Король Хусейн испытывал терпение палестинцев. Когда губернатор Нусейбе отказался подчиниться одному из королевских приказов, король сместил губернатора и назначил на его место иорданца. В сентябре 1965 года Хусейн, как некогда его дед, тайно встретился с израильским министром иностранных дел Голдой Меир, которая в беседе с ним допустила, что однажды, быть может, «и вы, и мы положим оружие и поставим в Иерусалиме монумент, знаменующий мир между нами».
В 1963 году Бен-Гурион ушел в отставку с поста премьер-министра Израиля, и его преемником стал 68-летний Леви Эшколь, очкастый трудоголик родом из-под Киева. Его главным достижением стал запуск Всеизраильского водопровода: Эшколь явно не был вторым Бен-Гурионом. В начале 1967 года сирийские нападения на северный Израиль спровоцировали воздушную схватку ВВС Израиля и Сирии, в ходе которой было сбито шесть сирийских боевых самолетов, из них два — прямо над Дамаском. Но Сирия продолжала поддерживать все новые рейды палестинцев на территорию Израиля[304].
Советский Союз предупреждал Насера — как оказалось потом, ошибочно, — что Израиль планирует нападение на Сирию. До сих пор неясно, почему Москва передала эти ложные разведданные и почему Насер предпочел в них поверить, хотя у него была не одна неделя, чтобы проверить эту информацию. Несмотря на всю мощь Египта, популярность идей панарабизма и собственную харизму, Насер чувствовал себя униженным из-за ответных уколов израильтян и был раздражен тем, что Сирия постоянно балансирует на грани войны. Желая продемонстрировать, что он не потерпит нападения на Сирию, Насер выдвинул свои войска на Синайский полуостров.
15 мая, в День независимости, встревоженный Эшколь и его начальник штаба, генерал Ицхак Рабин, встретились в иерусалимском отеле «Царь Давид» перед военным парадом: как следует реагировать на угрозы Насера? На следующий день Египет попросил, чтобы ООН вывела своих миротворцев с Синайского полуострова. Скорее всего, Насер желал эскалации кризиса, но при том рассчитывал пока что избежать войны. Если так, то его действия были или безнадежно непрофессиональными, или совершенно безрассудными.
Пока руководители арабских стран и толпы на улицах арабских столиц приветствовали скорое уничтожение еврейского государства, Эшколь колебался и нервничал, чувствуя, что уступает инициативу Насеру. Израиль охватила волна дурных предчувствий и экзистенциального страха. Ицхак Рабин, сознававший, что судьба Израиля сейчас целиком на его плечах, держался только на кофе, прикуривал одну от другой по 70 сигарет в день и находился на грани нервного срыва.
Насер взвешивал шансы: он созвал кабинет министров и прямо спросил своего вице-президента и командующего армией — фельдмаршала Абдель Хакима аль-Амера, злоупотреблявшего наркотиками гедониста и самого старого друга президента:
Насер: Сейчас, когда мы сконцентрировали наши силы на Синае, вероятность войны можно оценить как 50 на 50. Если мы закроем Тиранский пролив, война начнется наверняка. Абдель Хаким, армия точно готова к этому?
Амер: Головой отвечаю, босс! Все в полнейшем порядке!
23 мая Насер приказал блокировать Тиранский пролив — единственный морской путь в Эйлат, ключевой порт Израиля. Сирия проводила мобилизацию, король Хусейн инспектировал свои войска. Рабин и генералы советовали Эшколю нанести упреждающий удар по Египту. Но тот отказывался, полагая, что исчерпаны не все политические средства. Министр иностранных дел Абба Эбан приложил весь свой талант дипломата, чтобы предотвратить войну — или хотя бы заручиться поддержкой Запада в случае, если она все же начнется. А Рабин мучился чувством вины, думая, что не сделал всего, что мог, чтобы спасти Израиль: «Меня не покидало чувство, то ли истинное, то ли ложное, что мне следует взять абсолютно всю ответственность на себя. Я погрузился в глубокий психологический кризис. Почти девять дней я практически ничего не ел, не спал, непрерывно курил и физически был совершенно измотан».
Колеблющийся премьер-министр, начальник штаба, то и дело глотающий успокоительное, генералы, готовые взбунтоваться, и народ, охваченный паникой, — Израиль никого не мог обмануть. В Вашингтоне президент США Линдон Джонсон отказался поддержать превентивный удар израильтян; в Москве премьер Алексей Косыгин настоятельно советовал Насеру не ввязываться в войну. Фельдмаршал Амер, готовясь атаковать Негев, заявил в Каире: «На этот раз войну начнем мы». В самый последний момент Насер приказал ему сдержать на время свой пыл.
Король Хусейн в Аммане понимал: иного выбора, кроме как присоединиться к Насеру, у него нет — если Египет атакует, Иордания должна будет поддержать своих арабских братьев. В ином случае, если Египет проиграет, Хусейна назовут предателем. 30 мая король, облачившись в фельдмаршальский мундир и зарядив свой «магнум», за штурвалом личного самолета вылетел в Каир, где его встретил Насер. «Поскольку ваш визит тайный, — сказал Насер, возвышаясь над низкорослым королем, — что будет, если мы вас арестуем?» «Такая возможность никогда не приходила мне в голову», — ответил Хусейн и согласился предоставить свою 56-тысячную армию под командование египетского генерала Рияда. «Теперь все арабские армии полностью окружают Израиль», — сказал король. Израиль оказался перед угрозой войны на три фронта. 28 мая Эшколь выступил с нервным обращением по радио, что только усилило тревогу израильтян. В Иерусалиме срочно строились бомбоубежища, проводились противовоздушные учения. Ощущалась угроза полного уничтожения, нового Холокоста. Абба Эбан наконец истощил все свои дипломатические возможности, а генералы, политики и народ утратили всякое доверие к Эшколю. И тот вынужден был призвать на помощь самого знаменитого в Израиле солдата.
1 июня Моше Даян был приведен к присяге как министр обороны, в новое правительство национального согласия в качестве министра без портфеля вошел также Менахем Бегин. Даян, всегда носивший на глазу свою фирменную черную повязку, был верным последователем Бен-Гуриона и презирал Эшколя, а тот за спиной называл его Абу Джильди — так звали одного изворотливого одноглазого арабского бандита.
Моше Даян, ученик Уингейта и начальник штаба во время Суэцкой войны, был настоящим клубком противоречий: археолог — и одновременно расхититель артефактов; безусловный апологет военной мощи и возмездия врагу — и при этом политик, искренне верящий в возможность мирного сосуществования; победитель арабов — и ценитель арабской культуры. «Он был чрезвычайно умен, — вспоминает друг Даяна Шимон Перес. — Его ум был блестящий, и я ни разу не слышал от него ни одной глупости». Еще один соратник Даяна, генерал Ариэль Шарон, говорил, что Даян «может проснуться одновременно с сотней идей в голове. Из них девяносто пять будут опасными, еще три — просто никуда не годными, а еще две — блестящими». Он «презирал большинство людей, — вспоминал Шарон, — и не особо старался скрыть это». Критики Даяна называли его «партизаном и авантюристом», а сам он однажды признался Пересу: «Запомни одно: я ненадежен».
Даян излучал харизму нового еврея — сильного, энергичного и отважного, но «не потому, что следовал правилам, — говорит Перес, — а потому, что нарушал их успешно и с обаянием». Однокурсник Даяна вспоминал о нем так: «Лжец, хвастун, прожектер, примадонна… но, несмотря на это, — объект всеобщего восхищения». Этот не имевший друзей одиночка был не только непредсказуемым и невозмутимым шоуменом, но и безудержным любителем женщин, что Бен-Гурион считал вполне извинительным — ведь Даян «выкован из библейского материала», как царь Давид или адмирал Нельсон. «Тебе надо смириться с этим, — утешал Бен-Гурион жену Даяна Руфь, которая страшно переживала из-за бесконечных измен мужа. — Частная и публичная жизнь великих людей часто проходят на параллельных плоскостях, которые никогда не пересекаются».
Когда Эбан сообщил, что Америка не поддержит удар Израиля, но и не будет пытаться предотвратить его, Даян тут же продемонстрировал свой стратегический талант. Он настаивал, что Израиль должен нанести удар по египтянам, однако по возможности избегать любой конфронтации с Иорданией. Командующий иерусалимским округом Узи Наркис спросил: «А что если иорданцы атакуют гору Скопус?» «В таком случае, — резко ответил Даян, — сожми зубы и держи оборону!»
Насер верил, что уже одержал бескровную победу, однако египтяне продолжали планировать свое наступление на Синае. Иорданцы, усиленные иракской бригадой, начали операцию «Тарик», целью которой было окружение еврейского Западного Иерусалима. Арабский мир, выдвинувший на передовую полмиллиона солдат, пять тысяч танков и 900 самолетов, никогда прежде не был настолько един. «Наша главная цель — уничтожить Израиль», — заявлял Насер. «Наша задача, — вторил ему президент Ирака Ареф, — стереть Израиль с карты мира». Израильские силы насчитывали 275 тысяч человек, 1100 танков и 200 самолетов.
В 07:10 утра 5 июня израильские летчики внезапно нанесли удары по всем аэродромам Египта, фактически полностью уничтожив на земле египетские ВВС. В 08:15 Даян скомандовал наступление на Синае. Генерал Наркис в Иерусалиме пребывал в нервном ожидании, опасаясь, как бы иорданцы не попытались захватить уязвимую гору Скопус и окружить 197 тысяч евреев в Западном Иерусалиме. Однако он все же надеялся, что иорданцы ограничатся символическим участием в войне, спровоцированной Египтом.
Едва пробило восемь, как завыли сирены воздушной тревоги. Свитки Мертвого моря были тут же укрыты в надежном убежище, все резервисты вызваны в части. Иерусалим трижды предупредил короля Хусейна — через госдепартамент США, представительство ООН в Иерусалиме и министерство иностранных дел Великобритании: «Мы не предпримем, повторяем, не предпримем каких-либо действий против Иордании, если Иордания сохранит нейтралитет. Но если Иордания открыто проявит враждебность, Израиль ответит всей своей мощью».