В 1897 году Генри и Селина замирают как вкопанные на половине улицы Алого Колодца и таращатся во все глаза. Вид такой невероятный, будто они во сне или под чарами, и они берутся за руки, не говоря ни слова, как малые дети. Привязанное к фонарю у «Френдли Армс» животное не обращает на них внимания. Где-то через полминуты из питейного заведения выходит коренастый крепыш с большими бакенбардами и большим стаканом эля, который подает созданию, а оно начинает пить. Мужчина – его, как они потом узнают, зовут мистер Ньютон Пратт, – переводит глаза от зверя на Генри и хохочет. «Чтоб меня! Вы что, знакомцы, земляки?» Генри тоже смеется. «Ну, лично я в Африке не бывал, но всякое может статься – вдруг мамаша и папаша этого малого сталкивались с моими. Где же это вы достали такое чудо, коли не секрет?» Для мужчины это вовсе не секрет. «Купил в Уипснейдском зоопарке, когда у них не хватало места и они удумали продать его в живодерню на клей. Звать Горацием. Кажись, ему приглянулась твоя юная леди». Генри оборачивается – а Селина лучится улыбкой, как на Рождественское утро, пока диковинка дается ей и разрешает погладить свою темную морду. Он осматривает зверя: черно-белые полоски на шкуре – как удивительный флаг джунглей, который гордо воткнули здесь среди булыжников и дымоходов, черная кисточка хвоста отгоняет мясных мух, а щетинистая грива похожа на прическу ирокеза и покачивается, словно существо еще и пьяное вдобавок. Генри не сходя с места решает, что здесь-то они и поселятся, он и его Селина. Они продолжают разговор с мужчиной, и тот говорит, что сам он – Ньют Пратт, а место это зовется Норы, или как-то так, и теперь Генри замечает ползучие и скачущие пушистые хвостики везде, где растет хоть травинка. Конь вельдов отрыгивает. Мистер Пратт спрашивает, как же звать Генри, и тот говорит, что Генри Джордж, а Ньютон Пратт отвечает, что обязательно это запомнит. Но, очевидно, на самом деле нет.
Ступени всех святых
Действующие лица:
ДЖОН КЛЭР
МУЖ
ЖЕНА
ДЖОН БАНЬЯН
СЭМЮЭЛЬ БЕККЕТТ
ТОМАС БЕККЕТ
ЖЕНЩИНА-МЕТИСКА
Три широких ступени и нависающий портик церкви в стиле поздней готики с дорическими колоннами по бокам, туманная ночь. На заднем плане под портиком в известняковой стене здания – две ниши по сторонам от запертых дверей. Из-за сцены, издалека доносится почти неслышная игра на пианино – мелодия «Шепот травы». В правой нише сидит ДЖОН КЛЭР в пыльной сельской одежде начала XIX века, в том числе в высокой широкополой шляпе. На одном башмаке отстала подошва. Он с надеждой оглядывает окружающий мрак.
ДЖОН КЛЭР: Что ж, выдался какой-то потусторонний вечерок. Кто здесь есть?
[Пауза]
ДЖОН КЛЭР: Выходите, оживитесь… впрочем, в нынешние дни мне все это равно. Я был бы не прочь одиночества, коли не сплошное хождение и разочарование. А что до плоти и крови в вопросе существа – я того мнения, что они во многом подобны башмакам: новая телесная материя имеет запах приятственный и румянец прелестный и вишневый, но невелика от нее польза, когда иссыхает язык и протирается кожа. Известное скверное дело, когда гвозди впиваются в стопу. [Задумчивая пауза, пока КЛЭР изучает стоптанный башмак.] Нет, большею частью я приветствую парообразное посмертие, дабы призрак моего зада снова мог прислониться к местам, что однажды его принимали. Одна лишь жалость: жизнь все влачится и влачится, ведь иначе кругом было бы больше товарищей моего возраста и состояния. [Наклоняет голову, прислушивается к слабой музыке издали.] Какая сладость разлита в воздухе. Хотелось бы знать, кому неймется влить ее всем в уши.
[Издали доносятся плетущиеся шаги. Справа входят МУЖ и ЖЕНА. Они одеты на выход: она – в длиннополом пальто и чепчике, с сумочкой, он – в кричащем желтом пиджаке в клеточку с манишкой, а также с прилизанными темными волосами и тонкими усиками. Они останавливаются, глядя на пустые церковные ступени.]
МУЖ: Можно сесть здесь.
ЖЕНА: Нельзя. Я все еще ее слышу. Ночью слышно лучше.
МУЖ: Но будем сидеть здесь. Если захочется по-маленькому, то на Лесном Холме недалеко отсюда есть туалет. Она все равно скоро прекратит. И не знаю, какая муха ее укусила.
ЖЕНА: [Презрительно фыркает.] Я зато знаю.
[Она с обреченным видом садится на вторую ступеньку церкви. Муж мгновение смотрит на нее. Она не отвечает на взгляд, а со злостью вперяется в туман. Когда он наконец садится рядом, она отодвигается на пару футов. Он глядит с удивлением и обидой.]
МУЖ: Селия…
ЖЕНА: Не начинай.
ДЖОН КЛЭР: Эгей? Вы, часом, не будете мертвыми?
МУЖ: Значит, вот как все будет?
[Она не отвечает. МУЖ не спускает с нее глаз, ждет. ДЖОН КЛЭР поднимается из алькова и неуверенно подходит к паре, встает за ними.]
ДЖОН КЛЭР: Прошу прощения, сэр, но вы обращались ко мне или к этой леди? Если в ответ на мой интерес о вашей смертности вы осведомились, всегда ли такой будет загробная жизнь – окованной туманом и однообразной, – то со своего опыта могу дать утвердительный ответ. Да, все будет так. Плутаешь в тумане, и никто и никогда к тебе не придет. Если вы ожидаете с минуты на минуту явления Творца, который соизволит разъяснить свои намерения, то осмелюсь предположить, что ожидание покажется вам долгим. Впрочем, давайте уговоримся: появись Он, то, когда вы с Ним докончите, я буду благодарен, коли укажете Ему в моем направлении. Я надеялся обсудить с Ним некоторые материи. [Пара его игнорирует. Он для пробы машет между ними рукой, словно проверяя, слепые они или нет. Потом опускает руку и окидывает пару угрюмым взглядом.] Разумеется, может быть и так, что вы адресовались к своей спутнице, в каковом случае приношу извинения за вторжение. Я не хотел оскорбить вас мыслью, будто такая нескладная пара, как вы, может быть мертва. Мне и самому не понаслышке знаком неудачный брак. Когда я был с Пэтти, то думал всегда лишь о Мэри. А часто я…
МУЖ: Я спросил – вот как все будет, всю ночь до самого утра? Если у тебя что-то на уме, то так и скажи, боже ты мой.
ЖЕНА: Ты и сам знаешь.
МУЖ: Не знаю.
ЖЕНА: Не хочу об этом говорить.
МУЖ: О чем?
ЖЕНА: Сам знаешь. О ваших делишках. Оставь меня в покое.
ДЖОН КЛЭР: [Медленно и с расстановкой.] Известно ли вам, кто я? [МУЖ продолжает смотреть на ЖЕНУ, которая зло таращится в туман.] Я спрашиваю не из уязвленного тщеславия, но паче в духе искреннего интереса. Самому мне мнится, что я лорд Байрон, но вот стоило произнесть это вслух, как я уверяюсь, что подлинный Байрон так бы не сказал. Значит, я вполне могу быть королем Уильямом Четвертым, и коли так, буду благодарен за весточку, какой ныне год на дворе и носит ли еще корону моя Викки. Прошу, не торопитесь. Моя истинная личность – вопрос невеликой важности, лишь бы это был кто-то уважаемый.
МУЖ: Наши делишки? Какие еще делишки? [ЖЕНА не отвечает. Он смотрит на нее еще несколько мгновений, потом сдается и молча опускает глаза на свои туфли. КЛЭР переводит взгляд с одного на другого в надежде на продолжение разговора. После бесплодного ожидания подавленно обмякает.]
ДЖОН КЛЭР: [Тяжело вздыхает.] Ах, не извольте переживать. Прошу прощения, что потревожил. Такую уж я выдумал игру от скуки. Вот что: оставлю я вас в покое и не буду совать нос в чужие дела. [КЛЭР отворачивается и бредет обратно к алькову. На полпути оглядывается через плечо на пару, сидящую на ступенях.] А знаете, порою мне кажется, что я статуя с каменными крыльями на вершине ратуши, дальше по дороге, а она, в свой черед, – все остальные? [Пара не отвечает. КЛЭР грустно качает головой и возвращается к алькову, где снова садится. Наступает долгое молчание, когда игра на пианино резко обрывается посреди аккорда. Никто не реагирует.]
МУЖ: [Через некоторое время.] Слушай, я ведь тоже в потемках. А что до делишек – не говорю, что я там про какие-то делишки знаю, но такова уж жизнь. В жизни хватает всяких делишек. И нервные девицы иногда выкидывают коленца…
ЖЕНА: Есть делишки – а есть делишки. Вот и все.
МУЖ: Селия, посмотри на меня.
ЖЕНА: Не могу.
МУЖ: Скорее всего, потом окажется, что у нее просто особые дни, с тряпками-затычками.
ЖЕНА: [Зло к нему поворачиваясь.] Ты чертов лжец. Ты слышал, что она кричала.
МУЖ: Что?
ЖЕНА: Ты слышал.
МУЖ: Не слышал.
ЖЕНА: Все слышали. Даже в Фар-Коттоне слышали. «Когдатрава прошепчет надо мной, тогда ты вспомнишь». Ну? Что вспомнишь? О чем она? Как по мне, это неспроста. МУЖ: Ну, это же… это же просто слова песни, нет? Она играет песню…
ЖЕНА: Ты отлично знаешь, что это не слова. И отлично знаешь, что наделал.
МУЖ: Опять ты заладила про свои «делишки»?
ЖЕНА: Это не мои делишки. А твои. Вот и все. [Пока они разговаривают, справа под портик входит ДЖОН БАНЬЯН в пыльном зеленоватом камзоле XVII века. Он не замечает КЛЭРА, сидящего в тенях алькова, но останавливается и, недоуменно нахмурившись, прислушивается к ссоре парочки на ступенях.]
МУЖ: Я не делал ни черта, что не сделал бы любой другой в моем положении. Ты и представить себе не можешь, как тяжело руководить группой. Долгие гастроли, со временем появляется близость, тут спорить не о чем, но…
ЖЕНА: И то сказать, близость! Так что получается, ты признаешься, что делишки были?
МУЖ: Я даже не знаю, о чем ты. Что значит «делишки»?
ЖЕНА: Значит, шалости.
МУЖ: Чего?
ЖЕНА: Щекотки.
МУЖ: Ничего не пойму.
ЖЕНА: «Как-ваш-папочка».
МУЖ: А. [Долгая пауза. ЖЕНА злобно отворачивается от МУЖА, который мрачно смотрит в землю перед собой.] В общем, ладно, всю ночь тут сидеть нельзя.
ЖЕНА: Ты прав. Нельзя. [Оба остаются на месте. БАНЬЯН позади смеряет пару непонимающим взглядом. Он так и не замечает КЛЭРА, пока тот не заговаривает в темном алькове на заднем плане.]
ДЖОН КЛЭР: Ха! Держу пари, и ты меня не слышишь, фетюк никчемный.