«Иргун» и «Лехи», конечно же, сознавали, что столь откровенная бойня ужаснет многих мирных арабов и побудит их к бегству. Командир «Иргуна» Бегин, отрицавший, что имели место какие-либо военные преступления, одновременно считал, что «легенда о Дейр-Ясине, можно сказать, приобрела Израилю еще полдюжины батальонов. Паника обуяла всех арабов». Бен-Гурион счел нужным принести извинения королю Абдалле. Тот их не принял.
Месть арабов не заставила себя ждать. 14 апреля к больнице «Хадасса» на горе Скопус отправилась колонна санитарных машин и грузовиков с продовольствием. Американка Берта Спаффорд наблюдала, как «сотни полторы мятежников, вооруженных всеми видами оружия — от древних мушкетонов и кремневых ружей до самых современных автоматов „брен“ и пулеметов „стен“, — затаились в кактусовых зарослях на территории Американской колонии. Их лица искажали ненависть и жажда мщения, — писала Спаффорд. — Я вышла и подошла к ним. Я сказала: „Стрелять из Американской колонии — все равно что стрелять из мечети“». Но они не обратили внимания на слова Берты и пригрозили убить ее, если она не уберется восвояси. Прежде чем вмешались британцы, 77 евреев, в основном врачи и медсестры, были убиты и еще 20 ранены. «Если бы не британские солдаты, — заявил Верховный арабский комитет, — мы не оставили бы в живых ни одного еврея». Вооруженные арабы обезображивали тела убитых и фотографировали друг друга на фоне трупов, распластанных в жутких позах. Эти отвратительные снимки потом продавались в Иерусалиме в качестве открыток.
Дейр-Ясин стал одним из самых известных событий той грязной войны, потому что был сделан ключевой темой массированной арабской пропаганды, которая во всех красках расписывала и раздувала зверства евреев. Эта пропагандистская кампания была призвана укрепить дух сопротивления, но достигла совершенно противоположного результата — вызвала настоящий психоз в арабской среде. Если с декабря до марта свои дома покинули 75 тыс. арабов, то за два месяца после Дейр-Ясина из страны бежали уже 390 тыс. палестинцев. Вазиф Джавгарийе, живший с женой и детьми в Западном Иерусалиме, неподалеку от отеля «Царь Давид», разделял взгляды и настроения простых арабов. Свои переживания он описал в дневнике — уникальном и еще мало изученном источнике.
«Я пребывал в очень тяжелом состоянии, — писал он в середине апреля, — подавленный физически и морально настолько, что даже забросил службу в британской администрации и сидел дома, пытаясь решить, что же делать». Вазиф называет причины, побудившие его покинуть собственный дом. Первая из них — опасное местоположение жилища, «которое простреливалось и арабами от Яффских ворот, и евреями из квартала Монтефиоре, и англичанами из полицейского управления: стрельба не затихала ни днем, ни ночью, так что трудно было даже добираться до дома. Стычки между арабами и евреями, подрывы зданий вокруг нашего дома не прекращались». Британцы, обстреливая квартал Монтефиоре, снесли верх мельницы Мозеса. Но толку все равно не было никакого. Еврейские снайперы из Монтефиоре «стреляли в каждого, кто проходил по улицам. Мы уцелели только чудом». Вазиф обдумывал, как спасти свою коллекцию керамики, дневники и любимый уд. Его здоровье ухудшилось: «Я так ослабел, что не мог сжать руку в кулак. Доктор сказал: надо уезжать». Семья долго спорила: «Что будет, когда действие Мандата закончится? Под чьей властью — арабов или евреев — мы останемся?» Сосед, французский генеральный консул, обещал Вазифу защитить и его дом, и коллекцию. «Даже если нам не суждено вернуться», размышлял Вазиф, все равно надо было паковать чемоданы, чтобы спасти себя и детей: «Мы думали, что покинем дом недели на две, не больше, потому что были уверены, что в скором времени семь [!] арабских армий вступят в страну не для ее захвата, а для ее освобождения, и вернут ее народу. И этим народом были мы!»
Вазиф уехал в последние дни действия Британского мандата… уехал навсегда. Его история — это история многих палестинцев. Некоторые были изгнаны насильно, другие сами уехали от войны в надежде на скорое возвращение — но примерно половина осталась, чтобы стать израильскими арабами, гражданами нееврейского происхождения в стране сионистской демократии. В общей сложности 600–750 тыс. арабов покинули и потеряли свои дома. Они называют этот исход Накба — «катастрофа» или «потрясение».
Бен-Гурион вызвал в Тель-Авив главу Иерусалимского чрезвычайного комитета Дова Йозефа, чтобы решить вопрос поставки продуктов в голодающий город. 15 апреля конвои прорвали блокаду, и продовольствие понемногу потекло в Иерусалим. 20 апреля Бен-Гурион решил лично поехать в город, чтобы отпраздновать Пасху вместе с еврейскими бойцами. Против этой «игры на публику» резко выступил Ицхак Рабин — командир бригады «Харель», входящей в «Палмах». Вскоре после того как конвой, сопровождавший бронированный автобус, в котором ехал Бен-Гурион, тронулся в путь, на него напали арабы. «Я даже приказал вывести из укрытия два похищенных у британцев броневика и послать им на подмогу», — рассказывал потом Рабин. Двадцать человек было убито — но продукты и Бен-Гурион все же были доставлены в еврейскую часть Иерусалима. Он наблюдательно, но с мрачным юмором описал население города: «20 процентов нормальных людей, 20 процентов привилегированных (университет и т. п.), 60 процентов очень странных (провинциальных, каких-то средневековых)» — под последними он имел в виду хасидов.
Дни британского правления истекали. 28 апреля Рабин захватил арабский квартал Шейх-Джаррах, цитадель иерусалимских кланов, но британцы принудили его отступить. Когда пришла пора прощаться с Британским мандатом, евреи удерживали западную часть города, арабы — Старый город и восточные районы. В пятницу 14 мая в восемь часов утра последний Верховный комиссар Палестины Каннингем, одетый в парадную форму, вышел из Правительственной резиденции, дал смотр почетному караулу, сел в свой бронированный «даймлер» и укатил в отель «Царь Давид» — в последний раз проинспектировать свои вооруженные силы.
51. Еврейская независимость, арабская катастрофа1948–1951 гг.
Генерал Каннингем уезжал из Иерусалима по обезлюдевшим улицам: на глаза ему попались лишь несколько арабских детей. Британские военные расставили пулеметы на всех углах. При виде быстро пронесшегося «даймлера» юные зрители «захлопали в ладоши, а один отдал честь. В ответ ему тоже была отдана честь». Из аэропорта «Каландия» верховный комиссар вылетел в Хайфу, откуда, уже ночью, отплыл в Англию.
Британские войска эвакуировали свой гарнизон из «Бевинграда» на Русском подворье: 250 грузовиков и танков прогромыхали по улице короля Георга V под взглядами безмолвствовавшей еврейской толпы. Тотчас же началась борьба за британское наследие. Боевики «Иргуна» пошли на штурм Николаевского подворья. Пули свистели и рикошетили по всему городу. Нусейбе бросился в Амман умолять короля Абдаллу спасти Иерусалим, который «однажды уже был разграблен крестоносцами» и которому вновь угрожало разграбление. Король обещал помочь.
В четыре часа пополудни 14 мая 1948 года Ицхак Рабин и солдаты «Палмаха», охранявшие «иерусалимский коридор», услышали по радио заявление Давида Бен-Гуриона, председателя Еврейского агентства. Стоя в зале одного из тель-авивских особняков под портретом Герцля, в присутствии двух с половиной сотен людей, Бен-Гурион зачитал Декларацию независимости: «Мы, члены Народного совета, представители еврейского населения страны Израиля и сионистского движения… настоящим провозглашаем создание еврейского государства — Государства Израиль». Он и его сторонники долго спорили, какое название должно получить еврейское государство. Одни высказывались за Иудею или Сион, но эти имена ассоциировались с Иерусалимом, а сейчас сионисты пытались удержать в руках хотя бы его часть. Другие предлагали назвать государство Иврией или Герцлией. Но Бен-Гурион высказался за Израиль, и с этим предложением согласились все: «В земле Израиля возник еврейский народ». Собравшиеся запели национальный гимн «ха-Тиква» («Надежда»):
Еще не погибла наша надежда
Надежда, которой две тысячи лет
Быть свободным народом на своей земле
В стране Сиона и Иерусалима
Бен-Гурион улыбался журналистам: «Мы сделали это!» — но от откровенного ликования воздержался. Бен-Гурион неоднократно соглашался на раздел Палестины на два государства, но на сей раз евреям предстояло отразить вторжение сразу нескольких регулярных арабских армий, и никто не мог сказать, удастся ли это новорожденному государству. Кроме того, взгляды Бен-Гуриона заметно изменились с 1920-х — начала 1930-х годов, когда он мечтал об общей с арабами социалистической Палестине или федеративном государстве. Ныне, даже перед лицом тотальной войны, он не собирался делить землю Израиля ни с кем.
На иерусалимском фронте солдаты Рабина из бригады «Харель» слишком устали, чтобы слушать выступление Бен-Гуриона. «Эй, парни, выключите его! — попросил один из них. — Я до смерти хочу спать. Отложим разговоры на завтра!» «Кто-то встал и повернул ручку приемника. Повисла тяжелая тишина, — вспоминал Рабин. — Я хранил молчание, подавляя нахлынувшие эмоции». К слову сказать, большинство иерусалимлян также не слышали Декларацию в прямом эфире, потому что арабы отключили электричество.
Через 11 минут президент Трумэн объявил о том, что США де-факто признают Израиль. Под влиянием Эдди Джейкобсона он уже раньше неофициально заверил Вейцмана, что поддержит раздел Палестины. Но Трумэн с трудом справлялся с собственной администрацией, когда дипломаты ООН пытались отсрочить этот раздел. Госсекретарь США Джордж Маршалл, бывший во время Второй мировой войны начальником генштаба, открыто возражал против признания Израиля. Однако Трумэн все же поддержал создание нового государства, а Сталин стал первым, кто признал Израиль де-юре.
В Нью-Йорке Вейцман, уже почти слепой, обрадованный провозглашением независимости, но чувствовавший себя забытым и покинутым, ждал в своем номере отеля «Уолдорф Астория», когда Бен-Г