Воммажно, – даймое томна, милея от бложества, – жисонь – смени’дьни’зимт- или возсьми-дсябе-лета нятлента целуйловидни пдлёнки. Длючии представляньеце, что её х’раномираж та коже, как, напрямер, у сТаисрого Афинльма Чачача Блина, декаджий удельный киндр – это адирн мемент изношего смеркног острока: от трудовых схводок пот криачальными титтмами дислекзливой молчины с тетраморф инайль немы. Всех касс выплускают офсвет на стонопротяжных постолях наши режистели – матержёр и отцератор. В семы начараем Милышом и закончитаем Малиньким Блудяжкой, а все рлюдине – Двуликий Дактотыр. Токо-дли-и-ноче, если нашибкино хронищки бредлятся достарчесно доллгауз, мырси накиноц очудимся в Но вы В романах, пропадём в соварщенно незначиомые эпизио-ди. Но, не смотрян иза штор, и пир’вые, и посредсние эсценции фелема, и все статуичные кадрили и мирцелие, суправаждающее низши неисповидеомые и неохваконченные трути с-менш’ой плоходкой, – все норни в месте и от нови мерны на ткатушке; всеобъишь в когихто миллиблумтрах шуб-от-дуба вакууратно подвизанном «я»-уме [122]. Настал-момедле нечто не движица. Мы испитваем весь спаслидевательный трагихимический сюжизн – с кожурдым бананльным пандемием, всцемни жутками и шлак-и-роющими фрагрехтами с прейсингом «Х», – стойко когда пророкторный лучш расприятия и сон-знания осентит какжду чем-не-мбилую прорерхность, какжду секуниду, гдеймос верщаем трустью или треперщим усыд, а отцкопрости воспРЕМятия покардиовое дазайд-шоу надесливается элюзией репризрывного сезания, пустиявнного шефствия через голе-рею висх наознканченных трудней и вязх демортных моргновений ответ’дённых нам драдцаты тешич эмпяти абратских сночей. И – с тем жезертирным ю мором – когДаат кроткосмертажный эпохс тончается, бабину сносей фильмсторией несторают и нюничтрожают, но сахарняют для дальнуших пенесмутеров – чтоб etcet’лую вечерность переждаться и наслаживать в безвредменном канителятре безмертного созвания за ждевчушными вродами в стеле грекламы «Перладин»; в кенозафе Души. А аншлагелы, вообажает она, – это кризики, комменторые налицеприватность взризают наноши китчливые парфромансы и эскапизмды в костелках, поканон видут свеё Dance’нание Верноев и спарят над сердиктами – от «бездАнно» до «люччи небы фаэт».
Танзанчит, судь её быть-я – недлинственный фейльм, негдейственная кнега, недественный лень, кроткорый она излечно постоярет, – торчно хах отДедальний Ди в Дублоне у её Баббу, книгТорый моно перечистывать Илион раз, порежь дичем поймаёшь вес мысил? Апслида, речает про себя Лючия, то онав Овсене прочить. Isle она оживмертва Иерслим Итакава сметь – скаск новаят жесмь в полн’день простолнца и в раменье, гденна раткинулась с раздивну до минор гамми в кевмарющих цивитах и сдобным мальжчиной на ней – то, кадится, этос зВуйничит ввеликодлетна. Колив ся венцость – это «зднесь и свечас», обнарушивается в даждем из изумрутельных и неисчопаловых монументов, Тора звенэто не замечтательная и примощастельная сатурация? Ей гложется, в больтченашх приделах Златого Халдея мажно нитти словный сад все Гомира; самоцвемя изысканно отрежается в либэм odd-инаковом одне. Парсефмуль викондит, что она и правдтор цзарится весево случшего. Она вель может глять в золо-дом храмнутопе мирфа или терратуры и лобжинаться с покройной птенью замново генитального пастухреального патэта Ганглии – а послезавтрака не прошило и чарльста. Кокоин чюдо – бать Лючией Анной Джойс. Она флирстинная богея трения, mon chamant! Взглючите сомни!
С поранзительной мясностью – этопорой нарходит и вздряхивает нас в слеподозвольной флёрме, – она вдёрг острознаёт, что, стоидей пряткрыть лаза, как блумколический и моллирический леоповник улисстучится как небу мало. Он-аут нудь ниневея-ста голарктик синемать псех песюн. Клячия – самаушедшая стыдруха, коптёрая зообултала в вечебнице, зматернялась вне первичной чареде низ-сую-в-ситных фэкстазий – по баньши тщасти сактуальной надуры, – и оргалась с особой нелюдях, как икарждый лдень.
Век и вздор-гимн ваюйти теперь-шут, какко пчёные мифтыльки, и о напрасы-паяцы, вскрахивает и озвирается. Всё кудахтуже, чможно белуже дать, эбоне только бесидно исперинся ейоменл инькуйб укомический воздухахель – как она и привидела, – но ивне закно скрался самедни внойль цвет. Каклих-о терцеть минуют на сад стияло зволнечное utero на клэрверной опаляне – сежас голухая ночь с полнолумием, инотроп инках в иглотках и кустрах мрежь мерещвьев восник мар чарноты и севербра.
На падаец трах. Спримо она сполашивает собяк, что, если дязвительно инсулав влезу клещейбриться, птозм её застыгла ничь, и топей волчи отравили порисковые пиратии. Прислючавшись, но не уловетх тнервожных голых-сов, вы клика чющих её нимфя, Клявчия егоза’ключает, что по прусту утра тела чё-т в рамени. Выли тела из слввношедшего дня в сумрашершую прочь инь эскапала бы, что очерада переМэкен отравсферы. Твоинственная и умброжающая, полыная трёмных сил-у-этих, она труслишком лживо вызлывает впрямати цацкие деньги в концерн адцатых инычарле тризадых – чёрвой гудини, коккда всеньё свутлые лючты лишезли безоар стутка копра в’ошибкству.
Её падрэстетковые гуды сказались pazzo’ботным и идилиотическим полнем, квосторгый книгогда не скорчится. Лючия здорогой подпругой Плей Бойл [123] рисквились в элетнем шлягере Жаржар Эбклера [124] в уДовилле напор барышнье Брецали, эпатом влилий в коммузу альтристов и тогцоров, организмованную Майлордом Дунканом [125] – бартдом вэллинколестной Изольдоры. Рай’monde был увенчён Денной Грацией; налючил её диви гонца, как плаская фейгуру, словюнона соскокой-то артичной вразы, дионически одерживая всевод вумян изменадиями. Яйчо он капуто вообрежал себят ПУлитцом – наэро, платому инженюлся на жечерне поэвмени Пленевола. Тога всё свителось дюшес лежком чудецкым – как белопоннестоящему золимпчательно очаститься в чесацать лет вотум мафтелогическом экспроменте, трансевать нарасцвете с певцтами в её дилных вальсах, блудто каркая-то хипичная типпи из Цыган-Франтсиско тризнцать петьли т спастя.
Раз умеется, то гфабуло манго зарких и свержих кресалиц, канконад, – интелегендных дервишек, локонувшихся в радужстные мелир вдовцатого велкам, сувасбродных в своих девах и умеренности, что могут преобкрасить полнету воблагко сияво блистарательного полно, ещё доживдо популичения перва воксглоса, дерзже не полундмав, что у пошзлого мигра в свъязви сетим ногу брыть шови субратженщия. Неурезвонмая бурнодаря пчицтой silly молдности, она собралась спой тругбами в агнцевальсную триппу Les Six de Rhythme et Couleur [126]. Ах, развэйф несь Па Руж срладостью весеньдце не струмился на их Cinq Pièces Faciles [127], когда страйные нервэстетичные дивицы бали в мондри, – схарее свино, в нодеждах, что о ни откажутся блёхкими снасекс? АнтреБренён говоронил, что еёстерия – висшнее сродство виражения, тнетакли? Атолт Эйя зналименитый номир в костяме русталки, со днай нагой леск всивас, а вдорадй – целаканм вс илей чешире; с цианцем, ахабкитором китики гмобидили, что в будуа щсемуже Димс-Домс бардет изистин кхахотец Лючии? Досто-янтам – её низывали воплещением эдельгайста исмаулили, бутонбы вейзмир лижет укеё ног – бнагой и силней; вот-вортничком Андёт Пиредней. Нор – штуш, потдромбь всё пышлно нафеери косяк. Ной ёжи зжень спгустился тьман и паразит ильное нихшто.
Сперта в тысчерт дьявлицот дементом быт обрилвил, что жемница на Этлен Иокастор, кастарая гордилась емуфт мадревни. Всюсю жиздец он будит пытотца залесть авратно в тучёрную Нору, и скотовый выпалз, крипторой в тромб жегаду пост-овули дуагной – мрак адки, уже бесполдзной. СЛёзчия – тондансево дартцати двублет – всётще старилась устобновить топлые артишения затерь уи потравму быласт с’омершенно у ней что жена. Стыль колюдзей, кова анахорела льубить, сраз у-мерло и покануло её, а deusex’стирство мамшинного Пиночка Гриджио сталью поньзее всердо. Он жёстро поножил квенец эх-ох тночениям сглазу и Навсикда – нож точщё хгаже, нечал где-млать вид, бедто робман вовсемьи не имцел есто. Аккоргда Плюйчия горила, что ро’мандрился сдавних пар, как ей баловстево девствять, так даун в сестрёпанных чувстрах вплевые промялвил этос злофрейдное и злозыческое словшебное сволош – «всем мешавдшая», – и вперие заговор-силы атон, что в головре-меньшей Чохйс всё переМишелось и оНострадает отголоцхинаций. Худя все фитили, что юнгая/тароя неместо Шорджо бастындо фартует сиво бессментным отрицом, с тушей бракт не женал, чтоб доны не исчасливое супержествок замаврал неудодный псевдивый пакт, что он разп-уд-совал с маткшей сиестой спалдожины тлет. Злючию же погрясла ужасама медея, что гон предпотчует её фигуроли Ахфейлия комтуры ссоракоследней жирщины. Вэртер-том амант, воссознаёт Лючия, англиядываясь но зат, у неё заркусдилась удилжимость касындрым сглазом bizze упряждённиксти – молименно эсте евмейняемая порча чертила её и отпгуртывала жизнихов. Она чусцивалла сивял несторко навсикаей, скально пОлифреном без харизмбды – оргонным цирклопом, каторгый дерзал гоморрекавалертелей и пловеласов в пьяну взлаей ужесдрочившейся ненаквистлой прощере, чтопигметь ходка-които сообщувствие.
В томше геду Мах ShMerz предубложил воплиффить елёзавестную мощьту и обручать торцем в прельстижной школлаж Элизобюд Драккар в Дрангштурме, незванной в участь очерведного ройственника почившарф Айвсёдаром. Но Микс Марсц осказился отварвартительным мудчинным – одна яволь ищь наци-ура ужас тела ейхс партивна: геттот униформенный нарциССт муссолировал мызли армилитарийзме и титонской рагсне-госпрёкд, хренил семие освинцкие преступежидения прутьив некотшерых югенных стиуденток в стопстенной гиммлерназии. Здойч его неблагеротравные жидеи, эта ги-белибальдра схвастикли Локию зажимое, ходя пройдёт ещзенитмало лет, пришта чумо насовсемй Утопой по-ностольгящему приймёт ЦиклонБическую чад-овещность товор, что они векли. Омнопомнит, как в перверс газ авиднела морвширующие ширинги, импонярла, почвему тлинии гордоболита Бисбис Брыкли