Шестерка детей, направляясь к южной стене огромной Стройки запинающейся цепочкой, неглубоко зашла в объятую дымом фабрику, когда малыш уже получил ответ на свой вопрос: в горькой мгле перед ними тащился огромный фургон – широкая плоская телега с восемью могучими колесами с каждой стороны. Ее медленно влекли на множестве крепких смолистых веревок к пылающему северному концу здания не меньше тридцати зодчих низших рангов в голубино-сизых рубищах, а еще больше навалилось позади исполинской повозки, пока их товарищи надрывались и тянули впереди.
Этих рядовых рабочих небес сильно потрепало по сравнению с теми деловитыми неутомимыми строителями, которыми они казались в прошлый раз, когда Мертвецки Мертвая Банда поднималась в Душу в 1959-м, чтобы посмотреть на драку англов. Их руки покрыли ссадины и мозоли, а на многих больше не было сандалий. Пока они впрягались в скрипящие канаты, Майкл видел, что их рясы деликатных оттенков изорваны и опалены, а меланхоличные лица измазаны сажей и потом. Они не отрывали опущенных долу глаз от размозженных плит под ногами – наверное, чтобы не задумываться о колоссальной невозможности, которую пытались сдвинуть, о бегемоте, беззаботно рассевшемся на колесной платформе.
Сперва Майкл принял его за какую-то статую или идолище – непомерно огромная жаба, словно вырезанная из сплошного бриллианта, выше церкви или собора. Потом он заметил, что ее ослепительные бока выгибаются и опадают, и осознал, что оно дышит. Когда он понял, что находится в присутствии живого существа – почти наверняка одного из пропавших дьяволов из плит, – Майкл пригляделся пытливей.
Тупая голова, плоская и широкая, словно приплюснутая, державно покоилась на нескольких выпирающих подбородках – пышных рулетах бриллиантового жира, словно слои сэндвича из драгоценных цеппелинов. На самоцветном челе были посажены семь непропорционально мелких поросячьих глазок, расставленных кольцом. Они безучастно моргали через невыносимо растянутые интервалы без всякого заметного порядка и снова величественно таращились в белые или сине-бурые облака, скрывавшие из виду верхние пределы Стройки. То, что его волокут на телеге, как будто казалось существу ужасным унижением достоинства, и Майкл задумался, не стыдно ли ему из-за того, какое оно большое и толстое.
Из чего бы оно ни было сделано – откуда Майклу знать, это мог быть как бриллиант, так и вообще граненое стекло, – материал просматривался насквозь, и у Майкла сложилось впечатление, что чудовище полое, как пасхальное яйцо. Более того, вглядевшись в раздутые бока, он думал, что заметил какое-то мутное бултыхание, словно левиафан наполовину полон водой. Судя по тому, как существо куксило разрез рта, ему было неприятно, и Майклу казалось, что это вполне могло объясняться жидкостью в животе – словно создание превратили в необъятный хрустальный кувшин.
Колоссальная повозка медленно рокотала на пути к северной стене задымленного из-за пожара помещения, а связка фантомных детей, спотыкаясь и кашляя, разминулась с ней по дороге в противоположном направлении. Майклу хотелось спросить Филлис, почему происходят такие страсти, но все прикрывали рты и носы куртками или джемперами и говорить было невозможно.
Только когда подвода со своим неподъемным грузом почти миновала призрачную банду, один из десятков толкавших ее сзади англов заметил компашку замарашек из мертвых детей и поднял тревогу:
– Шторв взы вдымсь гделидти?
Это означало: «Гром и молния, что вы делаете средь развалин и дымящихся руин, когда вы лишь дети», – и еще целая сентенция в этом духе, а переводилось вкратце в «Эй! Народ! Сдристните!».
Все замерли, не зная, что делать, и даже Филлис казалась обескураженной. Очевидно, одно дело не слушаться и дерзить, когда имеешь дело с привидениями или дьяволами, но, когда тебе что-нибудь велят зодчие, даже низкого звания, никто не спорил. Все делали, как говорят. Просто делали и все. К счастью, в этот момент от главной команды, изо всех сил налегавшей на большой фургон, отделился второй работник в сизой ризе и пришел на выручку, заступившись за банду. Он окликнул более воинственного соратника панибратским и успокаивающим тоном:
– Ниэ требра мман столт!
«Не тревожься, брат мой, ибо это Мертвецки Мертвая Банда, о коей я поведал тебе несколько столетий тому назад…» и так далее. Это был мистер Азиил – зодчий, который проводил их к мистеру Доддриджу после Великого нортгемптонского пожара в тысяча шестисотых. Первый англ, накричавший на детей, обернулся и изумленно уставился на Азиила.
– Март окомт чий генкишг?
«Мертвецки Мертвая Банда, о странствиях коей мы читали на страницах той великой книги? Брат мой, что же ты не сказал того сразу? Не это ли Утопшая Марджори, со смердящими кроликами на шее?» – когда все значения того, что выпалил одним дыханием второй зодчий, улеглись, мистер Азиил покачал головой. Его длинное траурное лицо узнавалось даже под маской из пота и черной копоти, когда он отвечал компаньону, так и качая головой.
– Нетпейс терж спродпут.
«Нет, это Филлис Пейнтер. Теперь мне должно сопроводить банду на ее пути. Так предписано». На этом мистер Азиил отвернулся от коллеги и зашагал по разрушенным плитам, направляясь к детям с доброй улыбкой, проглядывающей из-за нечаянного чернения.
– Звдру сти ввел коцчус?
Здравствуйте, мои юные друзья. Отвести вас к великому концу всех чудес?
Все остальные дети только кивнули, поскольку устное согласие означало необходимость снять матерчатые накладки, в которых они прятали рты. Хотя Майкл сам не знал, с чем соглашается, он кивнул вместе со всей Мертвецки Мертвой Бандой, чтобы не оказаться в одиночестве.
Азиил возглавил их шаткую сипящую череду, а высокий Джон крепко взялся за подпаленное зелено-серо-лиловое платье мастерового сзади. Хотя они все равно целую вечность добирались до южной лестницы, где поджидали заляпанные кометами ступени, получилось быстрее, чем если бы они шли без руководства зодчего. Более того, им не пришлось шарахаться от неестественных и высоких силуэтов, топотавших или скользивших в милосердно непроницаемых тучах в другую сторону. Наконец англ, как будто невосприимчивый к дыму, объявил, что они у начала пролета южной стены. Дубовые балясины и перила либо пропали бесследно, либо превратились в обугленные пеньки, но лестница из ночного неба с инкрустацией созвездий осталась невредима. По-прежнему хватаясь за одежду друг дружки, потому что еще не поднялись над уровнем бурлящих паров, проказники осторожно взбирались вслед за мистером Азиилом.
Еще не преодолев половины первой лестницы из длинного зигзага – пятнадцать-двадцать метров над полом рабочего пространства, по прикидкам Майкла, – они вырвались из поверхности забродившего океана смрада на что-то сходившее за свежий воздух. Но Майклу казалось, что он, похоже, нахлебался дыма, потому что дышалось по-прежнему трудно.
– С дороги! Куда прешь, козел! Не видишь, мы торопимся?
– О-о-о, Даг, он умер. Наш Майкл умер. Что же нам терь делать? Что я скажу Тому, как он вернется с работы? О-о-о боже. О-о-о-о-о боже…
Стоило оставить удушающий туман в нескольких широких окрашенных полночью ступенях позади, как зодчий позволил детям остановиться, чтобы стянуть импровизированные банданы и оглядеться с возвышенности.
Весь нижний уровень обширного небесного склада стал кубом дыма двадцати метров в глубину, и детям казалось, словно они летят над облаками, как пассажиры самолета. Потресканные плиты в порядке восемь на девять, ранее державшие в плену дьяволов, были невидимы под подвижным обволакивающим одеялом, как и многие зодчие, боровшиеся с возгоранием, угрожавшим северной стене. Единственное, что торчало над уровнем смога, как быстро осознал Майкл, – былые узники развалившихся напольных камней.
Через простор на невозможно тонких хрустальных ногах осторожно пробиралось нечто похожее то ли на стрекозу, то ли на стеклянный небоскреб. Значительно меньше, но все же достаточно массивный, чтобы выситься над парами, шел чудовищный паук о трех головах. Ближайшая казалась кошачьей, если бывают кошки размером с кита, тогда как голова посередине принадлежала хихикающему патлатому человеку в золотой короне, с помадой и тушью под глазами. Третья паучья голова оказалась слишком далеко, чтобы Майкл ее разглядел, но смахивала она на рыбью или лягушачью. Исполинские кошмары бороздили серые поля мглы, простиравшиеся за черными огрызками балюстрады от точки обзора Майкла с друзьями на заляпанных галактиками ступенях. К его удивлению, они как будто помогали бороться с пламенем.
В дальнем, северном конце объемного зала Майкл снова увидел бриллиантовую жабу на тележке – по крайней мере ее голову и плечи, поднимавшиеся над дымом. Бесценные щеки раздулись, как монгольфьеры, и с яростным выражением в кольце свинячьих глазенок оно обдало горящую стену великим фонтаном, так что в окружающих завихрениях мути зашипели новые потоки пара. Майкл, если честно, был не против поглядеть подольше, но тут мистер Азиил предложил возобновить подъем.
Они продолжали путь по рябым от звезд ступеням. Высоко посаженные окна Стройки над головой, которые в последний раз, когда Майкл был в этих краях, выглядывали в чистое синее небо, теперь светились угрюмым красным заревом. Встревоженный, он поднял взгляд на великую печать Стройки – рельефный диск с весами и свитком, – чтобы убедиться, что хотя бы он в порядке, и символ казался более-менее незатронутым. Майкл сам не понимал, почему целость грубого рисунка так обнадеживала – разве что она говорила, что даже в этой суматохе и неразберихе Правосудие по-прежнему над Улицей.
Несколько утешившись, Майкл продолжил покорять высоту. Никто уже не цеплялся за чужие джемпера, когда стало видно, куда они идут, а Майкл старался не оказаться близко у внешнего края лестницы, где между ним и долгим падением на разбитые плиты внизу стояли только почерневшие обломки балясин. Наконец они достигли самого нижнего уровня здания, где располагалась тяжелая распашная дверь на балкон. У ныне обесцвеченного витража прочных ворот откололся нижний угол. Латунная пластина совершенно почернела от копоти, не считая нескольких пятен цвета сливочного масла, оставшихся от пальцев мистера Азиила, когда он раскрыл дверь на балкон. Снаружи ворвалась стена воздуха, густого и теплого, как подлива, перехлестнула через зодчего и детей, отчего они заморгали и охнули. Все еще следуя за скорбным младшим англом, Мертвецки Мертвая Банда вышла через проем на некогда великолепные дороги Души.