Роскошно разодетые вельможи собрались у дерева. «Я спустился», — произнес новый живой имам, спрыгнув на землю, и придворный водрузил ему на голову тюрбан, украшенный драгоценными камнями, облобызал землю перед ним и сказал: «Приветствую тебя, повелитель правоверных, милостью и благословением Аллаха». Затем он облачил мальчика в дорогой наряд и показал народу, «и люди тоже целовали землю перед ним и провозглашали его халифом». Он получил имя аль-Хаким.
Сын христианки, оба брата которой были патриархами, Хаким был широкоплечим юношей с голубыми глазами с золотыми искорками. Поначалу он, следуя советам своих визирей, продолжал исмаилитскую миссию своего семейства, проявляя терпимость как по отношению к иудеям, так и к христианам. Он любил поэзию и основал в Каире свой собственный Дом Мудрости для изучения астрономии и философии. Он гордился своим аскетизмом, носил вместо алмазного тюрбана скромный головной платок и даже шутил с каирскими бедняками на улицах города. Но стоило ему начать править самостоятельно, как вскоре появились все признаки того, что этот мистически настроенный деспот совершенно безумен. Хаким повелел перебить всех собак в Египте, а затем и всех кошек. Он запретил есть виноград, водяной кресс и рыбу, не имеющую чешуи. Спал Хаким днем, а бодрствовал ночами, и всем жителям Каира было приказано следовать этому странному распорядку.
В 1004 году Хаким начал бросать в тюрьмы и казнить христиан, закрывая в Иерусалиме церкви и превращая их в мечети. Он запретил празднование Пасхи и употребление вина — мера, нацеленная прежде всего на христиан и евреев. Последним он повелел носить на шее деревянное ярмо в напоминание о золотом тельце, а висевшие на ярме колокольчики предупреждали мусульман о приближении еврея. Христиан же Хаким обязал носить тяжелые железные кресты. Затем иудеи были поставлены перед выбором: обратиться в ислам или покинуть страну. И в Египте, и в Иерусалиме были разрушены синагоги. Но особое внимание Хаким обратил на христианский обряд, обретавший все большую популярность в Иерусалиме. В каждую Пасху христианские паломники с Запада и Востока стекались в город для празднования пасхального чуда, случавшегося лишь здесь, — сошествия Благодатного огня.
В Страстную субботу тысячи христиан проводили ночь в церкви Гроба Господня. Гробница Иисуса запечатывалась, и все лампады гасились. В полной темноте в часовню Гроба входил патриарх. После продолжительного трепетного ожидания и молитв откуда-то сверху нисходила искра, вспыхивал огонь, озаряя все неровным светом, и патриарх выходил к верующим с зажженной лампадой. Этот священный огонь верующие передавали друг другу, зажигая свечи с пронзительными криками радости. Христиане считали этот ритуал, впервые описанный одним паломником в 870 году, божественным подтверждением Воскресения. Мусульмане же были убеждены, что все это — лишь рекламный ярмарочный трюк, прямое жульничество: цепочка, на которой висела лампада, смазывалась смолистым маслом. «Эти мерзости, — писал один из иерусалимских мусульман, — заставляют содрогаться в ужасе».
Когда Хаким прослышал об этом и увидел, какой богатый христианский караван отправляется в Иерусалим, он сжег еврейский квартал в Каире и приказал снести до основания храм Гроба Господня. В сентябре 1009 года его подручные разрушили Храм «камень за камнем», «стерли с лица земли, оставив только части, которые не поддавались разрушению», а затем начали сносить все городские синагоги и церкви[136]. Иудеи и христиане притворялись, что обращаются в ислам.
Эти выходки халифа убедили некоторых исмаилитов в том, что «Хаким есть воплощенный Бог». Халиф, одержимый безумием своих видений, не возражал против подобного культа, но теперь начал репрессии против самих мусульман. Он запретил Рамадан и равно терроризировал как шиитов, так и суннитов. В результате мусульмане настолько возненавидели Хакима, что в Каире ему даже потребовалась поддержка христиан и евреев, которым он дозволил заново отстроить их синагоги и церкви.
Халиф-психопат теперь часто бродил в лихорадочном трансе по каирским улицам — часто под действием сильнодействующих лекарств, которыми его пичкали лекари. Он учинил настоящую «чистку» двора, приказывая казнить собственных наставников, своих советников, поэтов, поваров, двоюродных братьев, отрубать руки рабыням, причем не раз выступал палачом самолично.
В конце концов, в феврале 1021 года, безумный халиф 36 лет от роду ночью выехал верхом на осле из Каира и ускакал в холмы пустыни. Больше его никто не видел. Его исчезновение было столь загадочным, что окончательно укрепило его приверженцев во мнении, что «Хаким не был рожден женщиной и не умер». Впрочем, осел нашелся; были обнаружены также окровавленные лоскуты одежды. Возможно, халифа приказала убить его родная сестра, мечтавшая увидеть на троне своего маленького сына Захира. Фатимидские солдаты учинили резню, перебив почти всех приверженцев Хакима, но некоторым из них удалось бежать, и они основали новую секту, существующую и ныне, — ливанских друзов.
Раны, которые безумный Хаким нанес Иерусалиму, до конца не зарубцевались: церковь Константина так и не была отстроена полностью в первоначальном виде. Меж тем несчастья города на этом не прекратились: словно Хакима было недостаточно, в 1033 году землетрясение опустошило Иерусалим, сокрушив византийские стены и омейядские дворцы. От аль-Аксы остались одни руины, разрушена была и Пещерная синагога.
Халиф Захир, чтивший Иерусалим, восстановил веротерпимость своих предков, пообещав покровительство обеим иудейским общинам. На Храмовой горе была восстановлена аль-Акса, и надпись на ее изысканно украшенной триумфальной арке указывала на связь между халифом, Иерусалимом и ночным путешествием Мухаммеда — хотя мечеть Захира была гораздо меньше, чем старая аль-Акса. Новый халиф отстроил и городские стены. Но они тоже заключали в себе город гораздо меньшей площади — примерно такой, как сегодня. За чертой новых стен оказались гора Сион и лежавшие в руинах дворцы Омейядов.
Захир и его преемник благосклонно принимали помощь византийцев в восстановлении храма Гроба Господня. В 1048 году император Константин IX Мономах завершил строительство нового храма, вход в который теперь находился с южной стороны. «Самое просторное здание, способное вместить 8000 человек, сооружено с большим искусством из цветного мрамора и украшено византийской парчой с образами, затканными золотыми нитями», — так описывал его персидский паломник Насир-и Хосров. И все же оно было гораздо меньше Константиновской базилики. Евреям же так и не удалось отстроить разрушенные синагоги, хотя великий визирь ат-Тустари (Абу Саид)[137], еврей по рождению и вере, всячески поддерживал иерусалимскую общину.
Гонения Хакима, похоже, только упрочили святость Иерусалима в глазах мира. Теперь это вновь был процветающий паломнический город с населением в 20 тысяч человек. «Из земель греческих и иных стран, — писал Насир, — приходят в Иерусалим христиане и иудеи в огромном количестве». Двадцать тысяч мусульман собирались ежегодно на Храмовой горе, вместо того чтобы совершить хадж в Мекку. Еврейские путешественники прибывали также из Франции и Италии.
Перемены, происходившие в христианском мире, делали Иерусалим все более притягательным для франков с Запада и греков с Востока. Католики-латиняне с римским папой во главе и православные греки, подданные императора и патриарха Константинопольского, теперь очень сильно отличались друг от друга. Дело было не только в том, что они молились на разных языках и ожесточенно спорили о малопонятных богословских формулах. Православие, с его иконами и утонченным богослужебным обрядом, было настроено более мистически и страстно. Католичество с его концепцией первородного греха верило в более резкое различие между человеком и Богом. 16 июля 1054 года прямо во время службы в Святой Софии папский легат отлучил от Церкви византийского патриарха, а тот в ярости предал анафеме папу. Эта Великая схизма — раскол, до сих пор разделяющий христианский мир, — привела к ожесточенной борьбе Востока и Запада за Иерусалим.
Византийский император Константин Х Дука способствовал созданию первого настоящего христианского квартала вокруг храма Гроба Господня. Это была своевременная мера: византийских паломников и ремесленников в Иерусалиме было уже так много, что до Насира даже дошли слухи о том, что сам император Константинополя время от времени приезжает в город инкогнито. Впрочем, пилигримов из Западной Европы в Иерусалим прибывало не меньше; мусульмане всех их собирательно называли франками — в память о народе, давшем миру Карла Великого, — хотя на самом деле они приходили со всех концов Европы. Для их размещения амальфийские купцы выстроили множество постоялых дворов и монастырских гостиниц. Вера в то, что паломничеством можно искупить грех междоусобной войны, была распространена повсеместно. Еще в 1001 году Фульк Черный, граф Анжуйский, совершил в Иерусалим первое покаянное паломничество после того, как заживо похоронил свою супругу в венчальном платье, уличив ее в измене с неким свинопасом. Всего же он совершил три покаянных путешествия в Иерусалим. В конце того же столетия граф Свен Годвинсон, брат короля Англии Гарольда, пришел в Иерусалим босиком после того, как изнасиловал монахиню-девственницу, аббатису Эдвигу (впрочем, на его совести было немало и других преступлений). Покинул свое герцогство, чтобы помолиться у Гроба Господня, и Роберт, герцог Нормандский, отец Вильгельма Завоевателя. Все трое погибли на обратном пути из Святой земли: смерть постоянно сопровождала пилигримов.
Фатимидам, занятым придворными интригами, трудно было поддерживать порядок в Палестине, и паломники часто подвергались нападениям бандитов. Гибель в пути была настолько обычным явлением, что у армян появился даже особый титул, махдеси, которым награждали тех, кто умер во время паломничества к Гробу Господню.