ватих злов и визкроверзканных фря з, впсих тех «НестерЛаськ, Счэрнь» и Джид-белабердум [134] из Мизенгиннестских рисказней. Высер – констрюкт из крошевых ужосв в ножолтой прессне и из жуликих гробвюр в «Пенлис Глазеет»!
Невус пела Лючия догорить, кук её неотсостоякшийся п’лач пиздаёт просительный и издушный выпль. Он начгинеяет распатраться на товари и брошюллинги, хлюпающие сдрачницы, вульванные из баланьт’ных комбаксов и телоценариев. Его чтёмный c’est-noir’т проссыпается на пахвабтанные и куценённые диджективы с перебранными fuck’тами и маткими обложными – а ля поддватыми и свинсанационными, сблевстящими ворьетирнажами и змальчными потвотротнями. Его перьеклошарнное и здрастерянное ляйцо станоптикум щернистой фоборипперодукцией разворова треплоида и унасилтся на верту к полоумочным дуреньям, а неневестный пудлый пудивль скарчет за мним и исступело лаэрт.
Лючия отриумхивает труки, солёвно геморя «т ишь ды гадь!», и проджойсает переполтрошённую прыгулку по ночарованной очинь вечербицы для умносмещённых, гдетьма дарк же бесызводна, как замстигшая Лючию ужаль в танцать четы регодта – в гдесячас девицат дритьмать бермном. В том гондонеё служилось «душив-её по врачамние», как это велживо облекнули в двусмаслянные фаризеи. Опарвдон втолк, что измеё высчревли времёнка – и она дыше недро котца уревена, Чио был. Икстазнает – гложет бить, дрянже пенделя; илилип ову дрыгого кобиля или жагало, без образницы. Паслён эйскапали, что умниё горьше не будит deitās, хмутя этоние едимсные печёрные новостишь, котло рейна узнила в тот опериод, – верть нисторийт сперсывать со щитов брак её рвоителей.
Хольно своём Донжуне она дломала, что ткот всехдобил убьюдном и намстегда люблюдам остарется, онар нирвазу не хромосомневалась в соцвенном пречистрождении – пес крайней море, поколэбту увирильнность у неё не посмени отцемать: Мимирть (in-за utero’й она потчеряла страбимистическ Иггдлаз в горгоне за знорниями) и Одиц убъявили, что жменятся Пап-настоятельщему – колдоуже чет вертьвепка рустик’ли ни алчём не плодсозревающее потом-потомство! Лютчия, и та кушет мор гани, темперамь всорвалась окойчательно. Вспенняется ИНЦИдент, когда ИХС Балабу першил, что отнынюни бардут шить в Наглии, а она трактазалась сардоница на боязд. Ещё штормёзнее балло, когда вредители пиргласили новичеринку Шарм-у-эля Брехера пос’леталво, как аниоё так некативо брысил, и тогда Лючия chère’нула в Нары кчресло. Тподобрат и признялся насестраивать чляпов сменьи повручить Лючию упеке молчебницы и всюртукое прочь её, и они опросту проддались пуговорам. Всё постельное, поэё менее, уже истерия.
Востург неё фетви укражены, кокит-райскими финнариками, смеяющими гриблумками. Трилби жаршем глазмудрении она понароживает, что это нез’лакомый ейетип, с такторым орнаманьше не стонкивалась. Кашный гирб как бабто совран из миаленьких гёрлых фейщин в лю-мини-сценом кыльце – тычино кторто скпестил мерскую цензду с блумажными спекулколка милли вскружевной па-душечкой. Маршущие комичностиль интелесный цвент утих маниятурнюрных омрачовашек чмето выжзывают вумен икхор-дезбельет или fuck’ельное шовствие, так что Лючия пятится ностранные жнеским’е шлалсти в оттращении. Она резвошляет, что жиза настурца у этой менструозной куньтуры, когтлап осади храпдаётся бесстолстный и нуднотонный солодс, парниделжащий аморе-кинцу.
– У себя дума мы слывём их Беллвьюские Мягодки. На в ус недуйно. В горлову пьёт – пивда, ходине тик, ктак водк этот лединиз.
Лючия обморачивается и оскалзывается лично кличу с отжилым джин’тельменем в бочках и сердниго проста, пухти ителально сэфирическим. На нём пилосадкый хмелат прорерх закляпанной пужамы, и он смиряет Лючию безопчастным встеклом ipso стяжёлых свек и лунз – тостых, как б утырка бредни. Лючия залегчает, что он верьмне отвергменя соснёт вслипкий лидокаинец, от колитрого пыхнет бурым боном.
– И ктолше ты умнас, миленький горой? – спиритшивает она смяхка сней-сходи тельным стоном.
Тот вотнимает некрогольное акомство напалмочке издалвольно неботыльших и неопритых гиб и бормотухит.
– Знавут Огди Уитнекер. Был скудой жникто, пресовал детСкаймена и всё ворчее. Следя по акцендинталю, это недурном в Пилвпью, кида меня запыли, и вообщение Соседимённые Что ты. Походе, опить забжрался в Верли-ка Мнеизвестное с приздураками и мудовищами, одчухтился в Затрепных Мурах.
Лючия налкходит, что ш’тучный малерй и его сладкогольный приведенец вензевают снимпартию. Истелесен ей синево ри’cунятий.
– Я испестываю откровмное увлажение к нектарым Парфенсионалам ктамнетслов, вникогда не смудила Кинга пооблажке. Кстати, небу дети львы, чансом, закады с Королем Фрэнком, словздеятелем «Глоссолаллеи» [135]? В денстве я еВолт любождала. Osons’bien’о мнен развились вискресные цвенные стройнички – на мой вкисс, рамвные Рембротам сумных расвафленных манстеров морденизмена.
Зд’эстелстяк скучает седжой голоствой шпричёской под гор шок ивнивь достапьёт обсосколок власти, перечьде чем бурбонно замонотонить.
– Слдыхал. Сам плоше халдушник крикломный и коммерещеский. Чтоб гудзонокрасилки были прохожена гарсонокопилки. Читкие и релинейстичные вринии, иначивасё разварится в пьярый ха-хас. И всюрравно виноге купюртали в бездушку. Фыркулы и Дуркенстены изВнеизместного перейгнут любую намелованную чёрту, длаже к-ровную. У хторческих пьюдей вьюгда так. Тломкая игрань.
Когден ланэто громорит, Лючия, наУитниление, проникмает, что он мем-еет в вуду, и чевствует, что влево успиртанной фнорме закульчена бла-дородная и глубочкая младрость. Словым нуваждением к геройторическим спокойбностям фраздобрейшего стабряка онапрасшивает, месть ли у него проствремвление обихо медстоп-уложении.
– Мистик Видни, или, лестьли пославлите, Огде: вине будитетка добрыд порсказать, где, повадшему, нагодится этюрь фесто и феермя, кодами пропали? Умеря сонжилось впечатение, что могня подложили в сбреньдницу Сумас Аброда в Нигдемтамнет, но сотьмеваюсь, что вы здешкомы свэтим уграждением, вотлчине аттаких гнозплод, как менестрСклерь и мисдерЗтирвен.
Нерезвый аллестратор поблаживает освин из подборовков и молит.
– Я внеморгослковаен. Уже связал, когде. Нежитьздестное. Талкая дерьшёвая нифермальная зубдробная шизнь. Тут порно перверсдений, чуштей, гдедьм, уморслов и пночного адсюрда. Лпутьше вмерцнуться нацвет инойти дотрогу оттундра. Лечьно я и додо мой, в Се Шоа, чтобремене с-меднили белё. Пиньятно познамениться.
Налетом бухлый незалкомец возвглащает кладенец в рот икар ни в чёл небозвало восполняет в скнотчь, буйто прочнимается по невидейным столпеням. Вскор неон уже од-нанизм блудных и уталённых торчек, затмерян Нассреди зёдч и гекатских пламет надломчерницей. Пронзапно чумствуя трелив лубокой плеядзни к дхолстойному и смеланхотличному конопышке, Лючия хлопалитр в радошки и испорскает розорные сюрдечки-валиумтинки, культорые кручат над гкукловой парадостной ортисте.
– Ах! – вздевхает она. – Эртот Огди Уитнекер! Мальчта, а не мечтик!
Она крепшает посделовать сонету круглетевшего спарсифеля и отискать доремигу на дне в носферт, еще голяя в шумерках междеречьев со слетящейся майягической инкрустительностью, шопенвая, как ей кружется, компазузцую «Блинтлс», – чтоБине сгимнуло персонствие долха. Она предсильфает сеня в лодке нареки с танцжеринами и мирмелодными хипписами [136] – блескектива песенлее, чем жестоящая чущ ау сумершуршего лома, гдетона опраслино рищет вывод. От зачцелованных дебревей уже мачихается миГенри и Трисёт. Вспоре эй чудища, что в дермучих дедрях сычится растроенная и отдарённая музурка, ноторую принойзит обивками порночный бпризр. Бил же она сыщит рватное дикхание и трес карляка продр чумито ногами, так что стозист наркою малинкой подляны, покаре ушает, благолодучна лестригча с псиболижалящимся сухищством илминет.
В просветьме жду дивеями вылавивается мшалый с горшевисным теплом и с залесинами, алкоторый крежется повсемешенным и растервенным – он и под Махой, и внесибя, и в сумяртельном хужасе. Он не поэтсопляет иссинбя волкшой оплясности, а кромлех того, Лючия его прозаёт. Это ущеребной пиаценист избавницы Всехтвоцов Пандеи – но, в олимпчие от Гона К-вере или ЖоКея Стервена, это тис своевремеселников Лючии. Упокоенная, она выдохит изукрастия, что-«бу» обвестить освоён перкусствии тук-туичным кхашлем, отченаш плешелец чурт не выпрызгивает из воего эгармосфермиса.
– Простайте, мысли вас напургала. Я Лун Чая Грёйс, арфы, помагаю, мой творчищ по влечению – водкающийся сэр Алкольм Барвнольд. По-морему, мы чуже останкивались в горедолах ошибницы – навриное, у здверей того усажного мифта, шахторый минатавк доводзит. Подвохте сбросить, высеч ас привидяете костей?
Компоститор – а это былимнно он, – тетерь пледошёл кЛючии глиже и подопристельно всмопрелся. Втанцеке заветном и шпорохом грозаметно на разтрае безумперчная менадия вакхса; стимпанится всё горнче, фанфирается всё блютже.
– Охр! МессеДж’ойс! Брошю прочтения. Тнезверь я вежду, стоито вы – онеменее регальная, Дчемясон. Сопешва меня азраидачило вишен повяление покончине того, что я свышал, будтыл вы почали в проштылом годум, в царсяча небясцот вознесьтебят мирвам. Пора смешления я поминаю, что вы, вней вязких замений, токай же жартва хранической финнеганепной безверьмнености, виселящей найдетим засветением, кальки я. Вы сотерншерри аперетифлённо не лгуль джине и’врит, как та клошарная фантага, что презредует меня.
Лючию намёг спивает стопку очень винная увертюренность савраседника, что на добре стналит воснемьтеснят в покой, архотя ву-менс сана она шиптала, что гдекто вмыжду секстидисястыми иночалом смехедискатых, – спрос тасуя по этносфере и каратеблестике освящения. Намасть, что тона встриптит свой кометц все-здесят чиныне кода, для мильоне шрок и не разочек реву не я, ведь анансё босхше впударет в уветренность, что нерац нумерала ветошм во здрасте, и нефаркт