Герцоги Нормандский и Фландрский, а также многие другие крестоносцы отправились домой, оставив Готфрида в смрадном, разграбленном городе в сопровождении всего трехсот рыцарей и двух тысяч пехотинцев. Уцелевших же горожан не хватило бы и на заселение одного квартала. Раймунд Тулузский, совладавший со своим гневом, отправился покорять побережье Леванта, основав впоследствии собственную династию — графов Триполи. Всего же было создано четыре государства крестоносцев: княжество Антиохийское, графства Эдесское и Триполи и королевство Иерусалимское. Этот уникальный мозаичный конгломерат тесно связанных между собой христианских земель в Европе того времени называли Заморьем[146].
Реакция исламского мира, разделенного между постепенно слабевшими халифами суннитского Багдада и шиитского Каира, была на удивление сдержанной. Лишь немногие проповедники призвали к джихаду и освобождению Иерусалима. Не выказали возмущения и могущественные тюркские эмиры, поглощенные собственными проблемами.
21 декабря брат Готфрида Балдуин, граф Эдесский, и белокурый Боэмунд Антиохийский прибыли в Иерусалим для празднования Рождества. Готфрид в это время был занят противостоянием с Церковью. Патриархом вместо впавшего в грех Арнульфа был избран папский легат (представитель) Дагоберт — высокомерный и самоуверенный уроженец Пизы. Намереваясь установить в Заморье теократическое правление и сосредоточить власть в своих руках, он заставил Готфрида уступить Церкви Иерусалим и Яффо. В июне 1100 года Готфрид, находившийся в это время в Яффо, тяжело заболел — по-видимому, тифом. Его перевезли в Иерусалим, где он и скончался 18 июля и через пять дней был погребен (как позднее и все его преемники) у подножия Голгофы в храме Гроба Господня.
Управление городом взял в свои руки Дагоберт. Однако рыцари Готфрида отказались покидать Цитадель и обратились за помощью к Балдуину — брату своего усопшего сеньора. Но граф Эдесский, отражавший в то время наступление сарацин в северной Сирии, получил послание только в конце августа. Второго октября Балдуин выступил на Иерусалим с двумя сотнями рыцарей и семьюстами пехотинцами. Путь до Святого города пришлось прокладывать мечом, в непрерывных стычках с мусульманами, устраивавшими засады чуть ли не на каждом шагу. Девятого ноября, потеряв больше половины своих людей, Балдуин наконец вступил в Иерусалим.
22. Рассвет Заморья1100–1131 гг.
Через два дня рыцари провозгласили Балдуина королем, и Дагоберт был вынужден признать это решение. Почти тотчас же новый король выступил в поход на Египет. По возвращении патриарх Дагоберт провел обряд коронации «короля латинян в Иерусалиме» в вифлеемской церкви Рождества Христова.
Первый король Иерусалимский был далеко не таким совершенным образцом благочестия, как его брат. Зато он оказался гораздо более способным правителем и был «весьма деятелен и усерден, когда того требовали общественные дела». Светлокожий, с орлиным носом, темными волосами и бородой, с выступавшей верхней губой и немного срезанным подбородком, Балдуин в детстве готовился уйти в монастырь и на всю жизнь сохранил задумчиво-созерцательный вид клирика, да к тому же всегда носил священническое облачение, «так что чужие, при важности его речи и обращения, принимали его скорее за епископа, чем за светское лицо». Он женился из соображений политического расчета, а корысти ради даже отважился стать двоеженцем, но у него не было детей и он, возможно, так и не вступил в плотские отношения ни с одной из своих жен. Однако, по словам Вильгельма Тирского, оставаясь «верным первородному греху и проклятию, был он, как говорят, весьма чувствен, хотя при этом так осторожен, что это никого не оскорбляло, ничьего не нарушало права, никому не причиняло насилия и, что редко случается в подобном деле, едва было известно немногим самым приближенным служителям». Кое-кто утверждал, что король Иерусалимский — содомит, однако детали его прегрешений так и остались тайной.
Его подлинной страстью была война — непрерывная и безжалостная. Балдуин не сомневался, что именно война и есть долг и прямая обязанность монарха. Каноник короля называл его «орудием своего народа и грозой своих врагов». Этот хитроумный воин, обладавший почти сверхчеловеческой энергией, посвятил себя делу защиты и расширения собственного королевства, периодически сражаясь с египтянами на подступах к Рамалле. Однажды сарацинам удалось нанести Балдуину поражение, но он верхом на своей верной Газале умчался к побережью, где его подобрал корабль английских пиратов, шедший в Яффо. Здесь Балдуин сошел на берег, собрал своих рыцарей и снова атаковал египтян. Войско короля было очень маленьким — вероятно, не более тысячи рыцарей и пяти тысяч пехотинцев. Поэтому он пополнял его наемниками из местного населения (среди которых, возможно, были и мусульмане), которые назывались туркополы. Гибкий дипломат, Балдуин удачно играл на соперничестве мусульманских вождей и заключал союзы с генуэзскими, венецианскими и английскими моряками, чтобы завоевать побережье Палестины от Акры до Бейрута.
В Иерусалиме Балдуину удалось в конце концов сместить слишком влиятельного Дагоберта с патриаршего престола, устранив, таким образом, своего главного конкурента во власти. Крестоносцы в свое время перерезали жителей Иерусалима, однако мусульманские святилища Аль-Кудса они предпочли не разрушать, а узурпировать — вероятно, потому, что считали их ветхозаветными святынями. Балдуин укрепил Цитадель, уже давно известную христианам под именем Башни Давида. Теперь там расположились дворец, сокровищница, темница и казармы гарнизона; арки, построенные здесь крестоносцами, можно увидеть и сегодня. Когда в 1110-м, а потом и в 1113 году городу снова угрожали египтяне, жителей призывал к оружию рев труб с Давидовой Башни. В 1104 году Балдуин превратил и мечеть аль-Аксу в королевский дворец.
Многие крестоносцы были убеждены, что Купол Скалы и аль-Акса были построены самим царем Соломоном или уж, на худой конец, Константином Великим. Впрочем, некоторым было известно наверняка, что оба этих сооружения — мусульманские. Над Куполом Скалы, переименованным в Templum Domini — Храм Господень, был водружен крест. Как и прочие завоеватели Иерусалима, крестоносцы использовали сполии — фрагменты более ранних сооружений — для возведения собственных монументов: Балдуин, например, разобрал кровлю своего дворца в аль-Аксе и пустил свинцовые листы на починку крыши храма Гроба Господня.
В 1110 году юный король Норвегии Сигурд, прошедший все Средиземноморье, истребляя по дороге неверных, высадился в Акре во главе флотилии из 60 кораблей. Это был первый европейский монарх, прибывший в качестве пилигрима в латинский Иерусалим. Балдуин лично сопровождал Сигурда в город, который норвежцы называли Йорсалаборг, по дорогам, выстланным коврами и усыпанным пальмовыми листьями. Король Иерусалимский предложил Сигурду щепку Животворящего Креста, если норвежский флот окажет помощь при штурме Сидона. В конце концов Сидон пал, а норвежцы провели в Иерусалиме всю зиму.
Балдуин успешно отразил вторжения атабеков — тюркских правителей Дамаска и Мосула: жизнь короля была сплошной, нескончаемой чередой войн, перемежавшихся лишь заключением хитроумных и коварных перемирий, на что Балдуин был большой мастер. Еще в самом начале крестового похода он взял в жены Арду — дочь армянского князя Тороса, союз с которым помог Балдуину покорить Эдессу и основать там собственное графство. Но в Иерусалиме армянская царевна перестала соответствовать статусу короля, и Балдуин заключил ее в монастырь Св. Анны к северу от Храмовой горы, не по-рыцарски обвинив в том, что она была соблазнена (или изнасилована) арабскими пиратами по дороге в Антиохию. Арда бежала в Константинополь, где предалась беспутным развлечениям, в свете которых версия о ее уступчивости представляется более достоверной, нежели версия об изнасиловании.
Балдуин тем временем начал переговоры о выгодной женитьбе на Аделаиде — богатой вдове нормандского графа Сицилии. Стороны договорились, что если в этом браке не будет детей — что представлялось весьма вероятным, поскольку Балдуин до сих пор оставался бездетным, а невеста была уже не слишком молода, — то сын Аделаиды, Рожер II, унаследует трон Иерусалима. По дороге в Святую землю флотилию Аделаиды атаковали пираты, но в конце концов ее корабли причалили в Акру, демонстрируя весь блеск нормандской Сицилии в стиле царицы Клеопатры: две галеры с пятью сотнями воинов на каждой и еще семь торговых кораблей, нагруженных драгоценностями и золотом. У собственной галеры Аделаиды были позолоченные мачты, нос и корма, охрану несли лучники-сарацины. Заморье еще не видывало ничего более блестящего, чем эта флотилия. По улицам, выстланным коврами и украшенным стягами, Балдуин проводил свою немолодую Клеопатру в Иерусалим. Однако ее высокомерие оказалось нестерпимым, ее женские чары — не такими уж действенными, а богатство, как выяснилось, было почти исчерпано. Аделаиде тоже совершенно не понравился провинциальный Иерусалим, и она скучала по роскоши своей столицы Палермо. А когда Балдуин серьезно заболел, то он, опасаясь, что болезнь послана ему за грех двоеженства, отослал королеву обратно на Сицилию. Одновременно он отозвал свое обещание, что сын Аделаиды со временем станет его наследником — и Рожер II на всю жизнь возненавидел Иерусалим и его народ.
Тем временем Балдуин нашел способ вновь заселить обезлюдевший Иерусалим. В 1115 году он предпринял поход за Иордан, воздвиг там несколько замков и призвал нищих сирийских и армянских христиан переселиться в его столицу. Современные палестинцы-христиане — потомки тех самых переселенцев.
Теперь крестоносцам Иерусалима предстояло решить стратегическую дилемму: куда же двигаться — на север, в Сирию и Ирак, или на юг — в постоянно досаждающий христианам египетский халифат? Балдуин и его преемники понимали, что для обеспечения безопасности королевства следует завоевать хотя бы одну из этих территорий: стратегический союз между Сирией и Египтом стал бы настоящим кошмаром. И вот в 1118 году Балдуин вторгся в Египет. Увы, во время рыбалки на Ниле он снова заболел, и обратно в Иерусалим короля уже несли на носилках. Но он больше не увидел своей столицы — он умер в пограничном городке Эль-Ариш, и память о нем сохраняется в названии озера Бардавиль. Он был одаренным авантюристом, сумевшим стать владыкой всего Леванта, и его, как ни удивительно, «оплакивали не только франки, но и сирийцы и даже сарацины».