фа.
Иерусалиму нужен был зрелый военачальник. Раймунд Триполитанский и другие бароны собрались в Наблусе и решили ни в коем случае не допустить возвращения к власти Ги де Лузиньяна. Однако иерусалимский престол по праву и закону принадлежал Сибилле, царствующей королеве, а презренный Ги был ее мужем. Сибилла настояла, чтобы патриарх Ираклий короновал ее, пообещав расторгнуть брак с Ги и избрать другого короля. Но уже во время коронации она потребовала, чтобы Ги был коронован вместе с ней. Сибилла переиграла всех, однако новая королевская чета не сумела угомонить ни Рено Каракского, ни магистра ордена тамплиеров — оба они последовательно провоцировали новую войну с Саладином. Несмотря не перемирие, Рено снова напал из засады на караван, вышедший в хадж из Дамаска, а кроме того, захватил в плен сестру Саладина, публично издевался над Мухаммедом и жестоко пытал своих пленников-мусульман. Саладин обратился за компенсацией к королю Ги, однако Рено отказался платить.
В мае в Галилею вторгся один из сыновей Саладина. С беззаветной отвагой тамплиеры и госпитальеры атаковали его, но были перебиты у источника Крессон, так что спастись удалось только магистру ордена тамплиеров и еще трем рыцарям. Эта катастрофа, однако, временно сплотила христиан.
27 июня 1187 года Саладин во главе 30-тысячного войска осадил Тивериаду, надеясь выманить франков и нанести им «мощный удар в ходе джихада». Король Ги собрал 12 тыс. рыцарей и 15 тыс. пехотинцев у Сефории в Галилее, однако на военном совете в красном королевском шатре ему пришлось выслушать кардинально противоположные мнения.
Раймунд Триполитанский настаивал на отступлении, несмотря на то, что среди осажденных в Тивериаде была и его собственная жена. Рено и магистр ордена тамплиеров в ответ назвали Раймунда предателем и потребовали немедленного сражения. В конце концов Ги заглотнул наживку. Он целый день вел войско через пышущие жаром холмы Галилеи, постоянно отбиваясь от мусульманских атак, пока наконец изнуренные зноем и страдающие от жажды воины не встали лагерем на вулканическом плато у подножия двух холмов, называемых Рогами Хаттина. Затем стали искать воду, но оказалось, что источник пересох. «Господь Вседержитель, — воскликнул Раймунд, — война окончена; мы — мертвецы; королевству конец!»
Когда субботним утром 4 июля крестоносцы проснулись, до них донеслись звуки молитв из вражеского лагеря у подножия плато. Летний зной уже палил нещадно. К тому же мусульмане подожгли кустарник, и вскоре все вокруг пылало.
26. Саладин1187–1189 гг.
Саладин не спал — всю ночь он готовился к битве, организуя свои основные силы и поддержку, выбирая позиции для двух крыльев своего войска. Он окружил франков. Султан Египта и Сирии был настроен решительно — он не собирался упускать удачу. Его многонациональная армия с отрядами курдов, арабов, турок, армян и суданцев являла собой зрелище завораживавшее, вызывавшее страх и трепет. Вот как описал ее секретарь султана Имад ад-Дин:
«Колышущийся океан фыркающих коней, щитов, копий и щетинящихся железными наконечниками пик; полумесяцев йеменских клинков, желтых стягов; знамен, алеющих, подобно цветкам ветрениц, кольчуг, мерцающих, как зеркала прудов на солнце; мечей, отполированных до белизны чистых ручьев; оперенных стрелами луков, будто птиц, и шлемов, сверкающих над стройными рядами боевых коней».
На рассвете Саладин, командовавший центром, начал атаку. Вместе с ним в бой шли его маленький сын Афдаль и телохранитель из преданных тюрок-мамлюков. На франков обрушился град стрел. Саладин повел всадников и конных лучников прямо на тяжеловооруженных рыцарей. Для Ги было важно любой ценой удержать живой щит пехоты вокруг конных рыцарей; Саладин старался любой ценой расколоть этот щит.
Епископ Акрский поднял перед королем Святой Крест. Воины Ги выстояли под первыми ударами неприятеля. Но уже вскоре мучимые жаждой франкские солдаты дрогнули и начали отходить вверх по склону холма, оставляя рыцарей без прикрытия. Те решили атаковать. Раймунд Триполитанский и Балиан Ибелинский галопом ринулись навстречу силам султана. Саладин приказал племяннику Таки аль-Дину, командовавшему правым флангом, разомкнуть ряды. Крестоносцы проскакали в гущу вражеских солдат, но тут ряды мусульман начали снова смыкаться, все плотнее сжимая кольцо. Лучники Саладина, в основном армяне, осыпали коней крестоносцев «тучами стрел, подобных саранче», в результате рыцари спешились и «из львов обратились в ежей». В этот нестерпимо жаркий день пешие рыцари в тяжелых латах, страдающие от жажды, обожженные адским пламенем горящего кустарника, не понимающие, кто ими командует, гибли один за другим, пытались бежать или сдавались в плен.
Король отступил к одному из Рогов и разбил там свой красный шатер. Рыцари окружили его, готовясь к последнему бою. «Когда франкский король отступил к вершине холма, — вспоминает сын Саладина Афдаль, — его рыцари предприняли отчаянную контратаку и отбросили мусульман обратно к моему отцу». На какой-то момент показалось, будто мужество франков угрожает самому Саладину. Афдаль заметил смятение отца: «Он изменился в лице и схватился за бороду, но затем бросился вперед с криком „Смерть неверным!“» Тогда мусульмане опять ударили и смяли христиан, которые вновь отступили вверх по склону. «Когда я увидел, что франки бегут, я воскликнул вне себя от радости: „Мы победили их!“» Но изнуренные жаждой христиане попытались пробиться еще раз и «опять отбросили наших людей туда, где стоял мой отец». Саладин собрал своих воинов, и те опрокинули людей Ги. «Мы победили их!» — снова воскликнул Афдаль. «Не кричи, — сказал ему отец, — они не разбиты, пока стоит этот шатер». И в этот момент Афдаль увидел, как шатер рухнул. Епископ Акрский был убит, Святой Крест захвачен мусульманами. Ги и его рыцари были настолько обессилены, что плашмя лежали в своих доспехах прямо на земле вокруг шатра. «Тогда отец мой спешился, — рассказывает Афдаль, — и упал ниц, благодаря Аллаха со слезами радости».
Саладин вершил суд под навесом перед своим великолепным шатром, который еще продолжали ставить, когда эмиры начали приводить пленных. Как только шатер был наконец установлен, он пригласил туда короля Иерусалимского и Рено Каракского. Ги настолько ослабел от жажды, что Саладин предложил ему чашу шербета, охлажденного льдом с горы Хермон. Король утолил жажду и передал чашу Рено, и тут Саладин сказал: «Это ты дал ему пить. Я не давал ему пить». Итак, Рено не была предложена защита, которой пользуется гость по обычаю арабского гостеприимства.
Затем Саладин вскочил в седло и отправился поздравить своих воинов и осмотреть поле боя и «павших, раздетых, рассеянных по полю, разорванных, расчлененных, разрубленных, с вытекшими глазами, вспоротыми животами, рассеченных напополам» — обычную мясорубку средневековой битвы. По возвращении султан снова призвал к себе Ги и Рено. Короля задержали в сенях шатра, а Рено провели внутрь. «Бог даровал мне победу над тобой, — сказал Саладин. — Часто ли тебе приходилось нарушать свои клятвы?» «Нарушать клятвы — в обычае принцев», — дерзко ответил Рено. Саладин предложил ему принять ислам, но Рено с негодованием отказался. Султан вскочил, выхватил свою кривую саблю и отсек ему руку у самого плеча. Стражники прикончили рыцаря. Обезглавленное тело протащили ногами вперед на глазах у Ги и выбросили из шатра.
Затем в шатер ввели короля Иерусалимского. «Не в обычае у царей убивать царей, — заметил Саладин. — Но этот человек перешел все границы дозволенного — вот почему он получил то, что получил».
Поутру Саладин выкупил у своих людей две сотни пленных тамплиеров и госпитальеров по 50 динаров за каждого. Христианским воинам было предложено обратиться в ислам, но лишь немногие согласились. Тогда Саладин спросил у суфийских мистиков и исламских ученых, не вызовется ли кто из них добровольцем, чтобы перебить рыцарей? Большинство просило о такой чести, но некоторые предпочли найти себе замену, чтобы не стать посмешищем в глазах воинов из-за своего неумения. Саладин со своего возвышения молча наблюдал за этой грязной, любительской резней, в которой гибли последние из тех, кто составлял мощь христианского Иерусалима. Тела убитых бросили на том месте, где они рухнули, и даже год спустя поле битвы «было покрыто костями».
Саладин отослал в Дамаск короля Иерусалимского, Святой Крест, подвешенный в перевернутом виде к пике, и пленных воинов, которых было так много, что, по свидетельству одного из слуг Саладина, «каждый человек тащил за собой на веревках от шатров по тридцать пленников». Франкские рабы стоили всего по три динара, а одного и вовсе уступили за башмак.
Султан тем временем развивал наступление, стремясь завоевать остатки Утремера. Он захватил прибрежные города Сидон, Яффо, Акру и Аскалон, и только в Тире его постигла неудача: отважный Конрад, маркиз Монферратский (его брат недолгое время был первым мужем Сибиллы), подоспел как раз вовремя, чтобы спасти эту ключевую крепость-порт. Тогда брат Саладина и его наместник в Египте, аль-Адиль ибн-Айюб, посоветовал султану поспешить к Иерусалиму. Аль-Адиль опасался, как бы случайная болезнь не свалила его брата, пока тот еще не успел захватить Святой город: «Если ты сегодня ночью умрешь от колики, Иерусалим останется в руках франков».
В воскресенье 20 сентября 1187 года Саладин осадил Иерусалим. Он разбил свой лагерь к западу от города, напротив Башни Давида, но потом передвинулся на северо-восток, к тому месту укреплений, которое когда-то штурмовал Готфрид.
Иерусалим был наводнен беженцами, но при этом в городе под началом патриарха и двух королев — Сибиллы и Марии, вдовы короля Амори, а ныне жены Балиана Ибелина, — оставалось всего двое рыцарей. Патриарх Ираклий едва нашел 50 человек для защиты стен. К счастью, как раз в этот момент сам Балиан прибыл в Иерусалим, чтобы спасти свою жену и детей. Он получил гарантии безопасности от Саладина, пообещав султану, что больше не возьмет в руки оружия. Однако горожане умоляли его принять на себя командование. Балиан не мог отказать им и, как один рыцарь другому, написал Саладину письмо, в котором просил у султана прощения. Саладин извинил вынужденное вероломство и даже предоставил эскорт для сопровождения Марии и детей Балиана прочь из города.