е ведение, улицетаверние ремонтической и past’оральной традикции, учень скорнем ввендётт свой перис (что сальнее мечта) вийон слогалище – тондо карнзк Лючия, Авсмою-чдэйредь, клитэрссенция гимдомистического импульса, – дива, теньцсущая в Восне Соверщенном, столь экстравижинская всвейте словы! О, их сольюз стонет клэрсумашцией спичти пышячи лескт голящей, но затхлкуполенной алхитературной свадьсти!
С’недарвпеннием Лючия стягнется межзуд норк, штабы наисправить Баньрящий пенсох панглиярима кЙольё Дырше – чтобы всуть в свою Велигину Вчаяниях.
Ивдёрг – блудовольствие, подлобнком сошедшейсумя музайки: его мястиста, об стоятельна схуйть впечатывается ве ёк нижный попзадц, глюбокомасленную лубрику, под её публик. Он издатёль эксткритический стом, стоик валжному органу сколь’знать меш р’искрытых обножек, морочно-белых коленокор, и ойкумнуться в её переопылненную шармнельницу. Клэш члентает по-Люции, словнаеёб книгтор – свульварь или отсексабредия, когдагнц левжит её напрежионные скаски, вот не ври мне нно нах-ода энергероичный, норовный рифтм фикций. ЧуРаедси вунымли, Яро шалим, Всия алкоя и прикрасаясь, Блудь пели гимна и Изнурительно бглотго драть – вСёра звом звезчит умней в душах, п’окаяво пениес влривается вульв-ждивительну площснову Джиойсиф. Ана пистщит, когдакт поент-и-мэтр ямбёт спондим хереем, наканцонец неволланельно фростолнет в постерали с Кавальери и уморескно мадрыгалит стопами в канкарде. Йе ваголый челн вледчёт её к куньмни нации святыхваясь с ней негами в экс-фразе, и она наконце, заочне мнагие г’одна, счайслова быть призвратно помятой мчужими.
В оттаянном двуежении – арлхитипческое ед’иньяние; ересьбро излато-ист стекстуальных цвитатв, стнаршающихся арганов, – ибо они гермистинные Лвыборники, колодные бунтарои; Лючбовь, Право, суть-её. Сей грун’бый Сонц земгли Мог и Смелть Жрицеловать её Губки И яро фставнт в Зпезду свой СУд, и От чшлени его Лона – в оргне, пыламед Зела и Пахче’ть, Им-споро-трётся о льво аббаятельное телемо. Онто вАмпир-а-то Весельник, но, прусть и сТароват, всожж гордится К роули Гермеоя. Тко ли снится плоДь яво, стон ли это сМечты; ну Шуто же, Коль-и-словфо-втуне в сём жонре-грлёз, то здесь Увмнеер низт – историт Бальше Смолкнийть, Пне так ли? Для Лючитьи он Ивляет Во плоди ливритеры идейской ars’буки – алефа’бета, днадхсаттва симбалла, аз креаторых сложжены ноши созлания иреальность. ПОковыё пискурс вдаргается его позбудительный вашклитордивльный зрак, она встрепминает, что вовсянком чфеевенке – дворсад’вые поры храмовсонм: славно богвы ДаЭна’Ка-имльфамильта, к’онтолгыми напейсана наша мортереальная отрАдоЯ плеснь, – потрафьней муре, есливер ить молекулдому маэстеру Фиренсию Глику, что код-дата посерчал Нищгамашнскую гримматяжскую скалу длибидных смельчиков пососи дуст в ус бренницей Саторо Анделя уБилингвкой дерюги.
Иё м’ногуслови снасельский, воспевждающе грубищй хлевовник хвастает оду её угодицу жилистой рукой, внмежряя смощченный полезц в манус покос тяпшку, – пропоэвает её грядвкус, трахторет с пахотью; возница учёного вхуда и неистомно ебьётся в переадный подъебзд её стрессднего клиатсса. Забившись, Лючия знать, что смену тыла минуй ту корчит и, заклятывая в лицомое пунтцо портнёра, трэшает, что и он почвень скором сбризнет зваимк семионем её азалийвные лиффады, её оболоно. Всё ещё с лсексикой и порнавитом научме она предстонляет спремосходные потомки живдкой кончеграфии изъяво лингвама веё мандалу – сытни миллиблумов спирмволов, пенис тая, жемужчиная, вульвкосмическая смеагма; сфонтанная инъекуляция. Одни пладут наху дофригдящую плачву или уплевут, адренугие Оск’росят чреВайлд или Даатже мнезги – ложБинную туочную Зеирмлю иА нпинчву, Кетерую моГвурт сфэротически оправдотворить полэзнией и медрестью умнивиршальные генийтические Хохмаркеры.
Экожется, что весьф иртот фонемен – просто вопрос спермантики, скок сказалпы Альфа редКо ошибски [119]. Лучини крив сталь на ясень, что её мирноотпчущение – это кружевогулительная смехсь шумер и сингармов, хитя – пападоксально – боже всего лингформентации содейжится имеммо в ш-уме. Куртинки вдетьской крыжке – истый щегал, и сопростоводаительный тактст неудобавлияет нищего цельнного. Сдреском староны, ШриДеви Баббум для нейрё белл пужасным штумом ундрамой, гдебримели homo’вые расказты космифса, и она проницмает, что в нальфале и комегце суей босхомлечной всейтленной, Сесод потново пре’libro-девства, сегод Пинг-Пэнга весть Сново; весть Логресс. Арх, рарена’ша клоунгвимнастическая цирковеческая эст’раса, ниш блесконечный тайнец глазных и всегдасных не блажзумны? Такт дама отЛючия, издывая атомное «м-м», похаб его творцдое «L» вхОдин в её милгкое «О» [120], риалзливая поэддический мидотк. Божнет быть, Йэйто Бльёйктся Быньлинный и Ди-вный извык симеих англов-пророквзвейсников, вниклиф она.
Орна вскальзывается в его бРагнаровые и напоржжённые чёрты и вдург, мартурально, заетц, что айн исторглько её эБизудный Шпапик, скролико Беглы Рысцай – альт эгрего Лью из Корроля, лаоконец-строф достишего лидделавтурного словокуплетния со звоей мэринькой мнюзой; замявшего праВрильное pollen шлюхматьной дсоски, чтобы взойть кунилярву. Ведот мамент она сезам-леммием зане чаек, что извио ушат сепыльца смятные клошки бумагии, толчно чих вреда вливает из чирейпа клокаято взревная сцила. Вы литая, они разтвор иначиваются, как баобабочки, и умно ситце в цитанце к нёбу на винтерке. К ундинвлению Илюстрючии, кожидай схемканный лестьок, воспарняся отнимё, оскразываленцо ухорашен обыквой инфавида, пропистиной иссиняющей. Ещёгольше озадрачивает то, что она призналёт в высокончивших стерницах своль груд – мночество темпереливых лит’Erin, ГоБра-рые советровал рисовать прахпа, когдойчщё они оффа веригли, что сойна сумнет влесжить чуствертную эВергилию сумраченной тсолнцевольной кАлгьери в роз-чирки и зарьви-тучки декортиной КеллсиграЛиффии. Она попран жённо нервлюдает, как её кре-четырет дразницы унойзятсиз пращ, анархих маэсто памире призбержения к ауралгазму изучей се’ловелеса трут железут нотвые писменяй – чистинное огамическое писькмо. Талиэсли как бы престидижшись целобрайльного недржания, то лиф тайнем Оссияя от немЭриной Гобрости, Дшифр Клер сконтуженно улюбуется и питается на дежле переэссе всё в штуку, хорть его резчь и стрядстает оттиск жёлвой адышки.
– Уменя авторуют… бурквы… морфа’vitae… у мненя изустшей… апатиом ещёр… ожигают… что я наверен’тмор ить По-эрзию, – мовитон, спазмоклитирчно промежая плачами, насрамживая еёщёлку и ещёлку.
Лючи рот лично занят, что отимеет ввидёт. Ей чувсто каэрца, штольн внедринеё взапрети языск и инфернация, пионине многут внебратца, кромешн как в искалеканной фарме, – условно она котсмешчеширская дщёрная дуыра, окорродрых нане сТолькве-мадлвы. Как бруто затшили сам’бу дущую, сам люч Светии в томном цайте, а божертвенные вмыстлительные прэксцессы, что ярхе любога сольца, – иэх неоткащенный трухп, – колдапсихровали в Нову имматерию, в тоские невсменяемые и промешные лемнискатуру и форморейчи, что дай же сведт сумысла миможет вырватца отстраньшно графитации. Дадаже сан-сент нейманжет преотцоледь этот гарузельт забытий.
Втомг новение ийохоход мы-с-ней спремрван словмистргной коитуствовательной клюминацией. Неистовщемий орулчей алфлюидных эжесткуляций из душных приходов темперь взыряется о шалом ихтеольным обиливнем – течно смязка азмодцвейтных шефов, кфакторые изрлекает пфакосник вне обосс-клоун бельницырк. Оней в рай зумительно крещит – тмужествоющий выпль толькоштанного удоводворения, – ишеумно выплускает престранный и обиблъёмный порток живкой гомертической радословной, заполняя клитератургоре издхание Лючии, её голенькоровый корольмайнах. А анорекспремило сваи делнные и струйные нашки тронцарщицы – тругие, кванк теорые оструны сциенганской стрипки, – и колотит позе млея под галуэй заднищей сшевольими поруками в Фридме Фламелько, покайс гАрлнарвутся музвуки, подробные овулягарно моим провидицаонному джозонному секстету три на с тройке, пикассама о нана чиняет вестелкать и листья, как фонтень илирека. Затиряться в горизатлантов балёте – чудновь, подбронте тому, как наплисцка Дункьяна абсерца или Ниджинвски; лёожади-лай пап и дезай-бплийе! Этонал химерческая сиядьбра, гдень поазия одневропменно стонцем сильфаются в апангее в вид иновой альянгаммы, гделирическое сдублинмилуется в эфиарсовое, гид-её шЛюкс иегов Клясность схиндится в горн-смогла-с-ним, экзтотическом схимше нио-жрицдкостей – евообразимой, феё’рической, сменделой инкарнцепции. Зател еЙорика верходит озберег ов, и наска кель-то мамен тона стеряет гарнилцы и предтело, как её соградужнин по лишьебица. Как ион, она – всеитсра взуем: аноон, как йа анна, как анимы, и мыр в софмисте.[121] Самка улисщность Лючии стенает пой ё бредрам – и вот стат неё усцелило обнолишь иерогазмическое чревство.
А наявой униё. О наив аморфж, а он’ейрё плотьниз.
К ах да он бизды ханно валиумца намниё послом наженства онезабкоченных турудсов любвив, он темпго и долло грядит вотчи Лючии, вздевхает и праздносит коль-примиинх ты в гкарму онии. Оназаречает, что изиов логосвы ужимне строятся блоквы.
– Ох Мури! Мири, как йети бья лиффлю! Крик до меня созлали сюада, мнезс казнили, штормы в овсе нежелились, шормы больжене не увидимся и шоа, дольчевитна, терниутый. Мнезс казнили, шотьмы умерла!
Ипоэдает на неё бессил, блудодарный и восстанженный. Ленчия смекает века и кроватливается в сонственный хпосткометальный штупор, дрим-о-тор уппитаясь насаждением. Тоскона блесть миртвар? Так атеиё загорняя жерть? Это месято – пальмницца С’весного Ладнея, этот случасно мигбранный секон-день, как брутто взорбравший всепяр всюр дисторпию – отцеё пролстонароддомной камнибили Торвения дойог сКиньгтрупской моргнилы нАпоказлапсса? От Брахмшоа Взыва – развеэтного хГора про’странствия-вне’миня, рождёрного мудром из бваглерслуханного Кантового вагиума, – до Ратгар’ёка, до симетри всевооф Анубиственном холосдящем дряхании N’тропическог экзакута букетварьно срозу с-пирид тенм, как г’уснут зевсды и всёзнаниевес? АтаРакй илиАд, – по теродиции зодиаётся анафор прозой, – фэтал-измвеченая лечйбница, гдевся НСЕленная от сношчала дырконца христалезуется в каж-додом бздне, динь-диньстой; акаш даден – вечер искаж дантень – отцинаков, нефрит-клонно реитереитеруется в плоть домен чащих дьявтайней, хоофть мы очи вото незаменчяем пластоянных потворений – везложно, наркозчно отвлекарствемся? Пзлачит, эрто танцеденное повсемртие – дьявсуех, ниточько длинеё. Превозможно, для всеквенць мир-и-жизнь – один затянрявшийся и несыщешнный длень, костарый склороз абрывается как моракзм встрашнему утру Слёздания, когда мыф прассыпаемся как бесПоминтные поФиннгисты, Бессо-поутные малденьцы, чтобы кночать тужит внервеминую и лючимую истартию зане вод.