высоко в густую атмосферу призрачной стежки, а потом по-собачьи проплыв остаток дистанции. Джон и Филлис взяли Майкла Уоррена на буксир.
Возвращаясь по ослепительной эстакаде к церкви Доддриджа, они уписывали безумные яблочки за обе щеки, а Филлис снова завела клубный гимн Мертвецки Мертвой Банды. Марджори казалось, что Филлис наверняка поднимает шумиху для того, чтобы все скорее забыли, что исхудавшая и дикоглазая Одри Верналл сказала кузине, когда те сидели на скамейке и не подозревали, что их могут подслушать. Но Марджори не могла забыть. Они пробирали до нутра – слова страшного признания среди шуршащих и прислушивающихся ветвей, – и писательское чутье подсказывало, что они станут мощным завершением хотя бы для продолжительного пассажа в грядущей двенадцатой главе:
– Со мной спал мой папа.
Банда продолжала путь на восток, к церкви Доддриджа, и распевала по дороге.
А, и собаку так звали, потому что на боку у нее было темно-бурое пятно, чем-то похожее на Индию.
Запретные миры
По опыту Билла, быть умным и быть выходцем из рабочего класса – готовый рецепт для беды. В своих низших выражениях – без академических устремлений – настоящий ум обычно проявляется в виде хитрости, и если Билл будет с собой честным, то признает, что не раз перехитрил сам себя и натерпелся горя от ума. Достаточно только взглянуть, в какие поистине жуткие обстоятельства завел его последний замысел – он ежился в могучей тени Тома Холла, пока банда кошмарных пьяных призраков истязала лысого рыдающего мужчину, как будто сделанного из дерева. Едва ли идеальный результат, даже для такого серийного оптимиста, как Билл, который старался во всем видеть хорошее.
Он помнил свои первые догадки, что в итоге и привели к катастрофическому плану. Они проклюнулись уже давненько, сразу после того, как дети сбежали от призрачного шторма, поднявшись в угловой дом на отшибе на улице Алого Колодца где-то между пятым и шестым годами. В тот раз, застигнутый врасплох тем, что его родную террасу давно снесли, Майкл Уоррен сбежал в проклятую ночь, и Билл с Реджи нашли его на центральных ступеньках многоквартирника на Банной улице, разнывшегося, как он скучает по сестре и комиксам, которые она читала. «Запретные миры» – вот что за название конкретно упомянул мальчик, и в туманных далях чуть менее чем идеальной памяти Билла зазвенела смутная тревога.
Но только при встрече банды с Филом Доддриджем, когда великий человек походя обронил христианское имя сестры Майкла Уоррена, Билл обнаружил, что пазл в его голове сошелся идеально. Увлекающейся комиксами сестрой была Альма – Альма Уоррен. Ну конечно. Происхождение из Боро и любовь к странной фантастике и историям ужасов с раннего возраста – разве могут быть два таких человека? Билл знал Альму, пока был жив, и знал неплохо. По крайней мере, достаточно хорошо, чтобы помнить, что самой важной своей работой широко известная в узких кругах художница считала захватывающую и непостижимую серию картин, основанных, если верить ей, на визионерском опыте клинической смерти ее младшего брата. Майкл Уоррен, очевидно, и был тем братом, о котором шла речь, а похождения мальчишки с Мертвецки Мертвой Бандой, предположительно, – визионерским опытом клинической смерти, что он ей однажды пересказал. Билл, будь его ноги в нынешнем детском виде чуть подлиннее, сам себя бы пнул за то, что раньше не нашел очевидную связь между Майклом Уорреном и Альмой Уоррен, с которой общался при жизни.
Конечно, как только Билл смекнул, что происходит, он обговорил все с Филл – единственным членом банды, способным понять, о чем он говорит. Филл тоже знала Альму, хоть и не так хорошо, как Билл. Вместе с Филлис они согласились, что эта информация меняет все. Например, они уже знали, что Майкл Уоррен по отцовской стороне был Верналлом – из тех бродячих ремесленников, которым в Душе доверялся надзор над межами и углами. А если Майкл Уоррен был Верналлом, то Верналл и его сестра, Альма. В уравнении возникали новые переменные, и многие даже больше и зловещей, чем сама Альма, по воспоминаниям Филлис и Билла.
Но самым тревожным был вопрос Дознания Верналлов. Насколько понимал Билл, «Дознание Верналлов» – термин вроде «Портимот ди Норан» и «смертоведка», то есть исторически неизвестный за пределами Боро Нортгемптона. Биллу казалось, наверняка потому, что эти фразы родом из Души Наверху, из Второго Боро, и они как-то просочились в обиход на нижней территории, в Первом Боро, конкретном районе смертных, будто бы имевшем особую важность в высшем порядке вещей. В конце концов, здесь центр земли, где англы вроде как велели монаху из восьмого века водрузить каменный крест из далекого Иерусалима прямо напротив бильярдного зала. Среди самых осведомленных привидений и отошедших душ циркулировал слух, что самый главный – Третий Боро (эти звание и должность тоже не встречались нигде, кроме Нортгемптона) – запланировал для непритязательного района важную роль.
Самые дружелюбные и общительные зодчие даже раскрыли название и срок завершения этого монументального события, этого проекта: он будет наречен Портимот ди Норан – трибунал, на котором окончательно определят границы и рубежи, где раз и навсегда восторжествует правосудие, и все это произойдет в первые годы двадцать первого столетия. Билл, конечно, плохо представлял, что все это значит – просто такие слухи до него дошли. Учитывая, что решение будет приниматься на высшем уровне, где-то над жизнью и временем, Биллу казалось, что данные границы и рубежи соответственно значительны – не просто передел территории враждующими соседями. Кто знает? Возможно, пересмотрят границы между измерениями. Возможно, перерисуют предел смерти. Что-то такого масштаба, что Биллу до жути напоминало какой-то Судный день. Вот что такое Портимот ди Норан. Но прежде чем выносить вердикт, должно иметь место строгое и всестороннее разбирательство, также инициированное таинственным начальством Души, и это предварительное расследование известно как Дознание Верналлов.
Так вот, как поговаривают в разных кругах небес, Портимот ди Норан проведут в первые десятилетия двадцать первого века, до его половины, а перед ним никак не обойдется и без Дознания Верналлов – Билл считал, где-то в первые десять-пятнадцать лет.
Он помнил, как видел картины Альмы задолго до того, как отбросил копыта из-за гепатита С, и помнил впечатление, хотя и мимолетное, которое они на него произвели. Эти изумительные сюрреалистические ландшафты, населенные необычными существами и полные ослепительных красок; мягкие этюды углем улиц и переулков Боро с серыми фигурами, оставлявшими за собой тускнеющие остаточные изображения, – только когда Билл сам скончался, он в полной мере оценил, как близко картины Альмы напоминали реалии Души или призрачной стежки. Он помнил, как она говорила ему, будто ее вдохновил какой-то рассказ брата Майкла – как после какого-то несчастного случая на работе он обнаружил, что вспомнил подробности предыдущего инцидента, вышеупомянутого околосмертного опыта в детстве. Несчастный случай на работе имел место, если Билла не подводит память, весной 2005 года. Альма умудрилась закончить всю работу за год, и впервые Билл видел галлюцинаторный результат в 2006-м. Дата удачно попадала в период, отведенный для Дознания – жизненно необходимой преамбулы грядущего Портимот ди Норан, – а как они уже выяснили, Альма Уоррен – Верналл.
Если – и тут Билл уже гадает – картины Альмы имеют хоть какое-то значение для Дознания Верналлов и если их вдохновили приключения младшего брата во время короткого визита в загробную жизнь, то это объясняет все. Объясняет, почему два мастера-зодчих сочли детскую жизнь и смерть достаточно важной, чтобы полезть в драку у всех на глазах на Мэйорхолд. Это даже объясняет, почему демон, похитивший многострадального ребенка, вообще так им заинтересовался. Красноречивая идея, которая многое ставила на свои места, хотя, насколько видел Билл, при этом он вместе с Мертвецки Мертвой Бандой в полном составе оказывался в полной заднице.
Хуже всего, понятно, ответственность. Хотя Билл никогда не избегал ответственности, он на нее и не напрашивался. Когда Филип Доддридж и та страшноватая и внушительная смертоведка, миссис Гиббс, сказали, что власти Души целиком оставляют дело Майкла Уоррена на их усмотрение, у Билла заледенела метафорическая кровь в гипотетических жилах. На первый взгляд казалось, будто взрослые расслабленно потворствуют малозначительным детским играм, но Билл же знал, что все не так просто. Все как раз наоборот. Для начала преподобный доктор Доддридж и смертоведка – даже не взрослые, не более чем Мертвецки Мертвая Банда – дети. Они просто души без возраста и без времени, подвешенные в пиротехнической долготе Вечности, разодетые в обличья и личности, которые им больше нравились. И слова доктора богословия банде были намного весомей, чем просто «бегите поиграйте».
Если Майкл Уоррен так необходим для готовящегося Дознания Верналлов и следующего за ним Портимот ди Норан, как начинало казаться Биллу, то успех или провал Божественного промысла оказался в руках неуправляемой кодлы фантомных безобразников. Целая «Миссия: Невыполнима»; только еще без удобной лазейки «Ваша миссия, если вы ее примете…». У банды не было никакого выбора, принимать ее или не принимать, учитывая, от кого спущены приказы. Билл надеялся – не без иронии, – что Третий Боро знал, что делал, хотя, учитывая давнишнее недоверие Билла к властям, он в этом очень сомневался. Главным изъяном плана, как его видел Билл, было то, что им более-менее велели проследить, чтобы Майкл Уоррен вернулся к жизни хоть с какой-то памятью о том, где он побывал, чтобы и вдохновить необходимые, по всей видимости, картины сестры. Но все правила Души, которые нельзя нарушить, как нельзя нарушить законы физики, говорили, что сохранить воспоминания о похождениях в верхнем мире по возвращении к жизни невозможно. Иначе бы любой с момента появления на свет помнил, что все вокруг уже происходило миллиард раз. А раз ранее люди не испытывали этого осознания от рождения, то оно бы изменило то, что было, что есть и что будет вечно. Это повлияет на время – время как физическое измерение, время как твердый компонент твердой и неизменной вечности. Это просто невозможно. Невозможно даже для Третьего Боро, и потому все, что происходило в Душе, оставалось в Душе.