Но этот несоразмерно крошечный предмет при ближайшем рассмотрении оказался декоративным садовым гномом с рыбной удочкой. Затем, когда спустя несколько секунд бестия подвалила значительно ближе, оказалось, что на голове существа уселся Билл, сжимавший в руках кустарную удочку, тогда как прямо за ним не на смерть, а насмерть цеплялся Реджи Котелок. Помилуй Боро, это что еще за диво? И чей голос он только что слышал, обращавшийся к какому-то Дагу? Кто еще такой Даг?
– Разве нам сюда, Даг? Людей со срочным случаем принимают с главного входу?
– Примут, никуда не денутся. Открывай дверь со своей стороны, Дорин. Я оббегу и возьму его у тя…
Майкл снова что-то слышал. Он тряхнул золотой головушкой, чтобы прочистить уши, как раз когда исполинский трубящий бегемот замедлился и затоптался на месте в каких-то пяти метрах.
Восседая на маковке чудовища с прутиком, на котором висела связка Паковых Шляпок, Билл ухмыльнулся Майклу и остальным, пока из-за его плеча корчил рожи Реджи Котелок.
– Ну вот. Очуменно или как? Залазь и пригоним в больничку, не успеете и вякнуть!
Филлис отсутствующе уставилась на предположительного младшего брата, затем обвела равно отрешенным взглядом его скакуна, затем снова подняла глаза на Билла:
– Это что такое блесть?
Билл уже хотел ответить, когда за него это сделал Джон.
– Это шерстистый мамонт, Филл, а вернее, его привидение. Они же вымерли с доисторических времен. Где вы двое так скоро его откопали?
Билл и Реджи теперь оба покатывались со смеху.
– Скоро? Скажешь тоже! Мы почти шесть месяцев выслеживали и дрессировали Мамми. Ты сам как-нить попробуй.
Отвечая, Билл позволил ручному на вид животному ухватить хоботом пару болтавшихся Паковых Шляпок, чтобы сорвать фейри-плоды с лески, на которой они были подвешены. Оно смачно зачавкало призрачными фруктами – по два-три за один присест, – роняя нитку эктоплазмы.
– Мы как ток от вас ушли, так сразу прокопались на пять минут в будущее и пошли в тубзадрон на углу Мэйорхолд на призрачной стежке.
Тут влез Реджи, не в силах сдерживаться.
– Как блесть, Марджори, смеху-то было! Мы увидали двух жидков, которые вышли из нужника довольные как Панч, и тут припомнили, что видали, как они заволокли туда малого в черной рубашке, покудова зодчие кулаками махали. Ну, мы с Биллом заходим, значит, а он лежит там с отбитыми боками да бритым жбаном в корыте у стены. Он, сталблесть, весь в слезах и соплях, а призрак, что живет в тамошних туалетах, – он ток стоит да шутки шутит над мужичком в черном. Ей-богу, ты б их видала.
Реджи к этому времени захлебывался от смеха, так что историю подхватил Билл.
– Ну и мы, короч, с Реджи, мы помогли чернорубашечнику встать и выжать призрачную мочу из штанины, пока он все трындел, что мы настоящие братские арийцы и все дела. Я уж ему не стал рассказывать, как наш папка закинул однажды Колина Джордана [84] в Тайн, – так уж мы поладили, что не хотелось портить. Мы с Реджи сказали, что подмогнем вернуться в его время, то бишь в тридцатые, где у чернорубашечников штаб на Мэйорхолд и ему блесть с кем поболтать.
Ну, прорылись мы в тридцатые, но када повстречали его дружков-фашистов, сказали, будто видели, что из туалета вышли два довольных еврея, а внутри нашли этого типа за задушевной беседой с известным гомосексуалом. Они нас отблагодарили, а потом потащили его на свой задний двор мочить дальше, и мы с Реджем времени не теряли – стибрили сон или привидение их знамени Британского союза фашистов, а потом прокопались за несколько часов до нашей отправки в лечебницы, чтоб успеть первыми и собрать побольше Паковых Шляпок.
Майкл думал, что Филлис в этот момент озвереет, но она только переводила взгляд с Билла на жующего мамонта и редеющую связку безумных яблочек, подвешенных, как в мифе о Тантале, над самой головой создания. Наконец на остром лисьем личике расплылась широкая улыбка, когда она поняла, что произошло.
– Ишь ты маленький плутишка. Хошь сказать, что собрал все Дженни, завернул во флаг и прокопался до самого…
Билл так и лопался от самодовольства – казалась, ему придется отрастить лишнюю голову, чтобы вместить ухмылку.
– …до самого что ни на блесть ледникового периода. Ну и холодрыга же там. Отвечаю, сквозняком потянуло уже с третьего века до нашей эры, и чем дальше, тем хуже. В конце концов мы наткнулись на Мамми еще при жизни и дождались, пока она отбросит лыжи, чтоб задружиться с ее привидением, скормив мешок Паковых Шляпок. На это ушло почти все наше время там. А как узнали друг друга получше, повели Мамми через дыру во времени в 1959 год, а потом вытащили из призрачной стежки, чтоб она прокатила нас до больнички. Давай, залазь на борт. Отвечаю, у нас тут форменный Уипснейдский зоопарк.
Теперь уже улыбались все, особенно Майкл. Вот оно. Вот праздник, вечеринка, сюрприз, проводы, на которые он надеялся. Хихикая, Филлис, Майкл, Джон и Марджори пытались понять, как оседлать мамонта, наконец решив просто влезть по задним ногам, хватаясь за толстые клоки золотисто-коричневых волос. Мамми была не против. Ее маленькие глазки довольно моргали глубоко в завихрениях морщин глазниц, когда она ловко поймала с болтающейся лески очередную Пакову Шляпку и слупила за милую душу. Та оказалась последней, и Билл передал удочку и пустую леску Реджи, который сидел сразу за ним на колючей гриве Мамми с наполовину полным фашистским мешком Бедламских Дженни на коленях. Сноровисто и умело – все-таки он практиковался шесть месяцев, – оборвыш в шляпе нанизал восемь-девять спелых призрачных фруктов в качестве наживки и вернул Биллу.
За время операции дозаправки четверо остальных детей-привидений расселись на доисторическом скакуне. Утопшая Марджори поднялась на спину мамонта первой, чтобы сидеть за Реджи, охватив его живот обеими руками, словно он взял ее покататься на заднем сиденье древнего волосатого мотоцикла. Майкл полез следующим, цепляясь за шерсть массивного призрака цвета тоста, притираясь щекой к пушку и упиваясь древним мускусом. Филлис прильнула к спине Майкла – ощущение приятное, но вонь отвратительная, – а Джон оказался ближе к хвосту и бережно поддерживал заправилу Мертвецки Мертвой Банды. Аромат вредительского ожерелья Филлис Пейнтер как будто совершенно не смущал Джона.
Все привидения на Мэйорхолд Души в этот сияющий синий день по большей части бросили свои дела, чтобы потешить себя видом мастодонта – грандиозной трехметровой особи с пятиметровыми бивнями, которая неожиданно оказалась среди них. Даже старатели, еще пытавшиеся отколупнуть драгоценный осколок свернувшейся крови англов с плоских лужиц, что были повсюду, отложили занятие, чтобы поглазеть на такую невидаль. Какой экстраординарный день, наверняка думали они, даже по экстраординарным стандартам, установленным Наверху. Сперва посреди развернутой городской площади вышибают друг из друга дух два колоссальных мастера-зодчих, а теперь вот что! И чего ждать дальше?
Удобно развалившись в доисторическом плюше, Майкл думал о Могучем Майке – своем тезке с еще более светлыми волосами, который в этот самый момент меряет шагами десятиметровые края трильярдного стола, приглядываясь к углам и раздумывая на глазах серой толпы неприкаянных, буквально забывшей как дышать. С нервным тиком в уголке подбитого глаза он с чрезвычайной силой натирает кий кубиком мела, недрогнувшим взглядом взирая на белесый шар, зависший на волоске в углу черепа, пошатываясь на черной грани лузы. Этот белесый шар, конечно, представлял душу Майкла.
Мысли Майкл прервал внезапный рывок, чуть не сорвавший его с насеста на спине создания, из-за чего пришлось крепче вцепиться в ржавый мех. Билл хлопнул каблуками по мохнатым бокам и закинул удочку так, что гроздь Паковых Шляпок зависла в искусительных дюйме-другом от расправившейся гусеницы шерстистого хобота Мамми. Рыжий жокей огласил ошеломительную эхокамеру Души:
– Н-н-но, Мамми! Пошла-а-а!
И они тронулись. Великолепно заревев воздетым покачивающимся хоботом, мягкосердечный палеолитический атавизм пустился трусцой, а потом кентером, а потом галопом. Лохматые ноги – словно стойки для зонтов в виде слоновьих ног – затопотали по священной мостовой, хрустя золотыми струпьями, оставшимися после побоища зодчих, растрескивая бульонную патину затвердевших озерец тонкими паутинами керамического кракелюра. Все разноцветные фантомы и полуголые сновидцы, собравшиеся на астральной Мэйорхолд, улюлюкали и размахивали кепками и чепчиками. С многоэтажных веранд над головой радостно кричали мириады грез и призраков. Ритмично и ликующе притопывал у перил, наблюдая за ними, бритый великан в форме круглоголовых, которого Майклу назвали Левеллером Томпсоном, а неземной красоты чернокожий ковбой, виденный раньше, празднично палил из шестизарядников в воздух как в копеечку.
Банда на чудесном скакуне громыхала по развернувшемуся высшему суррогату Серебряной улицы – одной из восьми архаичных дорог, сходившихся на изначальной городской площади. Поскольку Душа построена на одних только снах, поэзии и шальных ассоциациях, значительно расширившаяся улица была сделана целиком из серебра. Не более чем узкий проулок в мире смертных, здесь она стала полированной лентой серебряных камней, и в рыбьем оке горба каждого из слитков отражалась миниатюра скачущей Мамми с ее детским грузом, плещущей по лужам сверхдождя после недавнего ливня, отправляя брызги сложных капель скакать по канавам высшей пробы. С балконов из лунного металла, выходивших на возвышенный проспект, при виде знаменитой Мертвецки Мертвой Банды на прирученном мамонте гикали и рукоплескали призрачные обитатели Серебряной улицы из многих столетий.
Были там прелестно накрашенные геи из общественной уборной в нижнем конце улицы – многократно усовершенствованных Душой удобств с двадцатиметровой лоханью и бескрайним рядом кабинок белого мрамора. Разодетые в оборчатые, почти флуоресцирующие наряды, в которых они бы не посмели выйти при жизни, прелестные гомики ворковали и верещали, как райские птицы, и, когда Мамми шла мимо, один выкрикнул: «Мы любим тебя, Марджори», – продемонстрировав книгу в зелено-золотой обложке. Были там раввины из сгинувшей синагоги в верхнем конце проезда, где в материальном мире теперь стоял кирпичный куб с высокими окнами под названием Рыбный р