Эпилог
У каждого есть два города, свой родной и Иерусалим.
Вследствие исторической катастрофы, из-за того что Тит, император римский, разрушил Иерусалим и народ Израиля был изгнан из своей страны, я родился в одном из городов изгнания. Но во все времена мнил я, будто родился в Иерусалиме.
Иерусалим, в любви к которому я был воспитан, служил земными вратами в божественный мир, где встречаются иудейские, христианские и мусульманские пророки и провидцы и царит ощущение принадлежности ко всему человечеству — хотя бы в воображении.
О Иерусалим, щедрый на пророков,
Кратчайший путь меж Небом и Землей…
Прекрасное дитя с опаленными пальцами
и печальным, потупленным взором…
О Иерусалим, город горя и скорби великой,
Не пересыхают слезы в глазах твоих…
Кто же омоет древние стены,
так безжалостно кровью политые?
О Иерусалим, мой город любимый!
Завтра лимоны твои зацветут, а затем и маслины;
И глаза твои вспыхнут радостью,
и на башни святые вернутся голуби.
Еврейский народ построил Иерусалим 3 тыс. лет назад. Еврейский народ строит Иерусалим и сегодня! Иерусалим — это не поселение, это наша столица.
Иерусалим снова оказался в центре политических дебатов и международных бурь… Ни Афины, ни Рим не возбуждали столько страстей… Когда еврей впервые оказывается в Иерусалиме, это не первый его приезд туда, это — ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ.
События 1967 года полностью изменили Иерусалим, возвысили его, но и подчеркнули все проблемы и сложности его статуса. Это была как бы мгновенная вспышка откровения — одновременно мессианского и апокалиптического, стратегического и национального. Этот новый взгляд на вещи кардинально изменил и сам Израиль, и судьбу палестинцев, и весь Ближний Восток. Решение, которое было принято в панике, завоевание, которое в тот момент совершенно не планировалось, военная победа, вырванная у врага уже на грани катастрофы, — все это изменило и тех, кто верил, и тех, кто ни во что не верил, и тех, кто страстно желал верить хотя бы во что-нибудь.
В тот момент все это было еще не ясно, но теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что обладание Иерусалимом постепенно преобразило сам дух государства Израиль — государства светского, социалистического и современного; и если у этого государства и была государственная религия, то это была научная иудейская археология — по меньшей мере, в той же степени, что и ортодоксальный иудаизм.
Захват Иерусалима окрылил даже самых светских евреев. Мечта о Сионе была столь древней, она была так глубоко укоренена в песнях, молитвах и легендах; отлучение народа от Стены было столь долгим и таким болезненным, а сияние святости города — столь сильным и убедительным, что даже самые нерелигиозные евреи во всем мире испытали ликование, вернувшее им надежду и религию.
Для религиозных евреев — наследников тех верующих, которые, как мы уже видели, на протяжении тысяч лет ожидали во всех концах обитаемого мира, от Вавилона до Кордовы и Вильны, несомненной мессианской вести, обретение Иерусалима стало таким знаком, моментом освобождения, искупления и исполнения библейских пророчеств, завершением Изгнания и возвращением к вратам и дворам Храма в возрожденном граде Давида. Для израильтян, разделявших концепцию националистического, воинственного сионизма Жаботинского, эта военная победа имела и политическое, и стратегическое значение: она стала поистине богоданным шансом построить Великий Израиль с безопасными границами. И религиозные евреи, и светские сионисты — все они в равной мере были убеждены, что их святая миссия — возродить еврейский Иерусалим и сохранить его навеки. В 1970-е годы множество этих мессиански настроенных максималистов показало себя столь же активными, как и многие израильтяне, которые оставались светскими и либеральными и чьим центром жизни был Тель-Авив, а не Святой город. Однако программа национального искупления воспринималась как неотложное дело Божие, и этот божественный императив вскоре изменил и физиономию, и пульс Иерусалима.
Завоевание Святого города повлияло не только на евреев. Гораздо более многочисленные и влиятельные христианские евангелисты, особенно американские, также испытали это чувство почти апокалиптического экстаза.
Евангелисты верили, что возникли сразу две предпосылки из тех, что необходимы для наступления Судного дня — государство Израиль возрождено, и Иерусалим снова принадлежит евреям. Осталось лишь отстроить Третий Храм и пережить семь лет испытаний, за которыми последует Армагеддон: на Масличной горе явится архангел Михаил, который поразит Антихриста на Храмовой горе. Кульминацией станет обращение или истребление иудеев, Второе пришествие и наступление Тысячелетнего Царства Иисуса Христа.
Победа крошечной еврейской демократии над полчищами арабских деспотических режимов, до зубов вооруженных с помощью СССР, окончательно убедила Соединенные Штаты в том, что Израиль — их совершенно особый друг в самом опасном регионе мира, их союзник в борьбе против коммунистической России, панарабского радикализма в духе Насера и исламского фундаментализма. Но Америку и Израиль роднят не только общие враги. Обе эти страны были основаны на фундаменте свободы: одна из них стала новым Сионом, «сияющим городом на холме», а другая — изначальным, а теперь возрожденным Сионом. Американские евреи и прежде были убежденными сторонниками Израиля, а теперь и американские евангелисты уверовали, что Израиль благословлен Провидением. Социологические опросы неизменно показывают, что свыше 40 процентов американцев уверены, что Второе пришествие рано или поздно совершится именно в Иерусалиме. Пусть даже эта цифра преувеличена, несомненно одно: американские христианские сионисты своим авторитетом поддерживают еврейский Иерусалим, и Израиль благодарен им за это — даже несмотря на то, что роль, отведенная евреям в их сценарии апокалипсиса, весьма трагична.
Израильтяне из Западного Иерусалима, со всего Израиля и со всех концов диаспоры хлынули в Старый город, чтобы прикоснуться к Стене и помолиться у нее. Чувство обладания городом настолько пьянило, что сама мысль о том, что придется вновь когда-нибудь расстаться с ним, казалась невыносимой и непредставимой. И чтобы не допустить подобного, были задействованы поистине огромные ресурсы. Даже прагматичный Бен-Гурион, который из своей отставки советовал Израилю уступить арабам Западный берег и сектор Газа в обмен на мир, никогда и не помышлял о том, чтобы отдать Иерусалим.
Две части города были официально объединены, а его муниципальные границы расширены, чтобы вместить 267 800 жителей: 196 800 евреев и 71 000 арабов. Площадь Иерусалима стала теперь больше, чем когда-либо за всю его историю. Еще не успели остыть стволы орудий, а жителей Магрибского квартала, основанного некогда Афдалем, сыном Саладина, переселили в новые дома, их старые жилища снесли, и перед Стеной впервые образовалось открытое пространство. После веков стесненной, неудобной и вечно преследуемой молитвы на клочке земли длиной всего три метра воздушное, наполненное светом пространство новой площади у главной иудейской святыни само по себе воспринималось как освобождение, и толпы евреев устремлялись туда, чтобы помолиться. Пребывавший в запустении Еврейский квартал был отстроен заново, его взорванные синагоги восстановлены и освящены, разоренные площади и улочки вновь замощены и украшены. Были отремонтированы старые и построены новые иешивы — еврейские религиозные школы, — и стены их сияли золотистым иерусалимским камнем.
На улице ученых тоже был праздник: израильские археологи наконец смогли начать раскопки по всему объединенному городу. Длинную Западную стену поделили между собой раввины, контролировавшие молитвенное пространство к северу от Магрибских ворот, и археологи, начавшие копать к югу от них. Близ Стены, в Мусульманском и Еврейском кварталах, а также в Городе Давида были обнаружены настолько удивительные сокровища — хананейские укрепления, иудейские печати, фундаменты эпохи Ирода, маккавейские и византийские фрагменты стен, римские улицы, омейядские дворцы, айюбидские ворота, церкви крестоносцев, — что сами эти научные находки тоже подогрели религиозно-политический энтузиазм. Каменные блоки, открытые археологами — части стены Езекии и сооружений Ирода, камни, сброшенные некогда римскими солдатами на мощеную улицу Кардо, проложенную Адрианом, — теперь все это можно постоянно видеть в расчищенных и отреставрированных частях Старого города.
Тедди Коллек[305], мэр Западного Иерусалима, был избран мэром объединенного города и неизменно переизбирался в течение следующих 28 лет. Он прилагал все усилия, чтобы завоевать доверие арабов, и стал настоящим воплощением либерального израильского подхода: объединение города под еврейским управлением, но с полным уважением к арабскому Иерусалиму. Как и во времена мандата, процветающий Иерусалим привлекал арабов с Западного берега — за десять лет численность арабского населения города удвоилась. Но успех завоевания вдохновил израильтян всех партий, а особенно светских и религиозных сионистов, на то, чтобы как можно скорее закрепить успех «бетонными аргументами»: строительство новых еврейских кварталов вокруг арабского Восточного Иерусалима началось практически немедленно.