забыли, откель те знать!
Марджори улыбнулась и продолжала свой путь по неумелому тряпочному одеялу газона к далеким деревьям. Она вспомнила первый раз, когда увидела Реджи, – в ночь, когда утонула. В том случае он был без своего знаменитого котелка. И пальто. Да и вообще без всего, если уж на то пошло.
Ненская Бабка обернула от нее свою удлиненную морду, представ пугающим профилем клювастого аллигатора. Плоский лоб пошел бороздами вопросительного раздражения, когда существо прищурилось в подводных тенях, выискивая источник переполоха, плеск, который отвлек, когда она как раз была готова приступить к с